В предыдущих материалах[1] мы детально рассмотрели, как Николай II и его генералы 27 и 28 февраля интенсивно готовились задушить военными методами революцию в Петрограде. Ставка верховного главнокомандования, начав запоздалым вечером 27 февраля, к концу 28 февраля усиленными темпами формировала военный кулак в составе трёх бригад. Эта карательная мочь включала в себя 11 полков, 2 артиллерийские батареи, одну пулемётную команду Кольта, 2 радиостанции и имела в резерве две кавалерийские дивизии. Возглавлял карательную группу генерал Иванов, какой передвигался по железной дороге в отдельном составе и в качестве личной охраны имел батальон георгиевских кавалеров и пулемётную команду Кольта. Генерал Иванов был назначен командующим Петроградского военного округа с чрезмерными полномочиями.

Несмотря на все эти внушительные приготовления 1 марта 1917 года карательные начинания Ставки и Николая II потерпели крах. Монархисты целы в объяснении этого провала: Николай II, движимый гуманными соображениями, сам остановил карательные войска. Примитивный эпигон заговорщицкой теории Николай Старцев старательно записывает (бумага же терпит), что царь остановил георгиевских кавалеров, «чтобы избежать кровопролития»[2]. Более подготовленные фальсификаторы признают, что «водворять распорядок» Николай II послал куда более значительное количество войск, чем батальон кавалеров. Так, доктор «православных исторических наук» Пётр Мультатули сообщает о 50-тысячном карательном контингенте, который «Богопомазанный Царь» остановил, поскольку не был «кровавым диктатором», «способным проливать кровь людей “яко воду”»[3]. Но очевидно, что «Богопомазанный Царь», какого терзают приступы гуманизма и любви к своему народу, не будет снимать с фронта 11 полков только лишь для того, чтобы их вернуть назад. Ясно, что гуманизм здесь не причём, а есть иные причины, побудившие остановить карательную операцию. В этом материале мы и разберём вина провала подавления восставшего Петрограда.

Плохие новости для карателей

1 марта ещё продолжал раскручиваться маховик карательной операции, и Ставка содержала руку на пульсе этого процесса. В 01-20 ночи с Западного фронта в Ставку была направлена телеграмма о том, что радиостанция №217 погружена и пускается по маршруту, радиостанция №218 будет погружена утром 1 марта[4]. К 01-40 ночи командующий Юго-Западного фронта генерал Брусилов определился с долями, которые будут участвовать в подавлении революции. К отправке с фронта были приготовлены: Преображенский, 4-ый стрелковый, 3-ий стрелковый полк и батарея гвардейской стрелковой артиллерийской бригады. Доля войск была готова к отправке 2 марта, остальные должны были быть готовы 3 марта. Генерал запрашивал Ставку о нужды отдельного уведомления о погрузке войск в эшелоны[5]. К 9 утра 1 марта первые части карательных войск, снятые с фронта, бывальщины уже на пути к Петрограду: два эшелона с 67-ым полком уже высадились на станции Александровская, семь эшелонов прошли Двинск и находились в Пскове, эшелоны с двумя эскадронами 15-го Татарского полка тоже минули Двинск[6].

Но в 2 часа ночи в Ставку пришла тревожная новость из Москвы – командующий Московским военным округом генерал Мрозовский прислал депешу о начале революции в первопрестольной:

«Сообщаю, что население Москвы, вследствие петроградских событий и отсутствия сведений, крайне возбуждено, газеты сегодняшнего вышли. 27 февраля распорядок не был нарушен. К 12 часам дня 28 февраля почти все заводы бастовали. Рабочие прекращали работу и обезоруживали одиночных городовых, собирались гурьбы с красными флагами, но рассеивались полицией и казаками. Толпа в несколько тысяч собралась у городской думы, но без активных действий. Одна гурьба ворвалась в Спасские казармы, но была вытеснена. Гражданская власть на некоторых площадях передала охранения порядка военным волям. Считаю необходимым немедленное правительственное сообщение о петроградских событиях. Получаю просьбы о сведениях. Дальнейшее умолчание угрожает эксцессами. Мрозовский»[7].

К крышке 28 февраля генерал Мрозовский, вероятно, уже не полностью владел обстановкой в Москве, поскольку преуменьшает масштабы разразившейся революции. Политика информационной изоляции Москвы, какую предприняли царские власти, потерпела провал. Москва через железнодорожное сообщение и телефонную связь узнала о разгроме самодержавия в Петрограде. В свою очередность, рабочие массы о революции в Питере узнали от московской организации большевиков[8]. Генерал Мрозовский правильно отметил, что Москву обняла всеобщая забастовка и рабочие вышли на улицу, но он явно лукавил, говоря о «рассеивании» рабочих демонстраций полицией и казаками. Со сторонки полиции было предпринято несколько попыток препятствовать шествиям, но они все потерпели крах. Казаки вообще благоразумно воздержались от схватки с рабочими. Но главное в московских событиях, как верно отметил советский историк И.И. Минц, было то, что ни одна воинская часть, ни одно подразделение не оказало поддержки царским властям и не применило оружие против демонстрантов[9]. Можно с уверенностью констатировать, что «толпа в несколько тысяч человек» у городской думы не разгонялась не из-за того, что не предпринимала «деятельных действий», а в силу отсутствия у царизма реальных сил разогнать эту «толпу». К тому же в городской думе к этому моменту уже существовал Преходящий революционный комитет, создание которого инициировали меньшевики – они, как и в Петрограде приложили максимум усилий для того, чтобы навязать себя пролетарию классу. В течение 28 февраля комитет усиленно пополнялся представителями рабочих от различных заводов и «многотысячная толпа» служила для выборных от заводов вполне реальным и утилитарным основанием для существования. Ситуацию со Спасскими казармами командующий Московским округом тоже доложил лукаво: «толпа» не была «вытеснена» из казарм, а визави, сумела присоединить к себе 300 солдат 192-го пехотного запасного полка и спокойно покинуть казармы. Основная масса боец в этот день, 28 февраля, осталась нейтральной и присоединилась к революции на следующий день[10].

Тем не менее, даже этих неполных этих о революции в Москве хватило, чтобы Ставка начала спешно пересматривать свои шансы на успех подавления революции. Если до известия о революции в Москве Ставка и Западный фронт обсуждали депеши, исходящие из революционного Петрограда, и решали, как на них реагировать[11], то «разговор» по юзу, который состоялся между Ставкой и Западным фронтом в 11 часов утра, носил совершенно другой характер. Главнокомандующий Западным фронтом генерал Эверт хотел было с генералом Лукомским вновь обсудить ситуацию с депешами Родзянко, но генерал Ставки сообщил, что в Москве и Кронштадте начались «беспорядки» и что в связи с этими событиями начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал Алексеев подготовил депешу для царя. В этой телеграмме Алексеев просит Николая II «об издании акта, который мог бы успокоить население», т.е. просит Николая II разрешить «ответственное министерство». Депеша пока не отправлена, поскольку нет связи с царём[12].

О событиях в Кронштадте Ставка узнала из телеграммы командующего Балтийским флотом вице-адмирала Непенина:

«Сообщаю для доклада государю императору, что мною получены вытекающие телеграммы председателя Государственной Думы Родзянко. Эту переписку сообщил для сведения соседям по фронту, генералам Гулевичу и Рузскому, это же мною оглашено начальникам отдельных частей и приказано прочесть командам. Считаю, что только таким прямым и правдивым путем я могу сохранить в подчиненье и боевой готовности вверенные мне части. Считаю себя обязанным доложить его величеству мое искреннее убеждение в необходимости пойти навстречу Государственной Думе, без чего немыслимо сохранить в дальнейшем не лишь боевую готовность, но и повиновение частей. О размере беспорядков в Кронштадте не имею донесений с четырех часов утра. В Ревеле забастовали без предъявления каких-либо заявкӗ судостроительные мастерские Северо-Западного общества. В Гельсингфорсе была прекращена выпечка хлеба торговцами — заставил печь. В остальном пока нормальное течение существования и полный порядок. Все на своих местах. 236/оп. 10 час. 1 марта сего года. Непенин»[13].

Судя по дате отправления, Ставка получила депешу не ранее 10 часов утра 1 марта. В ней, как мы видим, адмирал Непенин сообщает о невозможности держать личный состав Балтийского флота в информационной изоляции и доносит о том, что принял решение ознакомить судовые команды о революционных событиях в Петрограде. Попутно адмирал обращается к царю с политической мольбой о разрешении формирования «ответственного министерства». В той обстановке, в которой оказался Балтийский флот и его главные города к 1 марта, решение дать дозированную информацию о революции в Петрограде было запоздавшим. К этому поре в Кронштадте к бастовавшим рабочим уже присоединились восставшие воинские части и судовые команды моряков[14]. Уже был убит матросами ненавистный Кронштадтский губернатор адмирал Вирен, а также начальство штаба Кронштадтского порта контр-адмирал Бутаков, командир 1-го Балтийского флотского экипажа генерал-майор Стронский, начальник Школы юнг капитан 1 ранга Степанов и ещё возле 26 офицеров. Кроме того, аресту было подвергнуто свыше 100 морских офицеров[15]. В Ревеле, где базировалась 1-я бригада линейных кораблей и бригады подводных ладей Балтийского флота, забастовали рабочие судостроительного завода[16]. Забастовка взволновала матросские массы – их настрой был настолько революционен, что контр-адмиралы Вердеревский и Пилкин признали Думу и поспешили разрешить выборы судовых комитетов[17]. В самой основной базе Балтийского флота – в Гельсингфорсе – адмирал Непенин, понимая всю напряжённость обстановки и чувствуя надвигающуюся угрозу революционного взрыва, объезжал крупные корабли, на каких выступал с краткими сообщениями о происходивших событиях в столице[18]. Что Непенин рассказывал матросам можно себе представить, ознакомившись с его депешей, которую он распорядился зачитать в командах судов:

«Предписываю объявить командам: последние дни в Петрограде произошла забастовка и беспорядки на грунту недостатка пищи и подозрения некоторых лиц в измене, чем могло быть нарушено доведение войны до победы. Произошли перемены в составе Рекомендации Министров, который принимает меры к прекращению беспорядков и подвозу необходимых продуктов. Объявляю об этом командам, чтобы они разузнали об этом от меня, а не из посторонних рук. Требую полного усиления боевой готовности, ибо возможно, что неприятель, получив преувеличенные сведения о непорядках, попытается тем или иным путем воспользоваться положением»[19].

Адмирал Непенин умолчал о том, что рабочие и солдаты вооружённым путём свергли царское правительство и создали собственный орган власти – Советы рабочих и солдатских депутатов; о том, что царская власть была разгромлена и никакого буржуазного «Совета Министров» ещё не было. Вместо этого Непенин грубо извратил действительность, представив революцию в виде уже «прекращаемых» продовольственных беспорядков. Наворачивая одну неправда на другую, Непенин обманывал своих матросов стараясь дезориентировать их, сбить их революционный порыв, преследуя цель – оставить матросскую массу в подчинении офицерам и в цельном в сфере влияния командования флота. Такие «игры» командующего Балтийским флотом кончились для него плачевно – 4 марта в Гельсингфорсе случилось восстание, в ходе которого вице-адмирал Непенин был убит своими матросами.

Но вернёмся к Ставке. Получив тревожные вести из Кронштадта и Москвы, генерал Алексеев предпринимал неоднократные попытки снестись с Царским Селом, рассчитывая, что Николай II находится уже там. Попытки предпринимались в 10-20, в 10-30, в 11-30, но все оказались безуспешными: Ставку с Царским Селом не связывали[20]. Наконец, окольными путями Ставка в 13-10 дня 1 марта направляет телеграмму в Царское Село для Николая II:

«…Беспорядки в Москве, без всякого сомнения, перекинутся в иные большие центры России, и будет окончательно расстроено и без того неудовлетворительное функционирование железных дорог. А так как армия почти ничего не имеет в своих базисных лавках и живет только подвозом, то нарушение правильного функционирования тыла будет для армии гибельно, в ней начнется голод и возможны непорядки. Революция в России, — а последняя неминуема, раз начнутся беспорядки в тылу, — знаменует собой позорное окончание войны со всеми тяжкими для России последствиями. Армия слишком тесно связана с жизнью тыла, и с уверенностью можно сказать, что волнения в тылу потребуют таковые же в армии. Требовать от армии, чтобы она спокойно сражалась, когда в тылу идет революция, невозможно. Нынешний молодой состав армии и офицерский состав, в окружению которого громадный процент призванных из запаса и произведенных в офицеры из высших учебных заведений, не дает никаких оснований находить, что армия не будет реагировать на то, что будет происходить в России. Мой верноподданнический долг и долг присяги обязывает меня все это доложить вашему императорскому величеству. Пока не поздно, необходимо немедля принять меры к успокоению населения и восстановить нормальную жизнь в столице. Подавление беспорядков силою при нынешних условиях [выделено – И.Я.] опасно и повергнет Россию и армию к гибели. Пока Государственная Дума старается водворить возможный порядок, но если от вашего императорского величества не последует акта, содействующего общему успокоению, власть завтра же перейдет в руки крайних элементов, и Россия переживет все ужасы революции. Умоляю ваше величество, ради спасения России и династии, поставить во главе правительства лик, которому бы верила Россия, и поручить ему образовать кабинет. В настоящую минуту это единственное спасение. Медлить невозможно, и необходимо это прочертить безотлагательно. Докладывающие вашему величеству противное бессознательно и преступно ведут Россию к погибели и позору и создают опасность для династии вашего императорского величества. Генерал-адъютант Алексеев»[21].

Вслед за этой телеграммой, в 13-17 дня, Ставка сообщила генералу Брусилову о том, что погрузка войск Юго-Западного фронта, предназначенных для подавления Петрограда должна завязаться только после особого уведомления[22].

Изменение тактики

С этого момента Ставка верховного главнокомандования меняет отношение к революции, переходя от карательных методов к политическим, «умиротворяющим». В Ставку ещё продолжают приходить депеши о перемещениях в сторону Петрограда снятых с фронта войск: в 14-50 Западный фронт доложил о движении 7 эшелонов и подготовке к отправке ещё 8 эшелонов[23]; в 15-30 Нордовый фронт доложил, что из-за прерванного железнодорожного сообщения батальон Выборгской крепостной артиллерии не сможет быть доставлен в Петроград[24]; в 18-30 Ставка предписывает Нордовому фронту отправить батальон Выборгской крепостной артиллерии походным порядком, усилив его частями 106 пехотной дивизии[25]; с 20 до 20-30 по ровному проводу Северный фронт доложил Ставке о дислокации фронтовых частей[26]; от 1 марта (без указания времени) имеется рапорт начальника военных извещений театра военных действий генерала Тихменева генерал-квартирмейстеру Ставки генералу Лукомскому о полной дислокации эшелонов с карательными фронтовыми долями[27].

Несмотря на то, что в Ставке уже не видели возможности военными мерами подавить революцию, генерал Алексеев не отдавал распоряжений об остановке эшелонов и возврате их на фронт, поскольку не мыслил себе нарушения субординации. Не в мочах отменить мобилизацию фронтовых частей, Ставка просто не форсирует мобилизацию карательных войск. К тому же, Ставку сильно тревожила потеря связи с литерными поездами и она настойчиво пыталась её восстановить. Наконец, в 15-50 в Ставку приходит сообщение, что литерный «А» находится на станции Дно[28]. Соображая, что литерные поезда двигаются в Псков – в штаб Северного фронта, генерал Алексеев немедленно направил в Псков для царя депешу, которую он ранее высылал ему же, но только в Царское Село[29].

Между тем в Ставку продолжали поступать новости одна тревожнее иной. Генерал Мрозовский в 15-15 дня прислал сообщение из Москвы:

«Несколько тысяч артиллеристов 1-й запасной бригады на Ходынке захватили орудия и сараи с вооружением для формирований, доля коего передана революционерам. Громадное число учреждений, требующих охраны, большие толпы забастовщиков, большие расстояния и недостача надежных войск препятствуют обезоружить бунтующих. Число воинских чинов, переходящих к революционерам, все увеличивается. Благоволите уведомить о получении этой депеши. 8196. Мрозовский.»[30].

А уже через 55 минут, т.е. в 16-10, Ставка приняла от Мрозовского весьма лаконичную и красноречивую депешу:

«В Москве целая революция. Воинские части переходят на сторону революционеров. 8197. Мрозовский.»[31].

В 17-19 вечера морской министр Григорович передал в Ставку извещение коменданта крепости Кронштадт вице-адмирала Куроша:

«Вечером [т.е. 28 февраля – прим. И.Я.] начались беспорядки в некоторых сухопутных долях и береговых командах флота. Части ходят по улицам с музыкой. Принимать меры к усмирению с тем составом, который имеется в гарнизоне, не нахожу вероятным, так как не могу ручаться ни за одну часть. [№] 220. Комендант крепости вице-адмирал Курош»[32].

В 17-53 Ставка получает депешу от командующего Балтийским флотом адмирала Непенина:

«С 4 часов утра 1 марта перебито сообщение с Кронштадтом каким-либо путём. Главный командир порта убит, офицеры арестованы. В Кронштадте анархия, и станция службы связи взята мятежниками»[33].

В 18-00 Северный фронт передал следующую информацию в Ставку:

«По имеющимся сведениям, стрельба на улицах Петрограда не прекращается, Извещения по городу небезопасны. Николаевский вокзал сильно пострадал. По улицам бродят нижние чины. Гарнизоны Петрограда, Ораниенбаума, Стрельно перемещены в Петроград, обязанности коего исполняет Ген[ерального] шт[аба] полковник Энгельгардт. Железные дороги действуют правильно, сокращены только отдельный местные поезда. Болдырев»[34].

На фоне сообщений о восстаниях и «беспорядках» информация командующего Кавказкой армией «великого» князя Николая Николаевича о том, что на Кавказе армии спокойны[35] выглядит светлым пятном. Но «пятном», не влияющим на общую остановку расширяющейся революции. Для Ставки в этот этап стало очевидным не только образование нескольких крупнейших революционных очагов, не только стремительность этих образований, но и то, что фронты с их бесчисленными тыловыми гарнизонами не имели никаких возможностей не только покарать революционный Петроград, но даже приблизиться к нему. Царские поезда не смогли приблизиться к Царскому Селу, несмотря на то, что на всех станциях следования литерных поездов были воинские и жандармские подразделения, предназначенные для обеспечения порядка на станциях, а станции управлялись начальниками верными царю. И тем не менее, эти возможности не помогли взять под контроль даже такие небольшие станции, как Тосно и Любань. Ещё Ставка могла в целой мере убедиться в том, что прибывавшие с фронта карательные войска не были настроены приводить в чувство взбунтовавшиеся гарнизоны. Так, начальник военных извещений Северного фронта докладывал своему коллеге из Ставки, что взбунтовавшийся гарнизон станции Луга заблокировал эшелон (вероятно с 68-м Бородинским пехотным полком) на входных стрелках и не позволил ему проехать дальней[36]. Никаких действий по разблокированию железной дороги и наведению «порядка» на станции фронтовыми частями произведено не было. Немало того, революционный лужский гарнизон окружил остановленный эшелон, в котором находился батальон и пулемётная команда. Второй эшелон был в 10 километрах от станции Луги, а третий вместе с командиром полковником Фёдоровым на станции Серебрянка. Бессильный, что-либо предпринять полковник доносил об этом в штаб Северного фронта[36а]. Приняв телеграмму полковника Фёдорова, командование Северным фронтом осталось пассивным, поскольку не смогло изыскать сил для подавления бунты на станции Луга, а ведь от Пскова до Луги менее 140 километров.

Видя разворачивающуюся вширь революцию и беспомощность командования армии перед ней, наштаверх (т.е. начальство штаба Верховного главнокомандующего) генерал Алексеев предпринимает все усилия для того, чтобы донести эти изменившиеся обстоятельства до Николая II. Вдогонку за телеграммой о восстании в Кронштадте и революции в Москве, Ставка в 16-59 часов посылает в Псков информацию для царя:

«П е р в о е. В Кронштадте беспорядки. Доли ходят по улицам с музыкой. Вице-адмирал Курош доносит, что принять меры к усмирению с тем составом, который имеется в гарнизоне, он не находит вероятным, так как не может ручаться ни за одну часть. В т о р о е. Генерал Мрозовский сообщает, что Москва охвачена восстанием и войска переходят на сторону мятежников. Т р е т ь е. Адмирал Непенин доказывает, что он не признал возможным протестовать против призыва Временного Комитета Государственной Думы, и, таким образом, Балтийский флот признал Временный Комитет. Сведения, узники в телеграмме 1833, получены из Петрограда из различных источников и считаются достоверными. Если будет хоть малейшее сомнение, что литерные поезда могут не дойти до Пскова, надлежит зачислить все меры для доставления доклада по принадлежности, послав хотя бы экстренным поездом с надежным офицером и командой нижних чинов для исправления линии, если бы это имело место. Генерал Алексеев нездоров и прилег отдохнуть, почему я и подписываю эту телеграмму. 1 марта 1917 г. 1848. Лукомский.»[37].

Утилитарны одновременно с этой телеграммой, в 17-00, Ставка уже по прямому проводу повторила настоятельную просьбу к главнокомандующему Северным фронтом генералу Рузскому донести все депеши Ставки царю. Ставка просила главкосева (т.е. главнокомандующего армиями Северного фронта) Рузского сообщить царю, что к содержанию депеши присоединился и «великий» князь Сергей Михайлович[38].

В 17-53 из Ставки для царя вновь отправляют две телеграммы о Кронштадте и Балтийском флоте, какие мы ранее уже приводили[39].

Пока царь оставался без связи, пробираясь на своих поездах сквозь охваченную революцией железную путь, наштаверх Алексеев реагировал на меняющуюся ситуацию. Ещё ранним утром (в 5-51 и в 6 часов утра) Ставка получила телеграммы от Родзянко о «переходе» воли к Временному комитету[40] и воззвание к армии и флоту о сохранении спокойствия и продолжении войны[41]. К середине дня генерал Алексеев решается отреагировать на них и в 14-30 отравляет разносную телеграмму Родзянке. В ней наштаверх с первых строк заявил, что «военные чины и армия в массе свято исполняют долг перед царем и отечеством̆». Затем он отругал Родзянко за его телеграммы командующим фронтами и по железной дороге, которые вносят беспокойство и нервозность в армии и не считаются с армейской иерархией. Алексеев расценил действия по препятствию проезда литерных поездов в Царское Село и перерыву связи Ставки с Царским Селом как недопустимые. Наштаверх, наивно предполагая, что Родзянко и Преходящий комитет думы управляют ситуацией, просил пропустить литерные поезда в Царское Село и восстановить связь с Царским Селом. Генерал Алексеев настаивал на том, чтобы все взаимоотношения с подчиненными Ставке чинами и долями производить только через саму Ставку, в противном случае, Алексеев пригрозил Родзянке разрывом всех сношений с «центральными управлениями»[42].

Затем, не дождавшись связи с Николаем II, Ставка с 18 часов основы рассылать всем командующим фронтами телеграмму о ситуации в Москве:

«В Москве полное восстание, и войска переходят на сторону сторонников Преходящего Комитета Государственной Думы, сформированного с Родзянко во главе для замены упраздненного правительства. В /Кронштадте восстание, и Балтийский флот, с согласия командующего флотом перешел на сторонку Временного Комитета. Решение адмирала Непенина вызвано стремлением спасти флот. Генерал-адъютант Алексеев телеграфировал государю, упрашивая издать акт, способный успокоить население и прекратить революцию. Генерал Алексеев докладывает, что спасение России и возможность продолжать войну будет достигнуто лишь тогда, когда во главе правительства будет стоять человек, который будет пользоваться доверием населения и который образует соответствующий кабинет. Его величество ещё не пришёл в Царское Село, и поезд находится близ станции Дно. 1 марта 1917 года. 1854/718. Клембовский.»[43].

Главнокомандующий Нордовым фронтом генерал Рузский также старался реагировать на революционные события. В 15-30 он обратился к командующим армий своего фронта. Начав с того, что «беспокойства в Петрограде приняли настолько серьёзный̆ характер, что для установления порядка в столице образовался Временный̆ Комитет Государственной̆ Думы», генерал Рузский предупредил командиров фронта о нужды быть готовым к удару противника, который, возможно, попытается воспользоваться «беспорядками» в тылу фронта. Кроме того, главкосев наказал своим подчиненным укреплять дисциплину и спокойствие в окопах и в тылу[44]. А в 17-37 главкосев Рузский обратился к Родзянко, как к главе «Комитета», с просьбой содействовать скорейшему восстановлению «распорядка» в столице[45].

Главнокомандующий Юго-Западным фронтом в этот напряжённый период времени тоже не остался в стороне от бурных событий. Видимо, чувствуя влияние поступающих телеграмм Ставки о совершившихся восстаниях в Петрограде, Москве, Кронштадте и Балтийском флоте, генерал Брусилов в 19-00 устремил телеграмму непосредственно в Псков для самого Николая II. В своей телеграмме главкоюз (т.е. главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта) Брусилов, показав на то обстоятельство, что во время войны «вести междоусобную брань совершенно немыслимо», просил царя «…признать совершившийся факт и миролюбиво и быстро закончить страшное положение дела»[46]. Собственно, генерал Брусилов, как и 27 февраля при ответе на телеграмму Родзянки, вновь отворено продемонстрировал свою политическую позицию самому императору.

Иную позицию занимал главкозап (т.е. главнокомандующий армиями Западного фронта) генерал Эверт. Он и его начальство штаба генерал Квецинский с самого утра 1 марта донимали Ставку, выясняя и рассчитывая, как им безопаснее для себя реагировать на стремительно меняющуюся революционную обстановку. Не получив к вечеру однозначных директив, в 19-43 командование Западного фронта сетовало на распространяющиеся слухи, сведения, «агентские телеграммы» и при этом упрекало Ставку, что исходящая от неё информация «разумеется, для нас освещает положение вопроса, но не решает его». Исполняя поручение Эверта, генерал Квецинский вновь запрашивал Ставку: где находится царь? где есть генерал Иванов? и где отправленные ему эшелоны с войсками? Кроме того, главкозап Эверт очень хотел бы от Ставки «получить вероятно скорее определенное решение». Из Ставки ответили, что телеграмму о действиях сейчас получите, царь в Пскове, а генерал Иванов в трёх пролетах от Царского Села. Отправленные эшелоны с войсками «проходят свободно»[47].

Продолжение следует…

Иван Якутов

ПРИМЕЧАНИЯ:

[1] – Николай II и генералы 27 февраля 1917 года (см.: https://beskomm.livejournal.com/152598.html //https://beskomm.livejournal.com/153073.html). Николай II и генералы 28 февраля 1917 года (см.: https://beskomm.livejournal.com/161773.html //https://beskomm.livejournal.com/163265.html).

[2] – Н. Старцев. 1917. Разгадка «русской» революции, стр. 57.

[3] – В. Кузнечевский, П. Мультатули. Пьяные дни Февраля/http://www.stoletie.ru/territoriya_istorii/pjanyje_dni_fevrala_2011-02-25.htm

[4] – Алый архив. Том 2(21). 1927, стр. 38// Ставка и революция. Штаб верховного главнокомандующего и революционные события 1917 – начала 1918 года. По документам Российского государственного военно-исторического архива: Сборник документов: В 2 т. Том 1, стр. 182.

[5] – Алый архив. Том 2(21). 1927, стр. 49-50.

[6] – Ставка и революция. Штаб верховного главнокомандующего и революционные события 1917 – начала 1918 года. По документам Российского государственного военно-исторического архива: Сборник документов: В 2 т. Том 1, стр. 193.

[7] – там же, стр. 184.

[8] – И.И. Минц. История Великого Октября. Т.1. Свержение самодержавия, стр. 539-540.

[9] – там же, стр. 545.

[10] – там же, стр. 548.

[11] – Алый архив. Том 2(21). 1927, стр. 32-34.

[12] – там же, стр. 36-37.

[13] – там же, стр. 43-44.

[14] – Д.А. Бажанов. Балтийский флот в дни Февральской революции/Февральская революция 1917 года: проблемы истории и историографии: сб. докл. международной науч. конф., стр. 183-184//Д.Н. Кондаков. Твердыня революции/В огне революционных боев, стр. 330-331.

[15] – Д.А. Бажанов. Балтийский флот в дни Февральской революции/Февральская революция 1917 года: проблемы истории и историографии: сб. докл. международной науч. конф., стр. 184-185.

[16] – там же, стр. 185.

[17] – И.И. Минц. История Великого Октября. Т.1. Свержение самодержавия, стр. 595.

[18] – Д.А. Бажанов. Балтийский флот в дни Февральской революции/Февральская революция 1917 года: проблемы истории и историографии: сб. докл. международной науч. конф., стр. 187.

[19] – там же, стр. 182-183.

[20] – Ставка и революция. Штаб верховного главнокомандующего и революционные события 1917 – основы 1918 года. По документам Российского государственного военно-исторического архива: Сборник документов: В 2 т. Том 1, стр. 195-196; 197; 200.

[21] – Ставка и революция. Штаб верховного главнокомандующего и революционные события 1917 – основы 1918 года. По документам Российского государственного военно-исторического архива: Сборник документов: В 2 т. Том 1, стр. 204-205.

[22] – Красный архив. Том 2(21). 1927, стр. 50.

[23] – там же, стр. 41.

[24] – там же, стр. 38.

[25] – там же, стр. 47.

[26] – Ставка и революция. Штаб верховного главнокомандующего и революционные события 1917 – основы 1918 года. По документам Российского государственного военно-исторического архива: Сборник документов: В 2 т. Том 1, стр. 234-235.

[27] – там же, стр. 249.

[28] – там же, стр. 215.

[29] – Красный архив. Том 2(21). 1927, стр. 39-40.

[30] – там же, стр. 45.

[31] – там же, стр. 45.

[32] – Ставка и революция. Штаб верховного главнокомандующего и революционные события 1917 – основы 1918 года. По документам Российского государственного военно-исторического архива: Сборник документов: В 2 т. Том 1, стр. 219.

[33] – там же, стр. 221.

[34] – там же, стр. 222.

[35] – Красный архив. Том 2(21). 1927, стр. 48.

[36] – Ставка и революция. Штаб верховного главнокомандующего и революционные события 1917 – основы 1918 года. По документам Российского государственного военно-исторического архива: Сборник документов: В 2 т. Том 1, стр. 234.

[36а] – Русская летопись. 1922. №3, стр. 126.

[37] – Алый архив. Том 2(21). 1927, стр. 45-46.

[38] – там же, стр. 41-42.

[39] – там же, стр. 43-44.

[40] – там же, стр. 36.

[41] – Ставка и революция. Штаб верховного главнокомандующего и революционные события 1917 – основы 1918 года. По документам Российского государственного военно-исторического архива: Сборник документов: В 2 т. Том 1, стр. 192-193.

[42] – Красный архив. Том 2(21). 1927, стр. 44-45//СР. стр. 211.

[43] – Алый архив. Том 2(21). 1927, стр. 40-41.

[44] – там же, стр. 49.

[45] – там же, стр. 46.

[46] – Ставка и революция. Штаб верховного главнокомандующего и революционные события 1917 – начала 1918 года. По документам Российского государственного военно-исторического архива: Сборник документов: В 2 т. Том 1, стр. 228.

[47] – Алый архив. Том 2(21). 1927, стр. 50