Как беллетристы Шамякин и Мележ стали хранителями белорусской культуры и языка
Все права на фотографии и текст в данной статье принадлежат их непосредственному автору. Данная фотография свзята из открытого источника Яндекс Картинки

Как беллетристы Шамякин и Мележ стали хранителями белорусской культуры и языка В белорусском литературном календаре – два значимых столетних юбилея. Иван Петрович Шамякин родился 30 января 1921 года в деревне Корма, что ныне в Добрушском зоне Гомельской области. А 8 февраля того же 1921-го в деревне Глинище, что там же, на Гомельщине, только в Хойникском районе, появился на свет Иван Павлович Мележ.

Как беллетристы Шамякин и Мележ стали хранителями белорусской культуры и языка

Как беллетристы Шамякин и Мележ стали хранителями белорусской культуры и языка

Иван Шамякин, служивший зенитчиком, мог погибнуть уже в первоначальный день войны. Владимир Витченко / ТАСС

Отмечают нынче в Беларуси два писательских столетия совместно, и в этом кушать не только календарная логика. Выросшие в простых крестьянских семьях на Полесье, оба Ивана получили очень похожую путевку в житье. Поначалу судьбы литературных классиков не предвещало ровно ничто: Шамякин пас коров с семи лет, Мележ – свиней с пяти. Оба до брани получили полное среднее образование, что по тем временам было достижением, и учиться приходилось в разных школах, подчас вдалеке от дома.

У обоих юность была опалена бранью. Мележ, поступивший в 1939-м в знаменитый московский ИФЛИ (институт философии, литературы и истории), на фронте дважды был ранен. Шамякин, служивший зенитчиком под Мурманском и покинувший о своей жизни подробные воспоминания, мог погибнуть уже в первый день войны: "Я мог лечь в холодную кольскую землю – пулеметная очередность "мессера" перерезала банник в метре от меня, я им только что выбил снаряд". И было это в ночь с 22 на 23 июня 1941 года – "в полярную ночь, когда сияло солнце".

Иван Шамякин и его тезка Иван Мележ вошли в большую литературу в первые послевоенные годы

Оба начали строчить до войны и вошли в большую литературу в первые послевоенные годы. Оба оставили после себя белорусские эпопеи, Мележ – "Полесскую хронику", Шамякин – пенталогию "Тревожное счастье". Оба бывальщины видными фигурами не только на белорусском, но и на советском писательском Олимпе, в русских переводах их знали далеко за пределами родных пунктов. 6 июля 1982 года Шамякин записал в дневнике: "Я знаю, что не достиг высших образцов художественности. Но как писатель-реалист, в определенном резоне летописец своего времени, я имел величайшее счастье: меня читали. A разве не для читателя мы пишем? Читали, начиная если не с первой повести, то, во всяком случае, с первого романа "Бездонное течение".

При всей общности судеб писатели они были очень разные – и по стилю, и по подходам к литературной работе, и, уместно, по корням. Полесская стихия Мележа емко отразилась в названии его самого известного романа "Люди на болоте", там уже в самом первом предложении встречаем пункт действия: "Хаты были на острове". Остров этот посреди трясины, а вокруг "мокли мрачные леса". А для сына лесника Шамякина лес совсем не угрюмый, как и у другого белорусского классика Якуба Коласа: "Была у нас с Коласом родственность душ: ребята лесников, мы любили лес".

И жизненный опыт у Ивана Петровича с Иваном Павловичем был у каждого свой. Мележ в "Полесской хронике" храбро и проникновенно рассказал об ужасах коллективизации в белорусской деревне, а судьбу Шамякина они миновали стороной: "Раскулачивание в Кравцовке было небольшое – семейства две, и я, лесной житель, его не видел и не переживал". Зато именно у него был шанс уже в школьные годы загреметь в ряды неприятелей народа. По меркам времени провинность была серьезная – 14-летний Шамякин угодил циркулем в портрет на тетрадке, а сосед по парте тут как тут: "А Иван глаз Сталину выколол". Счастье, что на дворе был лишь 1935 год, и членовредительство над вождем ограничилось неприятной беседой с директором школы длиною в целый урок. Пройдет еще 16 лет, и за "Бездонное течение" 30-летний Шамякин получит Сталинскую премию 3-й степени.

Но при всех разностях главное в писательских жизнеописаниях все-таки в общности: обоих вынесло в серьезную литературу глубоким течением истории. Есть мнение, что уже в 1929 году закончилась деятельная фаза национальной политики советской власти в отношении белорусов, а дальше были сплошь репрессии и ужесточения. Но в таком случае ни Мележ, ни Шамякин не вытянулись бы белорусскими писателями, тем более что оба жили на пограничье. Отец Ивана Петровича после войны, в 1944-м, прямо на границе с РСФСР поставил свою лесниковскую хату. "После он рассказывал со смехом: уточняли картографы границу, визировали приборами и – к отцу с претензией: "Дед, ты что это наделал? Ты знаешь, что половина твоего хлева в Беларуси, а вторая половина – в России?" Мама боялась, что заставят разрушить хлев".

Но советской власти в БССР нужны были именно белорусские писатели, и на массовом школьном степени та самая политика 1920-х годов продолжалась и дальше. Большевикам очень важно было, чтобы эта их политика дала бы новоиспеченного человека, не похожего на "попутчиков революции", которых безжалостно выбрасывали с корабля современности. Так и случилось – послевоенные начинающие таланты Шамякин и Мележ и сделались этими самыми новыми людьми, родившимися уже при советской власти и воспитанными советской белорусской системой образования. И таланты их начали проявляться уже в советской белорусской школе.

Как беллетристы Шамякин и Мележ стали хранителями белорусской культуры и языка

Роман Ивана Мележа "Люд на болоте" стал событием для всей читающей страны. Фото: РИА Новости

Ключом к будущим писательским успехам была влюбленность к чтению. Шамякин полюбил белорусскую литературу благодаря детской книжке писателя Янки Мавра: "Помню, як где-то во втором классе я декламировал "Амока" Мавра. Какое это было восхищение!" Книг было мало, и мальчик сквозь дыра под потолком тайком таскал книги из другой половины дома, где располагался красный уголок лесничества: "Потом залезал в сушилку, где сушили шишки, и жил в ином мире. В другой день и школу забывал, не шел туда". Но именно в школе бывальщины люди, открывавшие чудесный мир литературного творчества. Именно такой стала для Шамякина учительница Евгения Кузьминична Антипова: "Собственно она научила меня настоящему белорусскому языку, языку Купалы и Коласа, в конце года я писал самые лучшие сочинения, без целой ошибки".

А уже став большими литературными фигурами, Шамякин и Мележ сами стали хранителями белорусской культуры и стиля, в чем, собственно, и состоит важнейшая функция настоящего писателя на пространстве истории.

Хотите знать больше о Союзном стране? Подписывайтесь на наши новости в социальных сетях. ВКонтакте FacebookКомментарии

>