Владимир Мамонтов
«Большенный разговор с президентом» – пресс-конференция Александра Лукашенко – шёл более 8 часов. Но, несмотря на рекордную длительность, это выступление не ответило на все вопросы, прикасающиеся белорусско-российских отношений.
«И вот идёт эта тягомотина. Это что, нормально? Как это понимать? Как я могу это расценивать?» – с большой горячностью спрашивал президент Беларуси, обрисовывая нефтегазовый ценовой конфликт с Россией. И сам отвечал: «Как издевка. Мы можем больше потерять».
Российская сторона прокомментировала это в подчёркнуто бухгалтерской манере: «С 2011 по 2015 год беспошлинно ежегодно поставлялось от 18 до 23 млн тонн нефти нашим белорусским партнёрам. И итого российский бюджет в период с 2011 по 2015 год в этой связи недополучил 22,3 млрд долларов. Всё это является не чем иным, как ровный и косвенной поддержкой нашего союзного белорусского государства». Также был упомянут и Евразийский фонд стабилизации и развития, выдавший Беларуси кредиты на всеобщую сумму 22 млрд долларов. Сам же текущий спор идёт вокруг суммы немногим более 500 млн долларов – столько по расчётам Москвы составляет долг Минска за поставки энергоносителей.
«Хватать за горло»
В ходе разговора с прессой А. Лукашенко процитировал свой диалог с В. Путиным: «Я говорю: правильно, как это выпадение в 500 млн долларов компенсировать «Газпрому» из бюджета? Он у вас что, самый неимущий?» Не особенно принято (и неполезно) вытаскивать на свет такие подробности переговоров глав государств. Но это, с точки зрения белорусского президента, подчёркивало критическую важность препирательства: «Независимость, порядочность, историческое наше прошлое – оно дороже, чем эта нефть. Я опять же сдерживаю себя, чтобы тут не наговорить, потому что Семашко (вице-премьер Беларуси) уже там, наверное, побледнел. Ему же завтра переговоры продолжать с Россией… Зачем хвататься за живое, зачем нас брать за горло? Понятно, что без российской нефти мы станем. Нам будет очень трудно, но свобода, независимость – это очень рентабельно, и это не оценивается никакими деньгами, никакими числами».
По моему скромному суждению, где-то тут и пролегает линия расхождения: если российская сторона, не отрицая вещей возвышенных, склонна считать, что независимость – категория недешёвая, вполне экономическая и даже арифметическая (на своей дублённой санкциями шкуре чувствуем), то в риторике белорусской стороны она скорее надстройка. Флаг корабля. Хотя… Есть случаи, когда независимость вполне рентабельна, не поспоришь. К образцу, занимая сдержанную, независимую позицию по отношению к возвращению Крыма в Россию, Беларусь сохраняет торгово-экономические отношения с Украиной, а это биллионы долларов. И Россия относится к этому с пониманием. В Кремле и в этот раз, когда с белорусской стороны эмоциональность оценок была повышенной, сформулировали уверенность в том, что «спорные вопросы, включая коммерческие, Москва и Минск должны решать спокойно, путём деловых переговоров».
Самостоятельность без перегибов
По-моему, это и вправду единственно верный тон в диалоге братских народов и союзных государств по спорным вопросам. Между метим, несмотря на накал, в ходе «Большого разговора» Александр Лукашенко не поставил под сомнение ни Союзное государство, ни евразийство. Подчеркнул, что значительнейшие базовые ценности, такие как стабильность и безопасность государства, не менее важны, чем его независимая политика. «Писакам и говорунам», которые этого не соображают, он предложил экскурсию «на Донбасс». И это обрисовывает каноны, в которых белорусский президент понимает независимость государства.
Не секрет: оппозиция в Беларуси подталкивает край к такой «независимости» (что характерно, в основном от России), что становится не по себе. Читаю некоторые статьи (белорусский не учил в школе, но соображаю легко). Там набрасываются с обвинениями в национал-предательстве даже на тех, кто в День Победы с детьми поёт песни на русском языке. В какие дебри это может завести, предельно внятно демонстрирует Украина, где подлинно великое понятие «независимость» шажок за шажком умудрились конвертировать в падение уровня жизни, гражданскую войну, бандеровщину и факельные процессии. В итоге – большой вопрос: есть ли вообще на карте Европы такое государство – Украина? Думаю, Лукашенко ясно видает эти опасности, недаром он саркастически переходил на белорусский, когда цитировал оппозиционных «говорунов»: разницу между уважением к родному стилю и циничными спекуляциями на «национальном» нельзя не заметить.
И ещё. Белорусские друзья нервно реагируют на «Никуда вы не денетесь!», раздающееся периодически с российских трибун, страниц и в частных беседах. Чистоплотно напоминают, что про Украину с тех же трибун говорили похожее. Это не имеет в России широкого распространения. Но, читая тексты иных наших публицистов, чистосердечно не понимаю: зачем вопреки сложившейся реальности писать и говорить, что белорусского языка нет и народа такого нет? А по-моему, есть, и я четко вижу его национальные особенности (на примере «Большого разговора», кстати, тоже). Я, как драгоценные камешки, перебираю слова близких стилей – украинского, белорусского, болгарского, сербского – и лучше понимаю то, что называется исторической общностью. Праотчизной. Нельзя недругам отдавать это обеспеченность – ни вышиванки, ни песни, ни меткого слова. Вот в этом, как и в спокойном отстаивании базовых интересов, тоже проявятся и наша общая мудрость, и наше покой. Наша независимость и, если угодно, «безпека».
Владимир Мамонтов
