40 лет назад была зачислена брежневская конституция. О ее «советском духе» и единственном положительном нововведении «Газете.Ru» рассказала профессор, доктор юридических наук, советник председателя Конституционного корабля России Тамара Морщакова.

— Тамара Георгиевна, 40 лет назад была зачислена так называемая брежневская конституция. Какие, на ваш взгляд, были плюсы и минусы Конституции 1977 года?

Реклама

— Было бы несерьезно сравнивать ее с Конституциями, подающими образцы развития того, что теоретики называют конституционализмом. Брежневская Конституция продолжала сохранять положение о руководящей роли одной партии и укрепляла это в своей первой главе об основах политического и общественного устройства — в известной статье 6.

В этой конституции не признавалось заявка разделения властей.

И то, и другое отрицало принципиальные характеристики конституционализма в современном цивилизованном обществе. Только на основе принципа разделения воль возможно как-то пытаться, правда, с большим или меньшим успехом, исключить произвол из государственно-правовой практики. Не говоря уже о том, что к демократическим процедурам эта Конституция никакого доверия не насаждала, потому что не была гарантирована многопартийность в системе выборов и выбирать приходилось, как тогда призывали, из «единого блока» коммунистов и беспартийных, рабочих и крестьян и «прослойки» интеллигенции.

Фактически, эффективность выборных процедур и сменяемость воли в качестве их цели не могли быть обеспечены в отсутствие разделения властей, идеологического и политического многообразия и многопартийности, а провозглашение демократических выборов, как и в старые времена, оставалось декорацией.

— Но какие-то положительные моменты у принятия той конституции назвать можно?

— В том, что касалось формирования органов воли, о чем уже шла речь, не было никаких значимых шагов вперед. Остались прежние советские идеологизированные институты — Советы депутатов трудовых и фактически заменившее все государственные структуры партийное руководство. И такая организация власти исключала демократический процесс.

Но какие-то подвижки бывальщины. Профессиональное сообщество конституционалистов-юристов пыталось внедрить их через участие в разработке проекта. Есть один очень красочный образец, который надо рассматривать в качестве положительного —

впервые в России было введено право граждан обжаловать поступки власти в суде.

Была такая статья 58 конституции. Чтобы человек не оставался полностью объектом деятельности страны, а приобретал какие-то черты субъекта во взаимоотношениях с ним.

Новости smi2.ru

— Как реализовывалось это право?

— Реализация этой нормы даже не могла завязаться, поскольку никакие нормы Конституции непосредственно не действовали и требовалось сначала разработать другие законы. В Конституции было написано, что право на обжалование решений и поступков государственных органов власти в суд граждане смогут реализовывать только после принятия закона, который будет устанавливать эти процедуры.

Судья Конституционного корабля в отставке Тамара Морщакова

Более 10 лет с момента принятия Конституции этот закон не разрабатывался, а право граждан на обращение в суд с сетованиями на власть не реализовывалось, т.е. официально и не признавалось существующим. Это — свидетельство того, что даже тогда,

когда провозглашалось что-то, соответственнее общечеловеческим демократическим представлениям, Конституция оставалась мертвым текстом.

И судебная власть — в качестве должного механизма реализации конституционно провозглашаемых прав — никогда не могла обрести на основе этой Конституции поза самостоятельной власти. Хотя принципы ее независимости провозглашались, они не могли получить реальное воплощение.

— Но в горбачевские времена она сохранила свое поступок, была отменена лишь 6 статья?

— Постепенно, конечно, в перестроечные времена стали вноситься изменения в первоначальный текст. Сообразно изменениям 1988 года был учрежден Комитет конституционного надзора СССР, что знаменовало появление механизма реализации Конституции. Комитет мог, так, толковать конституционные нормы, в частности, признал, что нормативные акты о правах и свободах человека не могут применяться, если они не бывальщины опубликованы.

Далее уже после 1991 года, исходя из опыта развития СССР и учитывая критику брежневской Конституции, на степени Конституции РСФСР признали принцип разделения властей. Но на фоне этого признания проявляли себя и в России связанные с наследством, в том числе последней брежневской конституции, негативные черты конституционного регулирования советского образца. Существовало, например, положение о том,

что высший законодательный орган края, Съезд народных депутатов, может принять к своему рассмотрению любой вопрос.

И он принимал — в том числе и такие, какие относились к судебной компетенции. Например, каким образом делить имущество между журналистскими коллективами, которые претендовали на то, чтобы трудиться как самостоятельные. Отсутствие реального разделения властей приводило вот к таким парадоксам.

— Тем не менее брежневская Конституция была первой, какая писалась при всенародном обсуждении…

— Такая возможность вынесения на всенародное обсуждение наиболее важных вопросов была закреплена в ней впервые. Но я отлично помню атмосферу обсуждения самого проекта конституции. Граждане и профессионалы-юристы, действительно, предлагали что-то, и потом масса этих предложений была обобщена. Но никаких непременных норм и государственных структур, которые обеспечивали бы хотя бы их официальное рассмотрение, не существовало.

И то, что вы называете всенародным обсуждением, не имело никаких правовых последствий.

Выговор по-прежнему шла о декорациях – такую роль играли не только конституционные декларации, но и организация процедур общественного обсуждения при принятии этого Основного закона. Реальные же гарантии для обеспечения провозглашенных прав не бывальщины установлены. На конституционном уровне сохранялись многие институты, которые сейчас кажутся настолько устаревшими, что они принципиально не могут даже теоретически рассматриваться как допустимые.

— Так?

— Главным объектом защиты со стороны государства было право социалистической государственной собственности –

только она и рассматривалась как основа экономической системы.

Никакая иная собственность на равную с ней защиту претендовать не могла. В личной собственности могли находиться только предметы личного потребления и домашнего хозяйства,

и это собственность запрещалось использовать для «извлечения нетрудовых доходов».

Ни парламент, ни парламентские механизмы обсуждения законов не были созданы. Идеологического многообразия и многообразия представительства в законодательных органах попросту в жизни не было. Как это могло появиться, если не существовало многопартийной системы? Боюсь, современный читатель в ответ на такие упреки произнесёт — а зачем эти разные партии, которые все равно не имеют никакой силы?

Да, поскольку механизм, существовавший тогда, не был фактически сломан, мы по-прежнему имеем одну партию, только она одна представлена в государственном аппарате и способна исключить всякое влияние иных. Плюрализм, действительно, не укоренился, и он не имеет государственной и общественной поддержки.

Это не просто отголоски 1977 года, это повторение старого эксперимента.

Ведь даже если теперь какая-то одна партия не провозглашается единственной руководящей силой, разве нет в реальности лишь у нее рычагов в руководстве? Старые рельсы оказываются опасны. Нет оснований петь «Аллилуйю» брежневской конституции. Страна пришла все-таки к осознанию нужды обратиться к перестроечным процессам. Хотя их мы не сумели поддержать и сохранить.