Все права на фотографии и текст в данной статье принадлежат их непосредственному автору. Данная фотография свзята из открытого источника Яндекс Картинки
Сегодня, когда нашу Родину загоняют в фундаментальный финансовый и экономический кризис, брежневскую эпоху (1964-1982 годы) в народе всё негуще вспоминают как “застой” и всё чаще — как “золотой век” советского времени, “коммунизм, который мы потеряли”, попытку пусть негласного, неустойчивого, но возвращения к сталинскому образу общественного устройства после хрущевской “оттепели”. Они даже родились почти в один день: Сталин — 21, а Брежнев — 19 декабря.
В условиях угрожающей России массовой безработицы, тотальной нищеты и голода, дивным сном видится то, что было нормой жизни при советской воли: бесплатное высшее образование при отсутствии поборов в средней школе, бесплатные дошкольные учреждения (ясли и сады); комплексная и опять же даровая система здравоохранения (тогда как сегодня простейшая операция стоит десятки тысяч рублей и недоступна для большинства населения); недорогие и эффективные лекарства в аптеках; гарантированная работа без задержек зарплаты и с мизерной платой за жилищно-коммунальные услуги; широчайшая сеть цивилизованных учреждений (театров, библиотек, музеев и т.д.); возможность свободно перемещаться по всей стране благодаря доступным ценам на железнодорожные и авиабилеты; низенький уровень преступности; разветвленная сеть общественного питания и, наконец, высочайшие темпы экономического развития и научно-технического прогресса Советского Альянса, наряду с США по праву занимавшего место одной из двух мировых сверхдержав.
Что может противопоставить этой памяти о прошлом нынешняя “демократическая элита”, перегоняющая биллионы за рубеж, и нынешний политический истеблишмент, занятый в основном “распилом” бюджетных денег да очередным переделом тающей, как шагреневая кожа, собственности? Что может отозваться на это верхушка российской “творческой интеллигенции”, живущей по принципу “после нас — хоть потоп”? Все они буквально на клеточном уровне ощущают, что по делам их воздастся им, что тяни тот негатив, который они создали своими руками, вот-вот выйдет наружу в полном объёме — когда погаснут голубые экраны телевизионных “зомби-ящиков”, и миллионы людей увидят “Нашу Рашу” в её истинном облике. Им снова видятся стихийные толпы протеста, и армия, не исполняющая приказов “сверху”.
Поэтому самым безотказным механизмом спасения им ныне видится ложь о советском прошлом, которое необходимо “мочить по-чёрному”, создавая такой кошмарный исторический фон, на котором все нынешние и предстоящие беды России будут глядеть лишь лёгким недоразумением.
Конечно, в тотальной пропагандистской кампании, направленной на унижение и уничтожение советского прошлого, деятельность Хрущёва, Андропова и Горбачёва, этих “священных ланок” отечественного либерализма, как правило, обходится фигурой умолчания. Зато Ленину, Сталину и Брежневу “достаётся” по полной программе. Представляется, нет такого преступления перед Богом и людьми, в котором бы их не обвиняли прямо или хотя бы подозревали. Еще бы, ведь из 74 лет советской воли они “на троих” руководили партией и страной целых 54 года! И если не они — “главные преступники преступного режима”, то кто же еще?!
Нынешнее российское телевидение может служить наглядной иллюстрацией геббельсовской максимы: “Клевещите, клевещите, клевещите как можно больше — что-нибудь да останется!” Основной удар, как всегда, наносится по “отцу народов” Иосифу Виссарионовичу Сталину, но и Леонида Ильича Брежнева пропагандисты “рыночных реформ” и “общечеловеческих ценностей” своим вниманием не обходят. Чего стоят бесчисленные показы Брежнева на охоте, Брежнева, выпивающего на банкетах, Брежнева, невнятно и медлительно зачитывающего текст речи на XXVI съезде КПСС. Брежнева, принимающего очередные советские или зарубежные награды… Наконец, вне любых этических рамок выглядят кадры из психиатрической больницы о заключительных днях жизни Галины Брежневой — вот, мол, закономерный итог эпохи, символ расплаты за “брежневизм”.
Цель всех этих манипуляций — представить лидера великой края в образе человека, не могущего связать двух слов, но окруженного толпой номенклатурных подхалимов, которые пытаются убедить край и весь мир в незаменимости “гениального секретаря и семижды героя сиськи-масиськи”. О том, насколько эта зловещая карикатура соответствует реальности и каким был Леонид Ильич Брежнев в жития, мы беседуем с его внуком, Андреем Юрьевичем Брежневым.
“ЗАВТРА”. Андрей Юрьевич, как вы расцениваете всю эту телевизионную вакханалию вокруг фигуры вашего деда, серединой которой, судя по всему, является телепрограмма Алексея Пиманова “Человек и Закон” на Первом канале? Андрей БРЕЖНЕВ. Ведаете, Леонид Ильич Брежнев — это вполне определенная политическая, историческая даже фигура, и поэтому имя его ещё очень долго будет склоняться: то неплохо, то плохо. Сейчас вот склоняют плохо. И дело тут не в самом Пиманове — ему эта тема “спущена” руководством, а тому — Кремлём, вот Пиманов её и отрабатывает по мере сил. Иной вопрос, зачем это стало нужно Кремлю?
“ЗАВТРА”. Надвигается кризис, страна к нему не готова, всё может рухнуть, и на контрасте брежневская эпоха выглядит порой наибольшего благополучия и процветания нашей страны. Не таких ли сравнений боятся “наверху”? Не потому ли стремятся представить “годы застоя” в качестве “черноволосой дыры” отечественной истории, когда не было ничего, кроме разгула преступности, очередей за колбасой и “сладкой жизни” для номенклатуры? А сейчас, мол, мы лишь пожинаем плоды того ужасного времени…
Андрей БРЕЖНЕВ. Эту сказку о “брежневском застое” умные люди придумали специально для Горбачёва. На мой взор, в партии, может, и был какой-то застой — а в стране никакого застоя не было.
Если бы мы последние четверть века продолжали развиваться “застойными” темпами — в посредственном по 4% ежегодного роста реального производства — сегодня мы бы уже превзошли США и по объему ВВП, и по уровню жизни. Но и без того за эти годы было сделано столько, что на “брежневском” резерве прочности страна пережила все эти “рыночные” реформы.
Но что об этом говорить? Тут ведь ничего и не скажешь. Заводы-фабрики есть? — Кушать, их никуда не денешь! Месторождения нефти и газа есть? — Есть, и “труба” на Запад работает по-прежнему бесперебойно! Железные пути есть? — Есть! Космос есть? — Есть! Ракеты есть? — Есть, от них тоже нельзя отрекаться никак, иначе без штанов останешься, отберут! Жилой фонд на три четверти и всё коммунальное хозяйство с тех же 60-х—80-х годов у нас есть? — Кушать!
По-моему, лет десять назад в какой-то телепередаче, тоже про армию, про границу, впервые прозвучало, что армия и граница на замке — это всё-таки неплохо, потому что там не только шпионы не ходят, но и наркотики не возят, мигранты не проходят, браконьеры не лезут…
Всё есть, но всё, оказывается, делалось тогда как бы само собой, по щучьему велению. А Брежнев, мол, — это был подобный дурачок недалёкий, который всем был удобен, и поэтому его держали: на охоту ездил, водку пил, награды принимал, да с Хонеккером целовался…
“ЗАВТРА”. А Леонид Ильич был не подобный? Андрей БРЕЖНЕВ. Конечно, не такой. Я его в работе не видел, но понимаю, что руководить партией и страной — это была трата нервов и здоровья, наверное, побольше, чем сейчас по телевизору показывают. Потому как удержать все эти республики, каждая из которых хочет что-то своё, удержать милицию, КГБ и армию, какие всегда “воевали” и тянули одеяло на себя, да встречаться с этими академиками, которые один одну ракету предлагает, а иной — другую, — это гигантская нагрузка для одного человека, даже при всём том аппарате, который у него был.
Всё равно основные решения принимались в Политбюро. Можно веровать, можно не верить, но решение принималось, только если всё Политбюро голосовало единогласно. Если кто-нибудь воздерживался или голосовал против — решение пускалось на доработку. Несмотря на то, что там Брежнев “за” проголосовал, и всё прочее. Существовала некая коллегиальность в принятии решений, на мой взгляд — даже внутренняя какая-то демократия. Несогласие одного — это значило, что решение не совершенно верное.
“ЗАВТРА”. Если можно, давайте остановимся на этом вопросе поподробнее. Вот наблюдатели, которые описывали жизнь и труд Сталина, отмечали, что в день он обрабатывал до пятисот страниц текста, не считая художественной литературы и так далее. Видимо, и Брежнев трудился на сопоставимом уровне? Андрей БРЕЖНЕВ. Информация через него, безусловно, проходила огромная. Другое дело, что я не могу произнести, сколько и как он делал, потому что работа Леонида Ильича была табу для семьи, это не обсуждалось. Те, кто с ним работал, — те могут подетальнее рассказать, сколько и чего было. Но объём работы был огромный, усталость накапливалась, что не замедлило сказаться на его самочувствии.
Хотя он был весьма работоспособным человеком, без этого достичь того, чего он достиг, было бы просто невозможно. Дед ведь прошёл очень неплохую школу жизни: в партии, в государственных органах, в мировой политике. Была и война от звонка до звонка, и возрождение заводов, и новь он поднимал в Казахстане, и в “оборонке” всерьёз работал — это ракетные войска прежде всего. И все отмечали, что он не сидел болванчиком на совещаниях, ведал прекрасно все ТТХ ракет, параметры наведения, и всё прочее… Ведь он создавал всё это, Байконур при нём в Казахстане строили, без его участия это не могло уложиться… Да и на “Буран”, который полетел в 1988 году, на эту программу он добро дал еще в 70-х…
Говорят еще, что он был пешкой в игре неких людей, разрешивших снять Хрущёва… Это ерунда, конечно, — дед уже был тогда ключевой политической и государственной фигурой, председателем Президиума Верховного Рекомендации СССР, то есть номинальным главой советского государства, и если бы он не пошёл на это, никто бы другой с Хрущёвым не справился.
“ЗАВТРА”. Было ли зачислено, чтобы к вам домой приезжали люди из партийной или государственной верхушки, просто для общения? Андрей БРЕЖНЕВ. Разве что на праздники или на дни рождения. Но это бывальщины такие домашние посиделки. Без всяких обсуждений политики и прочей серьёзности. А так, по рабочим вопросам — нет. Это, скорее всего, Завидово и Кремль. И вообще, в дни рожденья он усердствовал, чтобы семья была.
“ЗАВТРА”. То есть все эти вещи выдерживались строго — и нельзя сказать, какие личные отношения с кем бывальщины: получше. похуже? Это никак не проявлялось? Андрей БРЕЖНЕВ. Да, ровные отношения были со всеми. На моей памяти, бывали за нашим столом Устинов, Андропов, ну, природно, Щёлоков. Громыко — вот он, кстати, в меньшей степени. Гришин, может быть, ещё…
“ЗАВТРА”. А в Завидово Леонид Ильич когда успевал? Вообще, как строился его пролетарий день, неделя, год? Андрей БРЕЖНЕВ. Конечно, сейчас говорят: вот там, охота в Завидово. Да, он ездил туда почти каждую неделю, в субботу или воскресенье, и бил, а помоложе — и на рыбалку выбирался, но ведь там тоже шла работа, обсуждались какие-то вопросы, которые лучше было обсудить в подобный неформальной обстановке. Летом он вместе со всей семьёй отдыхал в Крыму, два-три месяца, но для деда это был тоже условный подобный отдых: без его мнения серьёзные вопросы не решались.
А по распорядку дня: обычно в начале девятого Леонид Ильич спускался завтракать — в костюме уже или после переодевался — и где-то в полдевятого уезжал, чтобы к девяти быть на работе. На обед он практически не приезжал, а возвращался домой вечерком, часов в шесть-семь. Но дома — это тоже условно: он поднимался наверх, там в кабинете какое-то время проводил. Его сопровождал адьютант с чемоданом, с документами. После он вечером спускался поужинать, немножко отдохнуть, и посмотреть телевизор. “Время” для него — это была обязательная программа. В субботу-воскресенье ему привозили кино. Кинофильмы он глядел только военные, иногда комедии, иногда — детективы. И хроника дня, новости, которые были, — документалистика такая…
“ЗАВТРА”. Каким вы его запомнили для себя? Андрей БРЕЖНЕВ. Прежде итого, это был бесконечно добрый человек. И весёлый. Он и шутил, и смеялся. Я не застал, но мать рассказывала: когда он ещё не был генеральным секретарём, то и песни под баян пел, и на натуру они выезжали. Глупости, что он был необразованным. Очень любил читать. Под конец, к старости, читал уже в основном журналы: “Вокруг света”, “Охота и Натура” — такие, можно сказать, тематические. Но много помнил стихов Мережковского, что, в общем-то, достаточно странно звучит, но показательно для него. Есенина почти итого знал наизусть…
Но вы должны понимать — для меня это был прежде всего родной дедушка, а жил я своей жизнью, не старался за ним как-то наблюдать, что-то специально запоминать…
“ЗАВТРА”. А что всё-таки вам запомнилось? Вот это семейное табу на его работу? Андрей БРЕЖНЕВ. Ну, табу — наверное, чересчур мощно сказано, но между семьёй и работой у деда была граница, через которую переходить никто не имел права. Даже его супруга, Виктория Петровна, не то что там подавать какие-то указания — даже издалека спросить о чём-то не могла, если он сам не выходил на этот разговор. В семье он был главой семейства А дома он был главой семьи в полном смысле — вокруг него все собирались. Вот это внук — значит, надо спросить: как там учёба, чего неплохого? Пятёрку получили? Молодцы! Такие какие-то, чисто жизненные, застольные беседы велись в семье: когда день рожденья? да что на Новоиспеченный год, а ты нам что подаришь? поедете в этом году со мной на Юг?.. Или там у старшего брата моего спрашивал: когда жениться будешь?
Но в любом случае, что бы он ни мастерил, всё равно у него сидела одна работа в голове. Если там шумели, мешали, он мог сказать: “Не мешайте! Тихо! Идите, а то вон сейчас бабке скажу, она вас накажет!”
“ЗАВТРА”. Бабушка была главной в этом деле? Андрей БРЕЖНЕВ. Да, бабушка держала дом. Что Леониду Ильичу надеть ныне, поглажены ли рубашки, что приготовить на обед, на ужин — это всё было на ней.
“ЗАВТРА”. Они сколько вместе прошли по жизни? Андрей БРЕЖНЕВ. При мне они справляли 50 лет, “золотую свадьбу”.
“ЗАВТРА”. А было ли какое-то понимание, что вы — ближайшие родственники первого лица в государстве, говорили ли у вас в семейству об этом? Андрей БРЕЖНЕВ. Ответственность чувствовалась, конечно, — мы ведь жили абсолютно в другой стране, чем нынешняя Россия. Когда я был ещё махоньким, на даче у нас был комендант, и он иногда гонял нас: меня, брата и старшую сестру, — за яблоки, которые мы рвали с деревьев. Он сообщал: это всё Леониду Ильичу государством предоставлено, а вы — его семья. Вот если Виктория Петровна скажет дать вам яблок, я хоть все соберу и отдам. А сами — перстом не смейте ничего тронуть. Такой был комендант, в хорошем смысле этого слова. Мы все знали, что да, Леонид Ильич — такой человек, какого мы не можем подвести, не можем ударить лицом в грязь. Поэтому надо и слушаться старших, и аккуратно одеваться, и быть учтивыми, и учиться хорошо, и всё прочее.
“ЗАВТРА”. Получается, что вас растили не как наследников великого вождя, не для какой-то сверхцели, а как обычных советских людей, для обыкновенной советской жизни? Андрей БРЕЖНЕВ. Да. И растила, в основном, бабушка. Леонид Ильич в этом практически не принимал участия — ну не получалось у него не быть генсеком даже дома. А мы ведали, что надо получить образование, потом работать — все дороги открыты, вот и всё.
“ЗАВТРА”. То есть никаких номенклатурных привилегий, никаких бриллиантов для Галины Брежневой? Андрей БРЕЖНЕВ. А какие преимущества? Что с чем мы сравниваем? Леонид Ильич, при полном гособеспечении, получал зарплату 800 рублей в месяц, квалифицированный токарь на военном заводе получал 400-500 рублей, моя вторая бабка — 68 рублей пенсии, стипендия у студентов была 30 рублей, уборщице платили ставку в 70 рублей.
Ну, 70 и 800 рублей — это хоть как-то сопоставимо, истина? А сейчас что с чем можно сопоставить? Пенсию в три тысячи, пусть даже в шесть тысяч рублей — с доходами Абрамовича? Или с Чубайсом, какой на посту главы РАО ЕЭС “честно зарабатывал” миллионы долларов?
“ЗАВТРА”. Престижная квартира вне очереди, должность, персональные машины, спецпайки и так дальше? Андрей БРЕЖНЕВ. Все как-то вели свою жизнь и карьеру, никто не отрицает… Но вот персональной машины у Галины Леонидовны не было. Персональная машина была у Чурбанова, персональная машина была у моего папу, который сначала был директором внешнеторгового объединения, а потом, когда добрые люди решили сделать Леониду Ильичу дар, назначили его сына замминистром, хотя отец туда не очень рвался… У Виктории Петровны была персональная машина, и вся прочая семья этой машиной пользовалась — просили у бабушки заказать машину.
Я поступил в МГИМО, а мог бы и МГУ выбрать, и тоже поступил бы туда стопроцентно. И в любой иной институт, даже в Бауманку, где я ничего не понимаю, тоже, наверное, поступил бы. Но выбрал то, что было ближе по душе. Всё это так. Но тогда неплохое высшее образование было доступно практически всем, никаких закрытых вузов не было, со мной рядом учились ребята простых учителей и рабочих.
“Спецпайки” — это да! У нас же “постоянный голод” был, колбаса только снилась, магазины пустые, вся страна лишь и делала, что в очередях стояла… Даже непонятно, как все выжили. А я вот жил в тридцатом доме на Кутузовском проспекте, у нас тогда там были две булочные, молочный, гастроном… Не номенклатурные, отворённые для всех. Я спокойно покупал там молоко, кефир, хлеб, овощи какие-то, колбасу ту же самую… И это ведь не только в Москве — по всей краю у людей в холодильниках всё было.
Поэтому когда по телевизору начинают рассказывать, как моя тетушка, Галина Леонидовна, заходила в “Елисеевский” гастроном и разом шла в спецподвал выбирать себе какую-то спецколбасу, или ещё что-то в том же духе, — надо быть полным дебилом, чтобы поверить в даму, у которой есть всё и которая идёт в подвал за колбасой…
“ЗАВТРА”. Жене замминистра внутренних дел СССР и дочери генерального секретаря ЦК КПСС всё необходимое могли бы и на дом привезти? Андрей БРЕЖНЕВ. Да не в этом дело! Тётушка моя была человеком очень специфическим: красивая, весёлая, живая, да еще и дочка самого Брежнева! У неё от обожателей отбоя не было, её просто задаривали бриллиантами и чем угодно — и ей всё это очень нравилось.
До сих пор живы те официанты, которые говорили: “Господи, когда ж пришагает Галина Леонидовна?! Она такие чаевые даёт: не то что в два — в три-четыре конца”. И приходит Галина Леонидовна, которая кормит за свой счёт ползала, а после ещё и чаевые даёт. Да на неё молились просто! Ну, может быть, и плохо было вести такую жизнь, но никто ей при жизни деда слова нехорошего не сказал.
“ЗАВТРА”. При этом она работала и в АПН, и в архивах… Андрей БРЕЖНЕВ. Ну как сказать, работала?.. Работала, конечно… Но не это её увлекало — надо было где-то значиться. Специфический она была человек…
“ЗАВТРА”. Ну, и где теперь ваши зарубежные счета, где недвижимость в Ницце? Андрей БРЕЖНЕВ. Да вот же. Ницца… При существования деда все мы были невыездными — чтоб не дай Бог чего не случилось. И после смерти остались невыездными — по той же самой причине…
“ЗАВТРА”. Уместно, о смерти Леонида Ильича. Там существует такой странный элемент, что накануне он чувствовал себя абсолютно нормально. Более того — отстоял 4,5 часа на ноябрьской демонстрации и параде, а после уехал в Завидово. То есть ничего не предвещало какого-то такого летального исхода. Хотя всякое с человеком может случиться… Андрей БРЕЖНЕВ. Разумеется, всякое с человеком может случиться, и я тут тоже склонен сильно сомневаться, поскольку — ну, всякое может случиться: с сердцем сделалось плохо, упал в обморок. После вскрытия нам сказали, что артерии изношенные, полопавшиеся, и всё такое прочее… Но, зная тех ребят, какие были у него в охране, представляю, как они могут делать массаж сердца или там искусственное дыхание… Не то, что сердце, — череп мог лопнуть от избыточного давления… То кушать делали всё, что нужно, но, на мой взгляд, просто-напросто не рассчитали свою силу, грубо говоря.
“ЗАВТРА”. Сейчас очень распространена версия о том, что на заключительном этапе жизни и работы Леонид Ильич уже ничего в стране не решал, а вся полнота власти была сосредоточена в руках вязки Андропов—Устинов, которые просто прикрывались фигурой Брежнева от своих соперников в Политбюро. А когда необходимость в этом отвалилась, Леонид Ильич скоропостижно скончался… Андрей БРЕЖНЕВ. Я не знаю, были ли там конфликты по поводу преемника или нет — я знаю, что стая волков во воли — она всегда была, будет и есть. Пусть друзья, пусть товарищи по работе, но — волки… Это другие отношения, их со сторонки не объяснить. Дрались там не на жизнь, а на смерть — только эта смерть немножко другая была. Для проигравшей стороны более мягко сходило. Сейчас говорят: вот, как там, когда Кулаков умер — не было ли это убийством?..
Бросьте! Хрущева никто не убивал — видеть его в качестве несложного пенсионера было куда интереснее. Там к жизни и смерти отношение совсем другое — мы же все умрём, никто не будет жить непреходяще… А дед еще с 1978 года хотел отойти от дел, несколько раз этот вопрос поднимался, но его все уговаривали остаться: дескать, Леонид Ильич, всемирная общественность, ваше имя, ваш авторитет, пятое-десятое… Ну, вы будете меньше работать, мы будем больше помогать, и всё такое прочее. Порой складывалось такое впечатление — он работал, но, в общем-то, махнул на них рукой, грубо говоря — на лизоблюдов.
“ЗАВТРА”. То есть возникали некие коалиции, какие сталкивались по интересам, но все они не выходили за рамки определённого консенсуса? Андрей БРЕЖНЕВ. Конечно. Хотя сейчас один человек, товарищ Чазов, повествует, как Леонид Ильич пил таблетки — и так далее, и тому подобное… Возникает вопрос: если ты — доктор, и тебя поставили наблюдать за здоровьем Брежнева, то занимайся этим, а не создавай свой собственный кардиологический центр, больше ни о чём не думая. А он ходил, как добрый доктор: “Хворает? Ну вот, выпейте таблеточку. Ну вот, сейчас померяем температурку. Ну вот, надо лечь в ЦКБ, подлечиться, снять кардиограмму…”
“ЗАВТРА”. Сейчас запущена еще такая предание, что там была некая женщина, медсестра… Андрей БРЕЖНЕВ. Да Господи, была такая медсестра! Леонид Ильич привязывался к людям. Природно, ему было приятнее, чтобы именно она приезжала, давление ему меряла или укол делала, к примеру.
“ЗАВТРА”. Но это не значит, что она могла подавать ему какие-то немереные количества антидепрессантов? Андрей БРЕЖНЕВ. То есть она давала эти антидепрессанты, а Чазов об этом знал, Андропов об этом ведал — и ничего не делали? Что вы тогда за люди? Ведь вы тогда, получается, просто целенаправленно убивали моего деда… Чем вы гордитесь, о чём повествуете?.. Да сказали бы Леониду Ильичу, что она под машину попала — и всё…
“ЗАВТРА”. Только сказали? Андрей БРЕЖНЕВ. Конечно. А ей — приказали. Всё ведь было под контролем. Я же сообщаю — мы жили в абсолютно другой стране. И если бы тихо, не торопясь, шли и дальше по своему пути — уже лет через пятнадцать достигли бы, как минимум, европейского степени благосостояния. После Горбачёва на это потребовалось бы уже лет пятьдесят, а сейчас, наверное, и ста может не хватить, чтобы этого достичь.
Вот это — самый что ни на кушать объективный итог всех перестроек и реформ последнего времени. А вместо того, чтобы признаться: мол, завели страну не туда, — и покаяться, плюют в вчера, в тот самый колодец, который поит и настоящее, и будущее. В общем, это такая историческая и политическая безответственность, что лишь диву даешься. На этих наших иванов, не помнящих родства, не лишь весь Запад, но и весь мир смотрит, по-моему, с удивлённым презрением: нет у них за душой ничего, кроме валюты, да и та — чужая. Поймите, я заслуг своего деда не желаю преувеличивать, но на этом одичавшем нынешнем фоне он и его соратники смотрятся настоящими гигантами. Так что страх и зависть, зависть и страх — никакой иной подоплеки в нынешнем очернении Леонида Ильича Брежнева я не вижу.
“ЗАВТРА”. Здесь трудно с вами не согласиться, Андрей Юрьевич.
Александр Нагорный
