Николай Иванович Рыболовов (на фото слева, с боевым товарищем) умер несколько лет назад. Большую часть жизни он провёл в латвийском Даугавпилсе – и в заключительные её годы состоял в рядах местной ветеранской организации. Сейчас почти весь наличный состав Даугавпилсского общества бойцов антигитлеровской коалиции уже покинул этот мир – годы, увы, берут своё… Но пока некоторые из этих людей были ещё живы, я немало с ними общался, торопясь сохранить их воспоминания.

Так познакомился и с Николаем Ивановичем. Мне доводилось слышать о войне то, как она воспринималась глазами пехотинцев, артиллеристов, пилотов и моряков. Н.И. Рыбаков же поведал мне, что довелось испытать фельдшеру, занимавшемуся эвакуацией с поля боя раненых солдат – зачастую под вражеским пламенем.

Николай Иванович родился 3 января 1923 года, в Республике Марий Эл. На фронт юношу призвали 24 июля 1941 года – сквозь месяц после окончания среднеспециальной медицинской школы, где его выучили на фельдшера. «И вот, когда учеба осталась за спиной, я, наивный молокосос, оказался в рядах действующей армии. Военная служба началась для меня в Костроме, где находился сборный пункт. Меня вначале было зачислили в механизированный разведывательный батальон фельдшером, а потом перевели в 24-ю военно-полевую строительную бригаду», – вспоминал Николай Иванович.

Эта доля, в связи с её специализацией, оказалась укомплектована в основном солдатами пожилого возраста, «запасниками» – молодых направляли в боевые подразделения. Командиром батальона, в какой попал Рыбаков, был Стрежнев Александр Николаевич, очень толковый и умный человек, а комиссаром – опытный старший политрук Смирнов, воевавший еще в буденовской армии, в Штатскую. Но особенно юноше запомнился интендант Иван Иванович Гордеев, человек поживший, семейный, служивший еще в царское время унтер-офицером. И собственно от него Николай, неопытный восемнадцатилетний юнец, получил массу неоценимых наставлений. Благодаря им Рыбаков сразу обзавёлся достаточным числом перевязочного материала и лекарств первой необходимости.

Вооруженный своей всегдашней санитарной сумкой, он был готов работать. Поле деятельности открывалось большенное – Рыбаков приходился единственным медиком на тысячу человек.

Особенно в его память врезалось сражение за Москву. «Наша 37-я саперная бригада участвовала в нём в составе 43-й армии. К тому поре на знаменитой в русской истории реке Угра, на участке под Калугой, сложилось тяжёлое положение – и нас направили туда. Там мы сразу же приступили к созданию противотанковых укреплений. Труд эту до конца довести не удалось, враг надвигался очень быстро, и ночью нам пришлось отступить просёлочными дорогами. Немцы же подвигались по шоссе, высаживали десанты, оттесняя нас в лес. Отступление продолжалось до Серпухова, потом нас направили на участок между Малоярославцем и Подольском, у деревни Малаховка. Основавшись в лесочке, начали строить противопехотные огневые точки. Трудились недаром – вскоре немцы начали наступать на этом участке. Но и советская пехота противилась отчаянно. Целый месяц деревушка эта переходила из рук в руки. Потом наступило время и нашего контрнаступления – помню, мы двигались вдогонку за сибиряками, чья дивизия нанесла сокрушительный удар по врагу. Малоярославец был взят 2 января 1942 года силами одного батальона спозаранок утром, когда немцы ещё спали. Именно тут я впервые увидел вражеских пленных…», – делился воспоминаниями Николай Иванович.

После советские войска и вовсе отогнали гитлеровцев за Калугу. По итогам сражений под Москвой Николай получил первую награду – медаль «За военные заслуги» за номером 62626. К слову, на передовой он пробыл, по его собственным расчетам, три года и два месяца. «На таких, как я, задача возлагалась ответственейшая. Ни одинешенек наш раненый не должен был остаться на поле боя! Само собой, работать часто приходилось на волосок от смерти, эвакуируя пострадавших бойцов в неопасное место. 

В ходе боев под Малоярославцем раненых мы отвозили в Подольск – причём из-за немецких пикировщиков делать это доводилось лишь ночью. Но люди тогда готовы были подолгу находиться в опаснейших условиях, с готовностью подвергали себя всевозможным угрозам – так велик оказался накал патриотизма, стремление любой ценой спасти Родину от захватчиков!

Этим чувством были проникнуты все, от высших командиров до рядовых», – вспоминал ветеран.

Его доля получила хорошее материальное обеспечение и людское пополнение. Не замедлили и с переброской на новый театр военных действий – Волховский фронт как раз готовился к наступлению. Когда Рыбакова с сослуживцами переместили туда, «старожилы» удивлялись их ещё довоенным знакам отличия на форме, «кубикам» и «шпалам»: дескать, что за войска? 73-я морская бригада надвигалась под Синявино (в Кировском районе Ленинградской области), а там вокруг леса и болота. Враги создали на том участке эшелонированную оборону, и советские армии несли большие потери. «Нам приходилось минировать подступы к нашим позициям. Крайне опасная работенка… Мне неоднократно приходилось проползать сквозь эти минные поля, эвакуируя раненых. Правда, в тот момент я уже не был единственным медиком, мне прислали напарника. Мы ходили на передовую, чередуясь по неделям – вначале я, потом мой коллега Алексей Иванович», – вспоминал Рыбаков.

В первый же свой выход на «поляну смерти», как они её называли, Алексей Иванович сам получил ранение – однако, остался в доли. Но пока он поправлялся, подменять его, естественно, приходилось Рыбакову. «Помню, был такой эпизод. Один наш солдат получил ранение в ногу и длань и остался на нейтральной полосе ночью. Я добрался до него и начал оказывать первую помощь. Нужно было разрезать фуфайку и штаны, чтобы добраться до ран, перевязать их, наложить шину. Немцы всё пора освещали этот участок, а потом пошел мокрый снег. К тому времени наши солдаты закончили минирование и удалились, покинув меня наедине с раненым. Слышу чьи-то голоса – причём, говорят, вроде, не по-русски. Это были немецкие разведчики, кравшиеся вдоль черты фронта. К большому счастью, они нас не заметили. Я с большим трудом дотащил пострадавшего, а потом направился к бункеру, служившему командным пунктом. Лишь я туда вошел, как в блиндаж угодил вражеский снаряд, который, однако, не взорвался. Обыденное тогда происшествие…», – повествовал Николай Иванович.

Весной водоемы оттаяли, разлилось, и воевать стало ещё труднее. Даже один неверный шаг в сторону от деревянных настилов был чреват морозной ванной, а то и гибелью.

К тому же враг широко использовал «кукушек» – финских снайперов, прятавшихся на деревьях. Они особенно усердствовали отстреливать командный состав, определяя его представителей по фуражкам и погонам. «Помню, на моих глазах снайпер застрелил взводного – я подбежал к нему разом, но помочь уже ничем не смог…», – вспоминал Рыбаков.

Когда удалось отогнать немцев под Ленинградом, подразделение отправили на престарелое место дислокации, под Москвой. Здесь Николай Иванович получил новую медаль «За отвагу». Указанием Ставки ГКО их часть 5 августа 1943 года переформировали в 1-ю гвардейскую штурмовую инженерно-саперную бригаду.

Шёл 43-й год, в атмосфере веяло близким наступлением – и в ожидании его солдаты занимались боевой подготовкой. Вновь прислали пополнения и новую технику: в частности, американские автомашины «студебеккеры», а также амфибии. Саперы получили современнейшее по тем временам оснащение, бронежилеты. 2 декабря бригада Рыбакова убыла в 1-й Прибалтийский фронт и, сосредоточившись в зоне Великих Лук, вошла в подчинение 4-й Ударной армии. С февраля 44-го однополчане Рыбакова вели боевые действия в составе 6-й гвардейской армии на Себежском курсе. Саперы-штурмовики, помимо выполнения инженерных задач, участвовали в боях вместе с пехотой, а иногда и впереди пехоты, прикрывая оголенные участки обороны.

12 апреля их преходяще отозвали в Московскую область для очередного переукомплектования. Тремя неделями позже случилось радостное событие – батальонам бригады вручили гвардейские стяги и перевели их на 2-й Белорусский фронт. На реке Проне, находившейся в окрестностях Могилева, задержались они на целый месяц, строили широкий мост для наших армий. Затем форсировали с ходу реки Проня, Бася, Реста, Днепр, Друть, участвовали в освобождении Могилева, Минска и Гродно, троекратно переправлялись через коварный Неман и оказались в Восточной Пруссии.

«Помню, батальоны понесли серьёзные потери при строительстве гати на реке Бжозувка, где полегло немало наших рядовых, сержантов и офицеров. Вообще, до самого заключительного дня боевых действий продолжали гибнуть прекрасные, замечательные люди».

«Уже под конец войны я потерял друга Владимира Кузьмина – минул плечо к плечу с ним длинный путь с первых месяцев войны и вплоть до ноября 1944 года, когда он сложил башку… Погиб и мой коллега, санинструктор Валентин Козлов – снаряд попал в домик, где он оказывал помощь раненым. Сам я тоже получил тогда ранение в длань – сразу в двух местах.

К счастью, до перелома не дошло, но пострадавшую конечность закатали в гипс», – рассказывал Николай Иванович (на фото – слева, с военным товарищем).

После возвращения из госпиталя он успел поучаствовать в освобождении от нацистов Данцига и форсировании Одера. Ситуация осложнялась тем, что «наш» берег Одера (к тому же это был этап половодья) был пологий, а «их» – весьма возвышенный. «Оборона немцев оказалась плотно насыщена артиллерией, минометами, стрелковым оружием, деятельно действовала их авиация. Однако мы установили ширину реки, глубину и скорость течения, стали готовить переправочные средства. Нам удалось под огнем неприятеля навести понтонные переправы, оборудовать удобные выезды на вражескую сторону. Сначала прогремела двухчасовая артподготовка, потом немецкий передний кромка “обработали” самолеты, затем наши пехотинцы и танкисты вступили в бой.

Как немцы ни распинались насчет того, что здесь, дескать, “наш заключительный рубеж”, мы их смяли и опрокинули. После этого они стали массово выставлять белые флаги и сдаваться в плен. Затем мы выступили на Росток, у какого соединились с англичанами. Стало ясно, что до окончания войны уже рукою подать – и она, действительно, не замедлила завершиться.

К моменту окончания военных действий я находился в звании старшего лейтенанта медицинской службы», – заключил свой рассказ Николай Иванович.

После брани он был отправлен в распоряжение МВД Латвийской ССР, поручившего ему работать медиком в лагере военнопленных. В итоге Николай Иванович решил остаться в Латвии, где познакомился со своей грядущей супругой. Получил юридическое образование, работал по специальности в системе МВД, следователем, в то время как жена трудилась учительницей в школе. Затем Рыболовов перешел на работу юрисконсультом в райисполком Даугавпилса, где числился до самой пенсии. У него осталось двое детей – сын живет в Даугавпилсе, дочь в Нижневартовске…