Мужественные строки из дневника потерянного изыскателя помогли построить железную дорогу Абакан-Тайшет Три крохотных таежных станции на 600-километровой ветке Абакан – Тайшет. В их наименованиях – имена изыкателей железной дороги, погибших в 1942 году на реке Казыр. Кошурниково, Стофато, Журавлев…
Станции поделены небольшими по здешним меркам расстояниями. Словно прижались друг к другу.

Песня на рельсах

Помню, как впервые проехал тут. Пассажиры в большом волнении приникли к окнам, наиболее чувствительные хватались за валидол. Это когда поезд, замедляя ход, въезжал на “Чертов мост”. Вышина виадука 65 метров, протяженность около полукилометра. А перед станцией Кошурниково, в динамике раздалась песня с навсегда врезавшимся в память рефреном:

Три имени, как будто три салюта
Взметнулись у истоков городов.
Три имени в пути в одно сольются:
Кошурников, Стофато, Журавлев…

Лепешки бабки Лычагиной

Осенью 1942 года им было поручено разведать трассу будущей железной дороги Абакан – Нижнеудинск. В экспедиции трое – 37-летний глава Александр Кошурников и два молодых инженера-техника Алексей Журавлев и Костя Стофато. К этому моменту выпускник Томского политехнического института Кошурников уже поучаствовал в проектировании двадцати железнодорожных объектов, немало раз приглашался на оседлую, перспективную работу в проектный институт и главк.

Все приглашения однажды обрубил телеграммой с трассы: “Повторяю. Не желаю в психиатричку. Кошурников. Точка.”.

Им предстояло пройти совершенно неизведанным путем. Те карты, что раздобыли, были сняты на места еще в 1909 году. В пояснительной записке к смете Кошурников отметил: “Немногочисленные экспедиции, которые проходили Центральные Саяны, вечно сопровождались человеческими жертвами – в порогах, при сплаве на плотах, при переправах через реки, в горных обвалах и лавинах”.

В ночь перед выходом они стали у бабушки Лычагиной; я встречался с ней в начале 1980-х годов. Она хорошо помнила всех троих. И то, что, местные аборигены, отговаривали их от этого маршрута. И то, что в путь им напекла лепешек.

Экспедиция выходила в самое неподходящее время: река вот-вот начнет вставать, покроется льдом. Изыскатели соглашались. Но у них не было выбора. Пора военное, трасса стратегическая. Максимум к 25 октября они должны были выйти на погранзаставу в низовьях Казыра. Но не вышли и к 1 ноября.

Всходил в небо самолет, кружили по тайге поисковые экспедиции. Из столицы примчался отец Кошурникова, признанный профессор в строительстве железных путей, обещал отдать все свои деньги, лишь бы нашли сына. А через год, рыбак Иннокентий Степанов, поднимаясь по боковой протоке Казыра, увидит занесенные песком останки человека…

35 страниц подвига

Последствию не пришлось долго распутывать детали трагедии. Все рассказал дневник Александра Кошурникова. Тридцать пять страничек, исписанных требовательным почерком.

25 сентября.

Больше недели просидел в Нижнеудинске. Настроение вообще скверное, основная причина – волокита с пропуском Стофато (въезд в зона горной Тофаларии был строго по пропускам. Тофалария граничила с Тувой, которая официально стала частью России лишь в 1944 году – Н.С.). Из-за нее может оборваться поездка по Казыру. Очень плохо, что время идет, и наступают холода. По замерзающей реке не поеду – слишком большой риск. Написал об этом супругу – она-то будет рада…

3 октября.

С нашим продвижением дальше, дело осложняется, нет проводника, а без него я на оленях ехать не хватаюсь. Оленей дают, а вот проводника нет. Дело плохо, для поездки имеем весьма ограниченное снаряжение. Продовольствие: сухарей 30 кг, хлеба 20кг. Крупы перловой 5 кг, масла 2 кг. Чаю 100гр. Спичек 50 коробок, мыла 0,5 кг. Имею ружье 12 калибра, при нем патронташ заряженный. Нет палатки, не дали в Новосибирске, спальные мешки не хватаю сам – громоздко.

4 октября.

Вчера договорился с проводником, берется проводить Холмоев Александр Иванович. Старик 57 лет… Подогнули 9 оленей и упряжек с ним. Завтра выезжаем.

Спустя неделю они пришли в долину Казыра и увидели совершено гиблый лес. Ягеля – основного корма для оленей в нем не было вовсе. Провожатый наотрез отказался идти дальше и повернул с оленями назад. Они стали рубить плот из сухостойных пихт. Вскоре его разметало в пороге. Валили второй, третий, четвертый…
Уму непостижимо, но они все же прошли 180 километров по клокочущей и на глазах замерзавшей реке. Через пороги Щеки, Саянский, Китатский, сквозь последний Базыбайский. Скрупулезно выполняя муторную, ежечасную работу изыскателей. Будущая трасса отражена в профессиональных ремарках Кошурникова: “террасы, каменные отложения, левый берег Казыра спокойнее для трассирования… Бачуринская шивера – легкий порог, проходимый в любую воду на плотах и на лодках. Идти нужно под правым берегом, там ровный слив без камней… От речки Воскресенки до Верхнего Китата выходят обнажения коренных пород-граниты, серпентины, порфириты и базальты, осадочных нет…”.

Изыскатель выполнял собственный долг, уже неумолимо осознавая: пятьдесят километров до ближайшего жилья и погранзаставы им не пройти.

31 октября. Суббота.

Ночуем на пикете 1516. Дело нехорошо, очень плохо, даже скверно, можно сказать. Продовольствие кончилось, осталось мяса каких-то два жалких кусочка, сварить два раза и все. Шагать нельзя. По бурелому, по колоднику, без дороги и при наличии слоя снега в 70-80 см, да вдобавок еще мокрого идти, безумие. Единственный выход – плыть по реке от перехвата, пока еще не застыла совсем. Так вчера и сделали. Прошли пешком от Базыбая три километра, потом сделали плот и проплыли сегодня на нем до пикета 1520. Тут на перехвате, по колено забило снегом, и плот пришлось бросить. Это уже пятый наш плот! Завтра будем делать новый.

Какая-то попросту насмешка – осталось до жилья всего 52 км. И настолько они непреодолимы, что не исключена возможность, что совсем не выйдем. Заметно слабеем. Это выражается в чрезмерной сонливости. Стоит лишь остановиться и сесть, как сейчас же начинаешь засыпать. От небольшого усилия кружится голова. К тому же совершено мокрые уже трое суток. Просушиться нет никакакой возможности. Сейчас строчу, руку жжет от костра до волдырей. Но самое страшное наступит тогда, когда мы не в состоянии будем заготовить себе дров.

1 ноября. Воскресенье.
Перетащили лагерь к месту постройки плота на пикет 1512, против впадения реки Базыбай. Все ослабли настолько, что за день не смогли сделать плот. Я совершенно не работал. Утром не мог встать, тошнило, кружилась голова. Встал в 12 часов и к двум дошел до товарищей. (впоследствии восстановили это дистанция по пикетам, 400 метров – Н.С.) заготовили лес на плот и таскали его к реке. Заготовили на ночь дров – вот и вся работа двух человек за день. Я расчистил в снегу пункт под лагерь, площадь 18 квадратных метров и поставил балаган – тоже все, что сделал за день.

Все погорели. Буквально нет и одной несоженной платья, и все равно мокрые до нитки. Снег не перестает, идет все время, однако тепло, летит мокрый, садится, на него упадает новый и таким образом поддерживается ровный слой сантиметров 80 мокрого тяжелого снега.

У всех опухли лики, руки и главное, ноги. Я с громадным трудом надел сапоги и решил их больше не снимать, так как еще раз мне их уже не надеть.

3 ноября. Вторник.

“Строчу, вероятно, последний раз. Замерзаю. Вчера 2.11 произошла катастрофа. Погибли Костя и Алеша. Плот задернуло под лед, и Костя разом ушел вместе с плотом. Алеша выскочил на лед и полз метров 25 по льду с водой. К берегу добиться помог я ему, но на берег вытащить не мог, так он и закоченел наполовину в воде. Я иду пешочком, очень тяжело. Голодный, мокрый, без огня и без пищи. Вероятно, сегодня замерзну.

Дорогу построил сын

Ну, вот и всё.

Нет, не всё. Изучив в том числе дневник Кошурникова, в 1958 году было разрешено отказаться от слишком труднодоступного направления на Нижнеудинск и строить железную дорогу Абакан-Тайшет через Саянские хребты. Вышло постановление правительства, 35 тысяч охотников с комсомольскими путевками устремились на трассу.

В 1965 году дорога была введена в эксплуатацию. В ее строительстве принял участие Володя Стофато, сын Кости.