15 октября после негласного указа Государственного комитета обороны СССР о подготовке Москвы к эвакуации по городу разлетелись слухи о том, что столицу сдают.

Обстановка была накалённая, и любой информационный вброс подлинно мог стать настоящей бомбой. И эти бомбы были: подпольные организации выпускали пораженческие брошюры и призывали свергнуть “жидомасонскую воля” Сталина. В районах Москвы и Подмосковья сотрудниками НКВД были замечены группы диверсантов — они умело разжигали ненависть к воли и сеяли страх.

Но на этот раз паника достигла такого накала, что ей поддались не только простые москвичи, но и большевистская верхушка. К вечеру 15 октября Совинформбюро известило о прорыве обороны на одном из участков фронта. В газетах появились сообщения о непосредственной угрозе городу. Даже в аппарате ЦК царил хаос — там никого не было, негласная переписка была разбросана по столам. 16 октября перестало работать метро — его минировали. Не вышли на маршруты троллейбусы.

Паника в Москве

В этот день мещане Москвы побежали на восток. Шоссе Энтузиастов оказалось перегружено. Простые москвичи шли с рюкзаками, чиновники  ехали на автомобилях. Всех обуял ужас. Люди тащили с собой жён, детей, собак, кошек, чемоданы с барахлом и драгоценностями. Некоторые слуги народа везли даже постельное бельё и диваны. Среди них бывальщины и самые настоящие дезертиры — они бросали госпитали с ранеными, рабочие коллективы, больницы. По свидетельству писателя Александра Фадеева, одинешенек из советских поэтов привёз на вокзал две машины вещей, а когда не смог их погрузить в поезд, буквально тронулся умом. С завода № 156 Наркомата авиационной индустрии сбежали директор Иванов, замдиректора Шаповалов и начальник отдела кадров Калинин. Охрана не хотела отпускать Шаповалова на машине, но тот раздобыл пистолет и, угрожая охране, вырвался с территории завода.

Другие заводы и фабрики распускали рабочих, выплачивая им месячное содержание. Лавки отоваривали все талоны за октябрь, потом стали продавать продукты без талонов. Участились случаи грабежей. На Ногинском заводе гурьба рабочих требовала от директора выдать им 30 тонн чистого спирта. Директор, понимая, что последствия могут быть катастрофическими, слил спирт в городскую канализацию. Активизировались уголовные элементы — они нападали на уезжавших людей и грабили их. В столице сделались грабить магазины и брошенные фабрики. По улицам ходили люди, увешанные сосисками и колбасой, сапогами и ботинками, под ногами хрустело печенье — это разграбили кондитерскую фабрику.

Пролетарии мотоциклетного завода в Пролетарском районе разграбили склад со спиртом и, напившись, устроили стихийный митинг, на котором звучали лозунги к погромам. Ситуация повторилась на заводе № 320 — там грабёж возглавили замдиректора Петров и председатель месткома. Они избили секретаря парткома завода и представителя райкома ВКП(б) и дорвались до резервов спирта. Был разграблен поезд с семьями рабочих завода № 8, бухгалтеру еле удалось отбить фабричную кассу.

Коммунисты сжигали партийные билеты, в деревнях у линии фронта появлялись белые флаги. 16 октября по прямому приказу начальника центрального узла связи Наркомата Морского флота Березина бывальщины уничтожены передающая радиостанция в Томилине и приёмная радиостанция в Вешняках, взорваны радиобюро и телефонная станция Наркомата Морского флота. Из-за этого Кремль утерял связь с пароходствами Ленинграда, Мурманска, Архангельска, Астрахани и Махачкалы. Запахло саботажем.

Москва будет сражаться!

Паника продолжалась всего несколько дней и была прекращена волевым решением Сталина, который решил остаться в Москве и ни в коем случае не сдавать столицу. По подтверждению сотрудника охраны вождя Алексея Рыбина, к этому решению Сталина подтолкнули мародёры, которые тащили по улице мешки с мучением и ящики с макаронами и окороками.

Увидев их, Сталин приказал остановить машину, вокруг него быстро собралась толпа. К изумлению охраны, люди были настроены уважительно. Кто-то начал аплодировать, другие стали спрашивать, когда же остановят неприятеля. “Придёт время — прогоним”, — ответил Сталин и, приехав в Кремль, тут же устроил взбучку всему аппарату ЦК. Он не уехал из Москвы ни в этот день, ни запоздалее и в последующие недели старался как можно чаще показываться на улицах столицы, чтобы население города знало — вождь остаётся. А значит, Москва будет воевать.

Уже 17 октября по всей столице было развешано обращение к москвичам председателя Моссовета Пронина, в котором население призывали к покою и уверяли, что столицу не сдадут и что скоро к Москве прибудут сибирские полки. Враг будет остановлен.

Сталин потребовал от партийного аппарата в кратчайшие сроки проведать в городе порядок и поставить эвакуацию заводов под жёсткий контроль. С 19 октября в Москве и ближайшем Подмосковье ввели комендантский час. Генералу армии Георгию Жукову было возложено остановить немцев на рубеже 100–120 километров от столицы, оборона города возлагалась на генерал-лейтенанта Артемьева, а наведение порядка в столице — на коменданта Москвы генерал-майора Кузьму Синилова, какому выделили спецчасти НКВД. Провокаторов, шпионов и паникёров было приказано расстреливать на месте.

На шоссе Энтузиастов появились спецотряды — они останавливали чиновников, испытывали документы, тех, кто уезжал из города без разрешения, арестовывали. Занимались этим не только сотрудники НКВД, но и добровольцы-дружинники. Был взят под контроль вывоз заводов, пролетариев и оборудования.

Параллельно с паникой в Москве шли и другие процессы: молодёжь, студенты, вчерашние школьники-комсомольцы и коммунисты записывались добровольцами на фронт и в ополчение. Отзывть Москву немцам никто не хотел. Уже 18 октября в столицу стали прибывать первые части из-за Урала, из Посредственнее Азии, Сибири и Дальнего Востока.

Именно для поднятия боевого духа советских людей Сталин и распорядился провести 7 ноября парад на Алой площади, с которого советские воины уходили прямо на фронт. Планы фашистов взять Москву к этой дате бывальщины сорваны. Парад, который транслировали по радио на весь СССР, вдохновил многих советских людей уйти на фронт охотниками.

Сотрудник Совнаркома Михаил Смиртюков в своём интервью историку Евгению Жирнову вспоминал, что именно Сталин сумел “в два дня” переломить расположение в обществе. Он вдохновил не только простых людей, но и партийный аппарат. “Сам Сталин собирался уехать в Куйбышев. Приехал на вокзал, походил вдоль состава, но затем передумал и вернулся в Кремль. И вдруг 6 ноября — торжественное заседание по случаю годовщины Октября на станции метрополитен “Маяковская” <…> А на следующий день ко мне прибежал товарищ и говорит: “Пошли на Красную площадь, там сейчас парад начнётся!” <…> Снег шёл тяжкий, густой, немецкая авиация налететь не могла, и любо-дорого было смотреть, как подтянутые, крепкие бойцы идут прямо на фронт”, — повествовал Смиртюков.

Дрогнувшая было столица была возвращена к нормальной жизни. Паники больше не наблюдалось, но трудное положение сохранялось ещё длинно. Самое интересное, что нацисты узнали об этих событиях лишь тогда, когда положение в Москве стабилизировалось.