 |
| Эскиз палат Щербакова. |
Если вы съезжаете с Третьего перстни на Бакунинскую улицу, то вам обязательно бросится в глаза красивый дом с разноцветными шашечками крыши, одиноко стоящий на месте некогда шумной улицы. Но даже в таком одиночестве чувствуется его неординарность и почти позабытая монументальность строителей прошлого.
А ведь и этого дома, и Лефортовского парка, и всего дворцового ансамбля могло бы уже и не быть, если бы летом 1986 года на защиту дома не поднялись местные жители и неравнодушные москвичи из разных уголков города. Это был первый случай обороны, когда защитить наше наследство удалось. Собственно, из этой истории родился и современный Архнадзор, бдительный следящий за архитекторами и строителями сегодня.
Конечно, дома спасали и ранее. Жители столицы любят свой город и стараются сделать все, чтобы он не потерял свой истинный облик. Так было вечно. Просто, к сожалению, разные поколения жителей не всегда знают о том, что сделали их предшественники. Наверное, эти истории еще ждут собирателя, какой нанижет их на одну ниточку повествования и издаст книгу. И будьте уверены, ее обязательно заметят и зачитают до дыр.
Защитники палат
Но вернемся к дому, с какого начался наш рассказ. В июле 1986 года автор этих строк вместе с однокурсниками проходил студенческую практику в Государственном Историческом музее. И вот на третий или четвертый день наш одногруппник, ныне заместитель основного редактора журнала «Фома» Володя Гурболиков вдруг сказал:
«Ребята, а поехали вместе со мной на Бакунинскую, там сейчас здешние жители спасают дом восемнадцатого века, который хотят разрушить, а параллельно проводят раскопки». Там много всего увлекательного уже нашли. Честно говоря, раскопки в этом предложении сыграли решающее значение. Какой будущий археолог откажется от подобного предложения? И мы поехали на «Бауманскую», спасать дом.
Никто и предположить не мог, что вся эта история сделается поворотной в судьбе многих участников тех событий. Там мы нашли друзей, создали свою молодежную организацию, а многие даже отыщи жен и мужей и навсегда связали жизнь с архитектурой, историей Москвы, археологией. Но это уже совсем другая история. Там шли настоящие бои. Подростки совместно с нами раскапывали культурный слой (полтора метра) второго этажа. Дом пережил пожар 1812 года, но то, что сгорело, попросту засыпали слоем земли.
И кроме нас после нашествия Наполеона в доме никто не копался. Все, что было найдено, после стало экспонатами районного музея, судьба которого после долгих мытарств весьма плачевна. Сейчас большинство экспонатов, какие потом приносили и местные жители, хранится в подвалах местной школы. Дело в том, что державшие оборону жители объединились в эколого-культурное союз «Слобода».
Мы спасали другие дома, проводили раскопки, водили экскурсии, занимались реставрацией, проводили встречи в ЦДХ на Кузнецком мосту и выставки в районной управе. Но после у «Слободы» не стало помещения. Там сейчас находится клуб «Швайн». А в прошлом году неожиданно помер главный хранитель музея художник Григорий Стриженов. Жаль, если музей никогда не возродится…
Снос остановил здешний житель, актер Николай Малинкин. Он и сегодня остается таким же неугомонным и веселым. Организатором пикета стал инспектор Общества охраны монументов, студент Кирилл Парфенов.
Реставрационные исследования под стрелой экскаватора возглавил архитектор Олег Журин, ученик Петра Барановского, грядущий автор воссоздания Казанского собора и Воскресенских ворот на Красной площади. Официально фиксация памятника перед сносом была возложена молодому архитектору Алексею Мусатову, который остался в пикете, когда срок “перемирия” истек.
Там же появлялся и ныне популярный москвовед Рустам Рахматуллин, лауреат «Большой книги». Затем в пикет влились студенты журфака, приведенные Константином Михайловым — первым ведущим известинской рубрики “Осмотрительно, Москва!”.
Одним из самых ярких персонажей стал токарь с «Калибра» Михаил Бакшевский. Он готов был поддержать всем и всегда, да и руки у Миши золотые. А еще подтянулись школьники, один из них – ныне известный архитектор Георгий Евдокимов, а Маша Пастухова – интеллектуал, игрок «Что? Где? Когда». Ну и мы, студенты истфака, доля из которых потом стала первыми советскими анархо-синдикалистами, тоже влились в стройные ряды защитников.
Пикет на Бакунинской сделался самой мощной акцией защитников московской старины с 1972 года, когда отстаивали Белые и Красные палаты на Пречистенке. Аналогов нет и ныне.
В 86-м случилось невероятное. На нашу сторону встал даже сын прораба, которому поручили снос дома. И ночью засыпал сахарный песок в бензобак бульдозера, оттянув крушение. Потом появилась груша и начала долбить по стенам умирающего дома.
А мы заперлись внутри и продолжали раскопки. До строителей дошло, что дело пахнет статьей уголовного кодекса. А затем приехал секретарь МГК КПСС Борис Ельцин и застопорил стройку. Так Лефортовский тоннель появился на много лет позже. А палаты Щербакова остались целы. Но у нас не было сил и средств на восстановление. И их под собственный дом приемов купил Инкомбанк. Говорят, что и в доме стали бывать не только дамы высшего света, но и дорогостоящие девочки для эскорта.
Но дому было не привыкать. До революции в доме на первом этаже разместился дешевый трактир для самых низов общества. В советское время там располагалась пивная с автоматами. Ее студенты Бауманки прозвали «мутный глаз». А с иной стороны работал магазин «Колбасы». Сегодня дом закрыт для всех. По некоторым данным, он принадлежит Роскосмосу. И как им распорядятся – малопонятно. Хотя охранный статус он получил уже давно. Любуемся снаружи.
История палат
Небольшой двухэтажный дом на углу Бакунинской улицы (дом №24) и Гаврикова переулка связывал бывшую Покровскую улицы и торговые ряды, стоявшие в Гавриковом переулке. Они были продолжением Немецкого рынка. Построены торговые линии в Гавриковом переулке по проекту сына Владимира Даля, архитектора Льва Даля.
В 70-х годах XVIII-го века московский торговец второй гильдии Данила Никитич Щербаков купил у села Покровского участок земли на выгодно расположенном месте — неподалеку от базара. В 1773 году Щербаков выстроил на нем каменный дом с лавками и, возможно, трактиром (архитектором строения стал вологодский мастер Петр Бортников).
Пункт было выбрано правильно, и дела у купца шли хорошо. Что было для тех времен не редкостью, но делом дорогим – дом был освещен и хорошо приметен даже вечером, когда вся округа погружалась во тьму, а через тракт бегали от пролетавших телег уезжавших с рынка торговцев гуси да куры, каких держали местные жители.
При реставрации были обнаружены заделанные в пилястрах крюки для фонарей. Были в доме и другие секреты, какие мы обнаружили во время раскопок. Так, в подвале была небольшая ниша для вин и продуктов. Многие бутылки девятнадцатого века сохранились до наших дней и бывальщины найдены нами во время раскопок.
А соседняя более крупная ниша хранила еще больший секрет. Из нее шел подземный ход, какой стараниями копавших котлован строителей был через несколько метров засыпан. Но по нашим предположениям он шел к аптеке Феррейна, располагавшейся визави. Ее, к сожалению, снесли в 1986 году на наших глазах. Сил защитников старой Москвы не хватило на все остальные дома. Так погибли и палаты 17 столетия, располагавшиеся на Ирининской (ныне улице Энгельса).
Экскаватор несколько дней пытался разрушить старинные своды подвала. Но они бывальщины так добротно сделаны, что это удалось только после нескольких десятков попыток. Нам же оставалось только собирать осколки удивительных по красивости печных изразцов, резных кирпичей с клеймами и печатями мастеров, кованные предметы домашнего быта. Несмотря на несколько столетий, все это сохранилось и вылезло наружу во пора большой стройки.
Здание палат Щербакова удачно сочетает в себе черты елизаветинского барокко и зарождающегося в то время классицизма. Особую ценность дому придает целиком сохранившаяся первоначальная планировка, что является большой редкостью.
Сохранилась и характерная для зданий конца XVII века глаголеобразная конфигурация дома, и белокаменные подвалы, и сводчатые помещения на обоих этажах.
Дела «Слободы»
Спасли заброшенный памятник – деревянную дачу на улице Шумкина, 16. На Кузнецком Мосту отстояли подземные останки моста от разрушения коллектором. Проникли на территорию завода, где находился предположительно дом Анны Монс, но завод, увы, победил, хотя дом цел (о его истории декламируйте на нашем сайте в ближайшее время). Создали народный музей «Зрелище Москвы».
Архитектор палат Щербакова
Бортников Петр Трофимович (???? – 1791 гг) – русский зодчий, работал в Москве в должности “архитектуры I класса помощника”, составлял проекты перепланировки и застройки некоторых частей города после пожара (зоны Тверской улицы, Таганки, Кожевников), а в 1781 г. находился на службе в Каменном приказе. Затем стал губернским архитектором Вологды.
Из книжки «Очерки Москвы» Дмитрия Покровского о палатах Щербакова:
«Ныне весь он занят серым трактиром для низших классов народонаселения, и едва ли кому из пьющих в его грязных залах водку или чай может прийти в голову, что дом этот видел лучшие дни и что в конце минувшего столетия тогдашний его владелец, купец Щербаков, квартировавший в верхнем этаже, удостоился однажды принимать у себя императора Павла Петровича со свитою, потчевать чем Бог послал, беседовать с ним целый вечер и даже предложить ему ночлег в лучшей горнице своего скромного помещения, а на утро получить из его собственных рук его портрет, осыпанный бриллиантами».
Автор книжки «много раз сиживал на том самом диване, который служил ложем императору, видел портрет, им подаренный и врезанный в спинку дивана среди инкрустаций из алого дерева, которыми она оканчивалась».
«Однажды государь, в бытность свою в Москве, изволил проехать по Покровке в Измайлово, почему все народонаселение ее и высыпало на улицу, чтобы не прозевать обратного его проезда и проводить его обычными приветствиями. Стройка на Покровке той эпохи была прескверная и в обе сторонки от Гаврикова на далекое пространство представляла два ряда неказистых деревянных домишек и избушек, среди которых прочно построенный небольшой каменный домик Щербакова высился наподобие великолепного дворца.
Как по справке очутилось, еще едучи в Измайлово, государь обратил на него внимание; на обратном же пути приказал экипажу остановиться против него и разузнать, кому он принадлежит. Умный, смелый и бойкий Щербаков, находившийся тут же в толпе, заявил свои права собственности на дом и по желанию государя был представлен ему.
Император, сформулировав ему удовольствие за то, что он выстроил дом не деревянный, а каменный, вдруг спросил у него: «А нельзя ли мне у тебя отдохнуть?» Щербаков, разумеется, выразил всю полноту счастия, какое он испытывает, удостаиваясь принять у себя такого гостя. Император вышел из экипажа, и с кой-какими из своей свиты вошел во двор и затем в дом, где уже успела собраться для его встречи вся семья с самим Щербаковым во главе, державшим в дланях хлеб-соль.
Императору такая встреча, столь быстро организованная, видимо, очень понравилась. Он обошелся со всеми милостиво и огласил, что хочет быть запросто, требуя, чтоб и с ним все были тоже запросто. Позавтракав чем Бог послал, но очень вкусно и сытно, он разговорился с Щербаковым самым задушевным манером и, видимо, довольный его беседой, выразил желание остаться у него ночевать.
Изумленные хозяева, ног под собою не слыша от радости, и от испуга, и от боязни, как бы чем не потревожить и не прогневать нежданного державного гостя, задумались над проблемой, где же его положить, — и не нашли ничего лучше, как на широком мягком диване, стоявшем в главной комнате.
Государь против того ничего не возразил. Наутро, прощаясь с блаженными хозяевами, он поблагодарил их за гостеприимство и радушное угощение и, вручив Щербакову свой портрет, выразил желание, чтобы он всегда помещался в спинке дивана». Данила Никитич ничего не менял в этой горнице, где почивал государь, тоже завещал и своему сыну Якову Федоровичу Щербакову, который был владельцем дома более 50-ти лет.
После кончины Якова Федоровича, дом перешел к его вдове Евфимии Тиховне, урожденной Тюляевой, дожившей до глубокой старости, умершей в 1860-х годах. Заключительными владельцами дома до революции были купцы братья Сергей и Иван Смирновы. Они владели домами и меблированными комнатами, им относилось несколько домов в ближайшей окрестности.
Покровка и Покровская
Две улицы в Москве, продолжавшие одна другую, носили почти равные названия – Покровка и Покровская, что служило причиной многих недоразумений. Первая улица начиналась у одноименных ворот Белого города, шла до Земляного вала и именовалась по церкви Покрова, а вторая – от перекрестка с Немецкой улицей до реки Яузы.
Покровская улица (переименованная в 1918 году в Бакунинскую) была незамощенной размашистой дорогой от города к подгородному селу Рубцово (или Рыбцово), где любили отдыхать летом члены царской семьи. Здесь у них были деревянные хоромы, окруженные многочисленными постройками, медоставы, пивоварни, огороды и плодовые сады, естественно, липовая баня.
По переписным книжкам XVI в. селом владел Протасий Васильевич Юрьев, троюродный брат патриарха Филарета, потом боярин Никита Романович Захарьин, брат первой супруга царя Ивана Грозного; позднее оно перешло к «великой старице» Марфе, бывшей до насильственного пострижения супругом Федора Никитича, сына боярина Никиты Романовича, ставшего патриархом Филаретом.
После постройки в селе церкви Покрова в начине XVII века оно стало называться Покровским. Село любил царь Михаил Федорович и, как говорят, жил здесь первое пора после избрания на царский трон.
