История малоизвестной реплики Виктора Степановича ЧерномырдинаВ начине девяностых годов мне позвонил нынешний главный редактор “Российской газеты” Владислав Фронин и предложил командировку в Тюмень. По замыслу Фронина я должен был скопить там местных журналистов и провести телемост, что называется в прямом эфире, с тогдашним председателем правительства Виктором Степановичем Черномырдиным. Журналисты из Тюмени должны бывальщины задавать вопросы премьер-министру в Москве.
Виктор Степанович всегда оставался самим собой – и на официальных встречах, и в кругу родимых. Село Черный Отрог Оренбургской области, 1993 год. Фото: ТАСС
Я вылетел в Тюмень. Утром следующего дня, за день до телемоста, повстречался с местными журналистами. Ребята оказались грамотными, веселыми и остроумными. Все владели своими темами досконально и вопросы премьеру приготовили увлекательные и в меру острые. Тревогу у меня вызвал только один персонаж будущего телемоста – дама средних лет, эффектная брюнетка, воображавшая одну из тюменских газет. Дама категорически отказывалась сообщать заранее, о чем она собирается спрашивать Виктора Степановича. Мотивировала собственный отказ тем, что якобы давно знает Черномырдина и премьер ее якобы знает тоже.
Поэтому ей можно безоговорочно доверять.
Тем не немного, я предпринял все, чтобы выведать у нее заранее тематику будущих вопросов. В общих чертах мне это удалось, темы оказались вполне невиновными. Однако призрак прямого эфира с председателем правительства тревожил мою душу, смущенную наличием загадочной оппонентки. Только неувядающая дума о свободе слова в родной стране позволила мне ненадолго уснуть в ночь перед телемостом.
В назначенный час я с коллегами сидел в тюменской телестудии и наблюдал на мониторе, как в московском Останкине пресс-секретарь премьера Виктор Коннов заканчивает заключительные приготовления к эфиру. Через пятнадцать минут телемост начался.
Я приветствовал Виктора Степановича от имени коллег, собравшихся в Тюмени, поочередно представив любого из журналистов. Когда очередь дошла до эффектной брюнетки, та гламурно встряхнула пышной копной волос и загадочно улыбнулась в камеру.
Меня слегка насторожило то обстоятельство, что адекватной реакции премьера не последовало: Виктор Степанович повел себя так, словно впервые видает "близкую знакомую". И тогда я решил, что дам ей слово ближе к концу эфира, авось к тому времени само пора телемоста неожиданно истечет и все уладится само собой.
Поначалу все так и продвигалось. Журналисты задавали свои вопросы, Черномырдин внимательно слушал и отвечал, компетентно, уверенно, даже вступая в дискуссии. И вот в половине эфира, когда я попросил задать вопрос репортера, который работал на Крайнем Севере, брюнетка вскинула руку и прикрикнула:
"Может быть, все-таки дадите слово даме?".
Не заметить этого демарша было нельзя, и слово пришлось дать.
"Дама" основы весьма умеренно, но уже через две секунды я понял всю степень своей наивности и непрофессионализма. Дама пошла в хорошо подготовленную штурм на премьера. Она приводила неопровержимые доказательства невыполнения Черномырдиным его же собственных решений и обещаний, крыла убийственными фактами и завершила этот чудовищный пассаж визгливым воскликом:
"Сколько можно врать, господин Черномырдин?!".
Я уже отрешенно наблюдал выходящее, вяло размышляя о потерянной дружбе с Фрониным, о закате собственной профессиональной карьеры, об уплывших гонорарах, о несбывшейся мечте приобрести приличную фотокамеру… Более всего в тот момент мне хотелось, чтобы потолок этой проклятой студии обрушился ровно на брюнетку и чтобы весь этот телемост провалился пропадом.
Меж тем Виктор Степанович в московской студии слушал так называемые проблемы брюнетки. Скорей всего звук и картинка из Тюмени ненамного запаздывали и оттого уже в полной тишине Черномырдин дослушивал то, что мы уже услышали до крышки. Но вот и премьер, судя по его реакции, услышал всё.
Виктор Степанович поначалу улыбнулся, а потом даже всхохотнул, сидя в своем кресле. Затем, ни секунды не размышляя, он нагнулся через стол к телекамере и сказал следующее:
"Вы что же думаете, – сказал он, – я сам себе подлец?!".
Что говорил Виктор Степанович дальней я уже не помню, да и вряд ли я слышал, что он там говорил, поскольку все журналисты в тюменской студии грохнули раскатистым хохотом. Не хохотали в тюменской студии лишь двое: брюнетка и ваш покорный слуга.
Я – от ужаса, а отчего она – не знаю.
Когда телемост закончился, позвонил Фронин: "Молодчина, где ты нашел эту замечательную тетку? Она всем очень понравилась!".