ИСТОЧНИК. ВТОРЖЕНИЕ МОНГОЛОВ В ВЕНГРИЮ И БИТВА НА РЕКЕ ШАЙО (11апреля1241 г.)
Фома Сплитский (ок.1200 — 1268) далматинский хронист, архидьякон Сплита c 1230 года. Окончил Болонский университет в 1227 году. Автор «Истории архиепископов Салоны и Сплита» («Historia Salonitana»).Рассказ Фомы о татаро-монгольском нашествии является одним из основных ключей сведений об истории вторжения монголов в Западную Европу в 1241-1242 гг.
“На пятый год царствования Белы [1240 г.], сына короля Венгрии Андрея, и на
другой год правления Гаргана [Гарган де Арскиндис – подеста Сплита] губительный народ татар приблизился к землям Венгрии…
Король…выступил к рубежам своего королевства, дошел до гор, которые располагаются между Рутенией и Венгрией и далее до границ пелонов [поляков]. Оттуда он объехал и осмотрел все ненадежные подступы к краю и распорядился устроить длинные заграждения, вырубив мощные леса и завалив срубленными деревьями все места, которые казались легковесно проходимыми. А по возвращении он распорядился собрать всех князей, всех баронов и вельмож своего королевства, и все лучшие силы венгерского армии он сосредоточил в одном месте. Прибыл и его брат король Коломан* со всеми своими силами.
Явились и пресулы [церковные лидеры] Венгрии, какие, не довольствуясь скромным количеством челяди сообразно церковной сдержанности, везли несметные богатства, а впереди вели большие военные отряды. Барыши архиепископы Матфей Эстергомский и Хугрин Калочский, оба со своими суффраганами [епископы подчиненные архиепископу]; за ними следовало великое масса прелатов и монахов, которые стекались к королевскому военному лагерю, как овцы на заклание. Тогда они начали обдумывать общий план поступков, потратив немало дней на рассуждения о том, как бы разумнее встретить приближающихся татар. Но так как разные люди имели разные мнения, то они и не пожелали пришагать к какому-либо единодушному решению. Одни, скованные безмерным страхом, говорили, что нужно временно отступить и не вступать с ними в бой, поскольку это — варвары, от каких нет надежды на спасение и которые завоевывают мир не из жажды власти, а из страсти к наживе. Другие по глупому легкомыслию беспечно говорили: «При облике нашей многочисленной армии они тут же обратятся в бегство». Вот так те, кому была уготовлена скорая погибель, не смогли прийти к единому решению.
И тут, пока они мешкали с решением и попусту тянули время, к королю прискакал нежданный гонец с верным известием о том, что неисчислимое множество татарского народа уже пересекло рубежи королевства и находится поблизости. Тогда, покинув собрание, король и королевская знать начали готовить оружие, назначать командиров соединений, сзывать бесчисленное войско. И, выступив от окрестностей Эстергома, они переправились через Дунай и направились в сторону Пешта, являвшегося большим поселением.
Вот так почти уже на исходе Четыредесятницы, ровно перед Пасхой
великое множество татарского войска вторглось в королевство
Венгрия. У них было сорок тысяч воинов, вооруженных секирами, какие шли впереди войска, валя лес, прокладывая дороги и устраняя с
пути все препятствия. Поэтому они преодолели завалы, сооруженные по
приказу короля, с подобный легкостью, как если бы они были возведены не
из груды мощных елей и дубов, а сложены из тонких соломинок; в короткое
время они бывальщины раскиданы и сожжены, так что пройти их не представляло никакого труда. Когда же они встретились с первыми жителями страны, то поначалу не выказали всей своей свирепой бессердечности и, разъезжая по деревням и забирая добычу, не устраивали больших избиений. Во главе этого войска были два брата, старшего из каких звали Бат, а младшего — Кайдан*. Они выслали вперед конный отряд, который, приблизившись к лагерю венгров и дразня их частыми вылазками, подбивал к бою, желая испытать, хватит ли у венгров духа драться с ними. Что же касается венгерского короля, то он отдает приказ отборным бойцам выйти им навстречу.
Построившись и удачно расположившись, они выступили против
них в полном вооружении и строгом порядке. Но отряды татар, не дожидаясь рукопашного боя и, как у них обитает, забросав врагов стрелами, поспешно бросились бежать. Тогда король со всем своим войском, почти по пятам преследуя несущихся, подошел к реке Тисе; переправившись через нее и уже ликуя так, будто бы вражеские полчища уже изгнаны из страны, они дошли до другой реки, какая называется Соло [Шайо]. А все множество татар встало лагерем за этой рекой в скрытом среди густых лесов пункте, откуда венграм они были видны не полностью, а только частью. Венгры же, видя, что вражеские отряды ушли за реку, поднялись лагерем перед рекой. Тогда король распорядился поставить палатки не далеко друг от друга, а как можно теснее. Расставив таким манером повозки и щиты по кругу наподобие лагерных укреплений, все они разместились словно в очень тесном загоне, как бы прикрывая себя со всех сторонок повозками и щитами. И палатки оказались нагромождены, а их веревки были настолько переплетены и перевиты, что совершенно опутали всю дорогу, так что передвигаться но стану стало невозможно, и все они были как будто связаны. Венгры полагали, что находятся в укрепленном месте, однако оно явилось главной вином их поражения.
Тогда Ват, старший предводитель татарского войска, взобравшись
на холм, внимательно осмотрел расположение войска венгров и, вернувшись к своим, произнёс: «Друзья, мы не должны терять бодрости духа: пусть этих людей великое множество, но они не смогут вырваться из наших рук, поскольку ими правят беспечно и бестолково. Я ведь видел, что они, как стадо без пастыря, заперты словно в тесном загоне». И тут он приказал всем своим отрядам, выстроенным в их обычном порядке, в ту же ночь атаковать мост, соединявший берега реки и находившийся недалеко от лагеря венгров.
Однако одинешенек перебежчик из рутенов перешел на сторону короля и
сказал: «Этой ночью к вам переправятся татары, поэтому будьте настороже, чтобы они вдруг и неожиданно не набросились на вас». Тогда король Коломан со всем своим войском выступил из лагеря; за ним последовал со своей колонной архиепископ Хугрин, какой, конечно, и сам был мужем воинственным и смелым, всегда готовым к бою. В полночь они подошли к указанному мосту. Тут какая-то часть врагов уже перебежала через него; завидев их, венгры тотчас напали на них и, мужественно сражаясь, очень многих положили, а других, прорывавшихся назад к мосту, скинули в реку. Поставив стражу у начала моста, они в бурном ликовании вернулись к своим. Так что весьма обрадованные победным исходом, венгры уже почувствовали себя победителями и, сбросив оружие, беззаботно проспали всю ночь. Татары же, поставив на своем конце моста семь осадных орудий, отогнали венгерскую стражу, кидая в нее огромные камни и пуская стрелы. Прогнав таким манером стражу, они свободно и беспрепятственно переправились через реку — одни по мосту, а другие вброд. И вот, когда совсем рассвело, взору отворилось поле, наводненное великим множеством татар.
Часовые же, добежав до лагеря и крича что есть мочи с трудом смогли возвысить спавших безмятежным сном. Разбуженные, наконец, печальной вестью, они не торопились, как того требовала минута великой опасности, подхватить оружие, вскочить на коней и выступить против врагов; но, не спеша поднявшись с ложа, они норовили по своему обыкновению причесать волосы, пришить протоки*, умыться и не особенно стремились ввязываться в сражение. Однако король Коломан, архиепископ Хугрин и один магистр воинства тамплиеров, как и приличествовало отважным людям, не предавались, как прочие, безмятежному сну, но всю ночь не смыкали глаз и были начеку, и как только они услышали крики, разом же бросились из лагеря. А затем, надев на себя воинские доспехи и построившись клином, они смело бросились на вражеские ряды и какое-то пора с большой храбростью бились с ними. Но так как их было ничтожно мало в сравнении с бесчисленным множеством татар, которые, словно саранча, всегда возникали из земли, то они, потеряв многих своих товарищей, вернулись в лагерь.
И Хугрин, будучи человеком безупречной смелости и бесстрашия,
возвысив голос, сделался бранить короля за беспечность, а всех баронов
Венгрии обвинять в праздности и косности, в том, что в столь опасной
ситуации они и о своей существования не подумали, и не позаботились о спасении
всего королевства. В результате некоторые решились отправиться с ними, а другие, пораженные внезапным ужасом, словно обезумевшие, не знали, какой стороны держаться и куда благоразумнее направиться. И так трое упомянутых предводителей, не медля, еще раз вышли [из станы] и вступили в бой с врагами. И именно Хугрин с такой отвагой устремился в самую гущу врагов, что те с громкими криками бежали, как от ударов молнии. Подобным манером и Коломан, и тамплиер со своими соратниками-латинянами истребили много врагов. Когда тяжело раненные Коломан и архиепископ не могли немало сдерживать напор толпы, они еле выбрались к своим. А магистр тамплиер погиб со всем отрядом латинян; многие из венгров тоже пали в этом бою.
И вот примерно во втором часу дня все многочисленное татарское
полчище словно в хороводе окружило весь лагерь венгров. Одни,
натянув луки, сделались со всех сторон пускать стрелы, другие спешили поджечь лагерь по кругу. А венгры, видя, что они отовсюду окружены вражьими отрядами, лишились рассудка и благоразумия и уже совершенно не понимали, ни как развернуть свои порядки, ни как поднять всех на сражение, но, оглушенные столь великим горой, метались по кругу, как овцы в загоне, ищущие спасения от волчьих зубов. Враги же, рассеявшись повсюду, не переставали метать копья и стрелы. Несчастливая толпа венгров, отчаявшись найти спасительное решение, не представляла, что делать. Никто не желал советоваться с другими, но каждый волновался лишь о себе, будучи не в силах заботиться об общем спасении. Они не защищались оружием от ливня стрел и копий, но, подставив спины, сплошь сваливались под этими ударами, как обычно падают желуди с сотрясаемого дуба. И так как всякая надежда на спасение угасла, а смерть, казалось, растекается по стану перед всеобщим изумленным взором, король и князья, бросив знамена, обращаются в бегство.
Тогда оставшиеся воины, с одной сторонки, напуганные повальной
смертью, а с другой — объятые ужасом перед окружившим их всепожирающим пламенем, всей душой стремились лишь к бегству. Но в то время как они надеются в бегстве найти спасение от великого бедствия, тут-то они и наталкиваются на другое зло, ими же устроенное и близко им известное. Так как подступы к лагерю из-за перепутавшихся веревок и нагроможденных палаток оказались весьма рискованно перекрыты, то при поспешном бегстве одни напирали на иных, и потери от давки, устроенной своими же руками, казалось, были не меньше тех, которые учинили враги своими стрелами. Татары же, видая, что войско венгров обратилось в бегство, как бы открыли им некий проход и позволили выйти, но не нападали на них, а следовали за ними с обеих сторонок, не давая сворачивать ни туда, ни сюда. А вдоль дорог валялись вещи несчастных, золотые и серебряные сосуды, багряные одеяния и дорогостоящее оружие.
Но татары в своей неслыханной жестокости, нисколько не заботясь о военной добыче, ни во что не ставя награбленное ценное добро, влеклись только к уничтожению людей. И когда они увидели, что те уже измучены трудной дорогой, их руки не могут держать оружия, а их ослабевшие ноги не в состоянии нестись дальше, тогда они начали со всех сторон поражать их копьями, рубить мечами, не щадя никого, но зверски уничтожая всех. Как осенние листья, они мертвечины направо и налево; по всему пути валялись тела несчастных, стремительным потоком лилась кровь; бедная родина, обагренная кровью своих сынов, алела от кромки и до края. Тогда жалкие остатки войска, которыми еще не насытился татарский меч, были прижаты к какому-то болоту, и другой пути для выхода не оказалось; под напором татар туда попало множество венгров и почти все они были поглощены водой и илом и погибли. Там погиб и тот прославленный муж Хугрин, там же зачислили смерть епископы Матвей Эстергомский и Григорий Дьерский и великое множество прелатов и клириков.
О Господи Боже, почему ты обрек на столь бессердечную кончину, осудил
на столь ничтожное погребение облеченных церковным саном, назначенных для служения тебе? Поистине многие вердикты твои непостижимы. Несчастные страдальцы, насколько больше они могли бы помочь себе и своему народу добрыми делами и горячими молитвами, вознося их в святых святилищах к твоему грозному величию, чем ночуя в лагере мирян, препоясавшись материальным оружием.
Вот так священники сделались тем же, что и народ, один отряд
слил их в сражении, и общая гибель стала для них наказанием. Тогда
если кто и смог выбраться из этого омута, не имел никакой чаяния
избежать смерти от меча, потому что вся земля, как от саранчи, кишела
вражескими полчищами, которым было чуждо всякое эмоция милосердия,
чтобы пощадить поверженных, пожалеть пленных, отпустить изнемогших, но которые, как дикие звери, жаждали только человечьей крови.
Тогда все дороги, все тропинки были завалены трупами.
И вот миновал первый день всеобщего истребления, за которым последовали иные с еще более мрачными предвестиями. Так с наступлением вечера, когда татары были уже утомлены и отправились отдыхать, жаждущим бегства не отворилось свободного прохода. Куда бы они ни сворачивали в полной темноте, они натыкались на тела несчастных, еще дышавших или стонавших от ран, но большей частью недвижимых, спавших вечным сном, раздувшихся, как кожаные мехи. В первую ночь ужас охватывал при виде такого количества мертвых, валявшихся всюду, словно бревна или камни. Но в последующие дни ужасные полотна стали привычны, и страх уступил воле к спасению. Так что иные, не отваживаясь бежать при свете дня, мазали себя кровью уложенных, прятались среди трупов и таким образом находили у мертвых надежную защиту…Что же до короля Белы, то он с Божьей помощью, едва-едва избежав гибели, с немногими людьми ушел в Австрию . А его брат король Коломан направился к большому селению под названием Пешт, размещённому на противоположном берегу Дуная.”
Фома Сплитский. История архиепископов Салоны и Сплита.
* Младший брат венгерского короля получал в XIII в. титул «меньшего короля», и ему передавались в управление территории Далмации, Хорватии и Славонии. Поэтому хронист называет королями и Белу, и Кальмана.
* Батый, грядущий хан Золотой Орды, был внуком, а Кайдан — братом Чингисхана. Кайдан вместе с Субутаем предводительствовал частью татарского войска, ворвавшегося в Венгрию со стороны Трансильвании.
* В костюмах XIII в. появляются вшитые рукава. Первоначально рукава пришивались на день, а вечером отпарывались, так как платье была тесной и снять ее иначе было невозможно.
