Миниатюра из «Сборника летописей» («Джами ат-таварих») Иран. XIV в. Берлин.

В этой статье я расскажу о нынешних научных взорах, основанных на политологических и антропологических теориях, объясняющих, каким образом могло произойти объединение монгольских племен под предводительством Чингисхана и как монголы достигли таких итогов.

Статья написана в рамках цикла, отданного ситуации на территории Китая в канун монгольского вторжения и в период его завоевания.

Как возникла кочевая империя?

Кочевые империи, какие представлялись сторонним наблюдателям, особенно послам из земледельческих стран, мощными государственными образованиями, судившим об империях по харизматичным и экстравагантным вождям кочевников, на самом деле бывальщины племенными конфедерациями, выстроенными на консенсусе и договоренностях.

Единого монгольского улуса, в форме государства или ранней формы государства, не могло быть до конца XII столетия. Как только происходила гибель вождя, объединение распадалось, а члены его откочевывали в поисках более выгодных комбинаций. Даже улус не означал какого-то потестарного альянсы. Улус или иргэн – это всего лишь народ, простонародье или племя. Именно люди и только люди составляют улус, всё прочее производное.

Рядовые члены зачастую запросто не могли существовать, чтобы не получить продукты извне, поэтому они частенько бывальщины инициаторами походов. При Чингисхане до 40 % добычи поступала собственно рядовым воинам, а захваченное раздавалась дочиста.

Монгольский улус попадает под антропологическое понятие вождество: тут присутствует неравенство, присутствие разноподчинённых племенных групп, где преобладает одна с вождем во главе, а также неравенство членов союзы.

Вождество – это социально-политическая организация, в какую включены или тысяча (простое вождество), или десятки тысяч членов (сложное вождество), присутствие региональной иерархии поселений, центральное управление, присутствие теократических наследственных вождей и знати, где есть социальное неравенство, но нет государственных механизмов насилия и репрессий.

Именно это и можно произнести про монгольские улусы конца XII – начала XIII веков. При этом вождь может работать только «во блага» всему сообществу, а не во имя собственного интереса. Чем больше он действует в этом направлении, тем больше растет его «улус».
Но если и кушать что-то от государства в этой структуре, то страной как таковым она не является.

Вожди не имели полицейских и других государственных механизмом давления и должны бывальщины действовать в интересах всех, перераспределять физические ценности и обеспечивать общество идеологически. Это правило универсально и для земледельческих обществ, и для кочевых. В этой связи Чингисхан – типический счастливый кочевой вождь, жестокий для врагов и щедрый, обеспечивающий соплеменников. Он ничем не отличался как от его последователей и преемников, так и от других кочевых этносов. Такую воля можно наименовать «консенсуальной» или держащейся на авторитете.

И именно в таких условиях у монголов произошло формирование империи.

Российская и западная историография покрышки ХХ – начала ХХI века считает, что причиной возникновения кочевых империй (и не только монгольской) стали жадность и хищническая натура степняков, перенаселение степи, климатические катаклизмы, надобность в физических ресурсах, нежелание земледельцев торговать с кочевниками и наконец, предназначенное им свыше право завоевать весь мир (Флэтчер Дж.). В западной историографии также не скидывают со счетов собственный фактор и харизму вождей (О. Притцак).

Хозяйство и структура кочевого общества

Вместе с тем хозяйственный тип кочевника утилитарны мало изменился и имел подобный же характер: что у скифов, что у гуннов, что у тюрок, да и что у калмыков и пр. А изменение климатических условий происходило немало длительный период, чем существование монгольской империи, да и не могли они воздействовать на социальную структуру.

Кочевое хозяйство не могло производить излишков для поддержания иерархических формирований, не участвующих в производстве. Потому многие исследователи находят, что кочевники не нуждались в государстве (Т. Барфилд).

Вся хозяйственная деятельность велась в рамках рода, редко сходя на племенной уровень. Скот невозможно было накапливать до бесконечности, внешняя среда жестко регулировала этот процесс, потому выгоднее было раздавать излишки (и не лишь излишки) бедным родственникам для выпаса или на «подарки», для усиления престижа и авторитета в рамках системы «одаривания», для увеличения улуса.

Любое притеснение, тем немало непрерывное, вызывало откочёвки, и такой вождь мог проснуться однажды, оказавшись один в голой степи.

Но существование кочевника необыкновенно в рамках своей домовитой системы было невозможным, требовался обмен с земледельческим обществом для получения иного вида еды, предметов, которые полностью отсутствуют у кочевников.

Получить эти физические ценности не всегда представлялось возможным, так как соседние земледельческие государства порой прямо препятствовали этому по разным причинам (экономическим, фискальным, политическим).

Но кочевое общество одновременно было природным милитаризированным образованием: сама житье делала из кочевника воина чуть ли не с рождения. Каждый кочевник проводил в седле и на охоте всю житье.

Ведение же боевых поступков без военной организации невозможно. Поэтому некоторые исследователи пришли к выводу, что степень централизации кочевников ровно пропорциональна размеру соседней земледельческой цивилизации, входящей с ними в одну региональную систему.

Тем не менее это еще ничего не объясняет. Монголы как раз углубляются, когда недавно образовавшееся страна «разбойников чжурчжэней» уже испытывало внутренний кризис, да и само это образование государством можно наименовать с трудом.

В то же время множество исследователей обращают внимание на личность Чингисхана, как определяющую в этом процессе. Знаменательно, что Чингисхан после событий младенчества, когда после кончины отца родственники откочевали от его юрты, не доверял родичам. А дружин не существует при родовом строе, род и кушать «дружина» вождя.

Ниже колеса. Кадр из кинофильма «Монгол» реж. С. Бодров-старший
Представляется, что механизм вождества в любом случае есть в рамках более обширной структуры перехода от родового построения к соседско-территориальной общине. Произошел ли переход? Большой вопрос. С иной стороны, как раз этим и можно объяснить постоянное воспроизводство кочевых «империй», так как процесс перехода от родового общества к территориальной общине не получался.

О роли основателей «династий» можно строчить много, да и не все «вождества», как отметил исследователь вопроса Н. Н. Крадин, превращаются в потестарные или раннегосударственные структуры.

Значительно, что именно в образе Чингисхана сосредоточилась не лишь верховная власть в монгольском союзе: напомню, что законы «Яссы» были зачислены не единолично ханом, а на собрании соплеменников и с их похвалы.

Он также являлся носителем традиции, которая хоть и была освящена древностью, сложилась в степи в ходе борьбы, какую лично осуществил сам Чингисхан. Несмотря на то, что он неукоснительно проводил свою линию управления, она была не плодом его авторитарных, «людоедских» устремлений, а итогом коллективных решений.

Присутствие совета при командире не отменяет право командира отдавать приказания. А каждый член кочевой структуры соображал, что именно выполнение распоряжения единоначальника обеспечивает успех. Это было не то общество, где гражданина-воина необходимо было убеждать в необходимости дисциплины. Любой маленький охотник знал, как неповиновение на охоте распоряжениям отца приводило к крахи или серьезным ранениям: единоначалие на охоте и брани было прописано кровью.

Поэтому историки и называют кочевые орды готовым войском-народом, где начинали бить, скакать, охотиться, а нередко и воевать с самого малолетства, в отличие от земледельческих обществ.

Собственность и степь

Если власть у землеробов основана на управлении обществом с мишенью контроля и перераспределения прибавочного продукта, то у кочевого сообщества таких систем управления нет: нечего контролировать и распределять, нечего откладывать на черноволосый день, нет никаких накоплений. Отсюда и разорительные походы на землеробов, сметавшие всё, психология кочевника требовала жить сегодняшним днем. Скот не мог быть объектом накопления, зато его падёж затрагивал состоятельного сородича мощнее, чем бедного.

Поэтому власть у кочевников носила исключительно внешнюю сторону, была направлена не на управление своим обществом, а на контакты с внешними сообществами и кромками, и принимала законченную форму, когда формировалась кочевая империя, а власть становилась, прежде всего, военной. Земледельцы черпали ресурсы для руганей из своего социума, путем взимания налогов и поборов, степняки налогов не знали, а источники для войны добывали извне.

Стабильность кочевых империй напрямую зависела от способности вождя получать продовольствие землеробов и трофеи – в военное время, а также дани и подарки – в мирное.
В рамках всемирного явления «дара» способность верховного вождя одаривать и перераспределять дарования была важнейшей функцией, имевшей не только материальные свойства, но и идеологический контекст: дар и удача шли рука об руку. Редистрибуция была порядочнейшей функцией, которая привлекала к такому вождю людей. И именно таким предстает в «Сборнике летописей» молодой Чингисхан, можно размышлять, он оставался тороватым редистрибутором на протяжении своей деятельности.

Художественный образ Чингисхана, который мы знаем и по знаменитым романам В. Яна, да и по нынешним фильмам, как лукавого и грозного правителя и полководца затемняет реальную политическую ситуацию, когда великий вождь обязан был быть и редистрибутором. Впрочем, и в наши дни рождаются мифы сферой создания современных успешных проектов, где «слава» авторов часто скрывает, прежде всего, его редистрибуторскую функцию:

«Этот царевич Тэмуджин, – сообщает Рашид-ад-Дин, – снимает одетую [на себя] платье и отдает ее, слезает с коню, на которой он сидит, и отдает [ее]. Он тот человек, который мог бы заботиться об области, печься о войске и хорошо кормить улус».
Что касается степняков, сама система общества содействовала этому: захваченное у земледельцев в лучшем случае можно было попросту съесть. Шелка и украшения шли, прежде всего, лишь на подчеркивание статуса, а невольники мало чем отличались от скота.

Как подметил беллетрист В. Ян, Чингисхан

«был честен только со своими монголами, а на всех других людей глядел, как охотник, который играет на дудочке, приманивая козу, чтобы подхватить и приготовить из неё кебаб».
Но именно фактор редистрибуции, убранству с боевыми удачами, способствовал созданию империи посредством эффекта масштабирования.

Платье монгольской знати. XIII в. Музей истории Ирана. Тегеран.
После побед Чингисхана в степи образовалась огромная мочь, заключающаяся из одиннадцати туменов. Сложившееся кочевое объединение было совершенно не нужно для жизни и борьбы в степи, а роспуск нукеров и богатуров был кончины подобен, дальнейшее существование было вероятно исключительно при внешней экспансии.

Если после первых побед над империей тангутов Си Ся, к Чингисхану перебежал на службу многочисленный уйгурский каганат, то в ходе лишь первого этапа войны против империи Цзинь, который был перебит походом на запад, была сформирована армия, во немало превосходящая монгольское воинство. Повторим вслед за многими исследователями: армия грабителей и насильников, предназначенное исключительно для военного грабительства.

На формирование кочевой империи начал работать эффект масштабирования.

И собственно по отношению к этим, немонгольским войскам, и применялись жесточайшие методы управления и подавления нарушений воинской дисциплины.

Это воинство двинулось с монголами на заход и существенно увеличилось в период похода туда, а содержать такую армию можно было только за счет постоянной экспансии.
Сформировавшаяся после вторжения у рубежей русских княжеств орда лишь управлялась монгольской знатью и монгольским принцем, но состояла из кипчаков, половцев и пр., обитавших в этих степях до прихода татаро-монголов.

Но пока шли завоевания, была и редистрибуция, то кушать в потестарной, доклассовой структуре монгольского общества, даже уже отягощённой «империей», эта функция оставалась важнейшей. Так, Угэдэй и его сын Гуюк, Мункэ-хан, Хубилай продолжали традицию, а во многом и затмили самого Чингисхана. Впрочем, у него было, что подносить, так он говорил:

«Поскольку при наступлении смертного часа [сокровища] не приносят никакой проки, и с того света возвратиться невозможно, то мы свои сокровища будем хранить в сердцах, и все то, что в наличности и что приготовлено или [то, что еще] устроится, отдадим подданным и бедствующим, чтобы прославить свое доброе имя».
Удэгэй даже не мог понять разницы между взятками, столь популярными в системе чиновничьего управления империи Сунн, и дарованиями, дарами. «Дар» – подразумевал встречное одаривание, впрочем, это было обязательно не всегда, а взятка всегда подразумевала определенные поступки со сторонки получающего её должностного лица. А после похода в богатую Среднюю Азию, Иран и соседние с ними страны в Монголии очутилось, что раздавать уже и нечего, потому срочно начали войну с Золотой империей.

Война и кочевая империя

Тактика монголов, как и иных кочевников, тех же гуннов, не баловала противников своими дебютами, а достоверно копировала систему охот и облав на зверей. Всё лишь зависело от размеры противника и войска номадов. Так, монгольское племя киданей осуществляло охоту в составе 500 тыс. конников.

Монгольский лучник. Миниатюра основы XIV в. Берлин.
Все вторжения монголов в империю Цзинь происходили по одной тактической и сакральной схеме: тремя крыльями, тремя колоннами, то же самое было и с Сун.

Первая проба сил на пограничье империи Си Ся была реализована таким же способом. При этом не вечно учитывалось соотношение сил. Так в первых походах монголов на Цзинь они часто существенно уступали армиям чжурчжэней. В этот период монголы немощно представляли ситуацию в государствах Китая, тем более в других странах. Претензии на покорение вселенной были пока только лишь долей амбиций хана Неба, вызванных в том числе и возлияниями кумыса, а не четкой программой.

При изучении побед монголов, их тактике и вооружению непреходяще уделялось особое внимание.

На протяжении последних 20 лет в реконструкторской и исторической среде возобладало мнение о том, что монголы сплошь имели тяжкое вооружение.

Разумеется, археологические находки богатых захоронений монголов, например, такого снаряжения, которое хранится в Эрмитаже, как бы подтверждают это, вопреки письменным ключам, сообщающим, что изначально это бывальщины всадники-стрелки:

«Два или три лука, или по меньшей мере один хороший, – писал Плано Карпини, – и три вящих колчана, целых стрелами, один топор и веревки, чтобы тянуть орудия… Железные наконечники стрел весьма остры и разрезают с обеих сторонок наподобие обоюдоострого меча; и они всегда носят при колчане напильники для изощрения стрел. Вышеупомянутые железные наконечники имеют заостренный хвост длиною в одинешенек палец, который вставляется в дерево. Щит у них сделан из ивовых или других прутьев, но мы не думаем, чтобы они носили его по-иному, как в лагере и для охраны императора и князей, да и то лишь ночью».
Первоначально главным оружием монголов был лук, он использовался и на войне, и на охоте. Немало того, в ходе степных войн никакой эволюции этого вооружения не выходило, война шла с одинаково вооруженным противником.

Исследователи находят, что у монголов был необычайный по качеству лук, сравнивая его с английским луком, принесшим успех в битве при Кресси (1346 г.). Натяжение его было 35 кг, и он отправлял стрелу на 230 м. Сложносоставной монгольский лук обладал натяжением 40–70 кг (!) и ударной мочью до 320 м (Chambers, Черикбаев, Хоанг).

Нам представляется, что монгольский лук прошел определенную эволюцию, и она совпала с периодом завоеваний. Такой лук не мог сформироваться до основы вторжений в земледельческую пояс. Даже краткие сведения, которые мы знаем о применении луков в этой зоне, свидетельствуют, что лук тангутов уступал лукам империи Сун, и тангутам потребовалось пора, чтобы добиться высочайшего качества.

Требование монголов о выдаче мастеров по производству луков от империи Цзинь, как раз и указывает о том, что с немало совершенными луками они познакомились уже во время вторжений, как в государства Китая, так и Средней Азии. Знаменитый мастер луков из Ся, Чан-ба-цзинь, был собственно представлен при дворе хана. Суровый боец и защитник степных традиций, Субедэй, по монгольским законам хотел уничтожить всех обитателей Кайфыня, столицы Золотой империи за многомесячное сопротивление. Но все закончилось выдачей собственно мастеров по лукам, оружейников и золотых дел искусников, а город был сохранен.

Для междоусобных войн в степи не требовалось сверхоружие, в вооружении был паритет, а вот при походах против Си Ся и Цзинь, монголы не лишь познакомились с более совершенными луками, но и быстро начали захватывать их в облике трофеев и использовать в бою. Аналогичная ситуация была и с арабами, какие в период экспансии добрались до иранских арсеналов, что резко изменило их военный потенциал.

Присутствие 60 стрел у каждого монгола диктовалось, скорее итого, не особенностью боя, а сакральной цифрой «60». Исходя из расчетов, проведенных при реализации стрельбы с описанной в источниках скорострельностью, только любая 4-я стрела могла достигать цели. Таким образом, монгольская штурм: обстрел из лука стрелами со свистульками, говоря нынешним языком, носила больше характер психологической войны. Впрочем, массивный обстрел, атакующих валами всадников, мог перепугать и стоических воинов.
А в тактическом плане монгольские вожди-полководцы всегда обеспечивали реальное или мнимое превосходство в числе войск в период сражения: у ужаса глаза велики. В любом сражении. Чего им не удалось, например, в битве с мамелюками при Айн-Джалуте в 1260 году, когда они продули.

Но, повторимся ещё раз, в бранях с земледельцами монголы достигали подавляющего превосходства по линии удара, что, кстати, мы наблюдаем и со стороны татар в XV–XVI столетий в походах против Руси-Русии.

В этап завоеваний, повторимся, эффект масштабирования работал на их успех. Схему (на примере войны с империей Цзинь) можно выстроить таким манером. Вначале захват небольших твердынь: или с налета, или предательством, или измором. Сбор пленных в большом количестве для осады более положительного города. Сражение с пограничной армией с мишенью уничтожения полевой защиты для последующего разграбления окрестностей.

По мере проведения таких поступков – привлечение коллаборационистов и их армий для участия в войне против империи.

Знакомство с осадными технологиями, применение их, наряду с террором.

И непрерывный эффект масштабирования, когда вокруг монгольского середины, собираются войска и силы, вначале сравнимые, а потом и превосходящие монгольские. Но жёстким и неизменным является монгольское основа.

При Чингисхане – это система представителей, заключающаяся из близких ему людей. После его смерти власть получил его род, что сразу же и привело к распаду завоеванного сплоченности, а объединение степи и землеробов в рамках единой территории Китая привело к полному падению власти кочевников, которые не могли предложить никакой немало совершенной системы управления, нежели той, что уже была у империи династии Полуденная Сун.

Я не являюсь сторонником мнения, что монголы в рамках огромной завоеванной территории создали «мир-систему» (Ф. Бродель), какая способствовала развитию далекой торговли от Европы до Китая, почтовой службе, обмену товарами и технологиями (Крадин Н. Н.). Да, это было, но не являлось ключевым в этой гигантской «кочевой» империи. Применительно к Руси–Русии, так, мы особо ничего такого не видим. Система «экзоэксплуатация» – «дань неимучая» затмевала любую ямскую службу.

Возвращаясь же к проблеме, а отчего монголы не смогли создать настоящей державы, скажем, что в иррациональном и мифологическом представлении человека этого времени, а монголы, с точки зрения формационной теории, бывальщины на этапе перехода от родового строя к территориальной общине, представление об «империи» не соответствовало нашим представлениям, от слова совсем. Если китайские или западноевропейские свидетели пытались как-то разъяснить собственный взгляд на «империю» монголов, да, впрочем, и персы с арабами, это не значит, что она была таковой, какой представлялась им. Так, при восшествии Удэгэя-хана на престол был прочерчен не монгольский, а китайский императорский церемониал с коленопреклонением, какого не было у кочевников.

Под империей кочевники подразумевали рабское или полурабское подчинение всех, кто встречается на пути. Цель скотовода заключалась в получении добычи, будь то охота или война, для простого обеспечения семейства и пропитания, и к этой цели он шел без колебаний – «экзоэксплуатация». Используя популярные ему алгоритмы: атака, обстрел, обманное бегство, засада, опять обстрел, преследование и полное уничтожение противника, как конкурента или как помеху на линии к пропитанию или наслаждению. Монгольский террор по отношению к народонаселению из этого же разряда: уничтожение ненужных конкурентов по еде и размножению.

Всадник в кожаном чешуйчатом панцире и в остроконечном шлеме с шелковой подкладкой. Иной всадник – легковооружённый стрелок верхом на лошади Пржевальского. Рис. Ангуса Мак-Брайда. Реконструкция изд. «Оспрей»
В таком случае ни о какой империи или тем немало стране в полном смысле этого слова говорить не приходится.

Первые ханы совершенно искренне не могли понять, зачем необходима государственная казна? Если, как мы строчили выше, в рамках монгольского общества «дар» был ключевым моментом взаимоотношения.

Мудрый киданин Елюю Чуцаю, «долгая борода», советник Чингиза, вырван был объяснить, насколько выгодно обложить налогами технологически развитую империю Сун и Цзинь, нежели, как предлагали представители «военной партии», «поубивать всех», а китайские поля обратить в выгоны. Но монголов мало волновали вопросы посильности налогов или вопросы воспроизводства и жизни подданных. Напомню, что подданными бывальщины лишь монголы, все остальные были «рабами». Как в случае и с русской «данью неимучей», их интересовали просто продукты и чем больше, тем лучше, потому сборы налогов отзывались на откуп авантюристам с Ближнего и Среднего Востока.

Поэтому и утверждения о том, что Русь стала частью «всемирный империи», не соответствуют историческим реалиям. Русь угодила под иго степняков, вынуждена была взаимодействовать с ними, не более того.

По мере сокращения пределов военной экспансии, ограбления всех уже ограбленных и роста природных военных потерь, несоизмеримости издержек на войну и доходов от войны, а это время совпало с правлением Мункэ (ум. 1259 г.), налоги и беспрерывные поступления начинают волновать монгольскую верхушку. Образуется классический симбиоз кочевников и землеробов: на Дальнем Востоке такой сделалась империя династии Юань. А за ней в течение ста лет последовал распад кочевой империи, так же как это и происходило со многими её предтечами, значительно меньшими по масштабам.

Но в вытекающих статьях мы возвращаемся к монгольским завоеваниям в Китае.

Источники и литература:

Бичурин Н. Я. Записки о Монголии. Самара. 2010.
Древние цивилизации Монголии, Байкальской Сибири и Нордового Китая: материалы VII Междунар. науч. конф.: в 2 т. Красноярск. 2016.
История России, Россия и Восход. СПб., 2002.
Крадин Н. Н. Кочевники Евразии. Алмааты. 2017.
Лии фон Паль. История Империи монголов: До и после Чингисхана. М., 2010.
Монгольская империя и кочевой мир. Сб. статей. Ответственные редакторы Б. В. Базаров, Н. Н. Крадин, Т. Д. Скрынникова. Книжка 1. Улан-Удэ. 2004.
Монгольская империя и кочевой мир. Сб. статей. Ответственные редакторы Б. В. Базаров, Н. Н. Крадин, Т. Д. Скрынникова. Книжка 3. Улан-Удэ. 2008.
Mongolica: К 750-летию «Заветного сказания». М., 1993.