Конструктор Михаил Янгель родился 110 лет назад
Все права на фотографии и текст в данной статье принадлежат их непосредственному автору. Данная фотография свзята из открытого источника Яндекс Картинки

Конструктор Михаил Янгель родился 110 лет назад

7 ноября исполняется 110 лет со дня рождения выступающего конструктора ракетно-космической техники, дважды Героя Социалистического Труда академика Михаила Янгеля.

Уникальный человек, уникальная судьбина. Один из самых засекреченных в Советском Союзе главных конструкторов. Настолько, что Западе некоторые даже считали: Янгель – немецкий ракетчик, украденный у знаменитого Вернера фон Брауна.

Создатель лучших в мире боевых ракет. Он чудом остался жив в страшной катастрофе при испытаниях на космодроме, и проблема: “Почему вы остались живы? преследовал его до конца дней. А умер в день своего 60-летия – пятый инфаркт…

Почему Королеву не хотелось подчиняться Янгелю? Что стояло за фразой Хрущева: “Мастерим ракеты как сосиски”? И в каких спорах рождалась советская ракетная техника? Об этом “РГ” в свое время рассказала дочь основного конструктора стратегических ракет Михаила Янгеля – Людмила Янгель.

Все засекречено

Людмила Михайловна, вплоть до 90-х годов фамилию Янгеля невозможно было найти ни в справочниках, ни в энциклопедиях. Говорят, он был самым засекреченным из главных конструкторов?

Людмила Янгель: Да они все были засекречены. И фамилии Королева не было. Королев свои статьи подписывал – К. Сергеев.

А Михаил Кузьмич как подписывал?

Людмила Янгель: Он не печатался в прессе. Ведаете, когда отец умер, мама написала книгу “Тюльпаны с космодрома”. И столкнулась с очень жесткой цензурой: фамилии коллег и смежников убирали, отчества меняли. Чтобы никто не мог вычислить, что этот человек занимался ракетной техникой.

Вы собственно ощущали атмосферу гостайны вокруг семьи?

Людмила Янгель: В Москве – нет. А вот в Днепропетровске, куда его назначили главным конструктором КБ, какое занималось разработкой межконтинентальных баллистических ракет, космических ракет-носителей и аппаратов, я с этим столкнулась. Отца поселили в небольшом отдельном доме недалеко от завода. Ввели несколько “тревожных” кнопок”. Бывало, старушка, которая вела хозяйство, вытирая пыль, нечаянно нажимала. Прибегали бойцы: что случилось? Это всем надоело. Систему “усовершенствовали”: кнопка срабатывала – сразу звонили с поста охраны. Но что-то было не так, и звучны стали раздаваться по ночам. Отец просыпался и уже не мог заснуть. Потом исправили.

Вокруг любой засекреченности всегда роятся домыслы, вести, откровенная ложь. Например, что Янгель был случайным человеком в ракетостроении…

Людмила Янгель: Это вы цитируете товарища Мишина. Но тут уже не засекреченность, тут собственное. Когда-то они все учились в МАИ: отец, мама, Василий Павлович. Помню, мама рассказывала, что Мишин за ней ухаживал. Так что у него до последнего оставалась неприязненное к папе отношение. Наверное, было и что-то еще, не знаю.

Отец пришел в знаменитый НИИ-88 на четыре года позже, чем первая группа ракетчиков, в какой были Мишин, Сергей Павлович Королев. Это дало Мишину повод заявить, что они – ракетчики, а отец – авиационный конструктор и в ракетную технику угодил случайно. Но Мишину потом хорошо ответили по этому поводу.

А на Западе даже договорились до того, будто Янгель – немецкий ракетчик, украденный у знаменитого Вернера фон Брауна. Как к этому относились в семье?

Людмила Янгель: Как к анекдоту. У нас же ничего не писали, а на Западе бывальщины фотографии всех наших ракет, планы нашего завода. Разведка работала. Поскольку о таком человеке они знали, а у нас – нет, то и сочиняли кто что может.

Мастерим ракеты, как сосиски

Как все-таки получилось, что Михаил Янгель стал создателем грозных ракет стратегического назначения?

Людмила Янгель: Уж никак не “невзначай”. С 1931 года он учился в МАИ и работал конструктором в КБ Поликарпова. В 1938-м его послали в служебную командировку в США. Потом война, делал военные самолеты. Потом были два года Академии авиационной промышленности. А в 1946 году его назначили старшим инженером в особый отдел при министерстве авиационной индустрии.

Это было что-то вроде научно-исследовательского центра по реактивной технике?

Людмила Янгель: Они работали с немцами. Тогда из Германии вывезли весьма много специалистов. И ракетчиков, с которыми работал Королев, и авиационных. Вообще история ракетной техники по-настоящему началась в краю с 1946 года, когда вышло знаменитое постановление о развитии реактивного вооружения в СССР. Оно было подписано Сталиным и обязывало цельный ряд министерств заниматься ракетной техникой. МАП тоже к этому подключился. Работа увлекла отца. Он на лету ловил идеи. И когда его назначили на место начальника отдела в КБ Королева, которое входило в состав НИИ-88, отец не раздумывал ни минуты. А через год он уже стал заместителем Сергея Павловича.

Какие у Янгеля бывальщины отношения с Королевым? Они дружили?

Людмила Янгель: У них были нормальные рабочие отношения. Королев ценил отца, а папа с большим уважением относился к Королеву.

Но потом они поменялись местами: Михаила Янгеля назначили директором НИИ-88. Начальство стал подчиненным, и наоборот. Я читала, что Королев воспринял это очень болезненно.

Людмила Янгель: Да, это была для них очень сложная ситуация. Директор НИИ-88 Руднев ушел на повышение. Отчего министр Устинов выбрал на эту должность отца, а не Сергея Павловича, я затрудняюсь сказать. Скорее всего потому, что, во-первых, Королев был беспартийным. Во-вторых, у него была судимость. То кушать с точки зрения кадровой были сложности. Но был и другой момент. В институте еще при Рудневе стали рассматривать вариант создания ракет на высококипящих топливах – это когда используется в качестве окислителя азотная кислота. И Королеву возложили делать такую ракету.

Он пришел в ярость, потому что считал, что это выброшенные деньги. Королев был убежденным сторонником применения кислорода. С точки зрения экологии, положим, пилотируемых полетов, это правильно. Но это совершенно неприемлемо для военных целей. А отец начал интересоваться этими вещами, когда еще трудился в особом отделе МАПа. Королев тогда обрадовался: хочешь этим заниматься – занимайся.

Речь идет о ракете Р-11 – первой в Альянсе, двигатель которой работал на азотной кислоте и керосине?

Людмила Янгель: Да. Отец и когда стал директором НИИ-88, тоже продолжал ее курировать. Уместно, это единственная ракета, у которой значатся два главных конструктора – Янгель и Королев. Она очень долго стояла на вооружении. Спор между папой и Сергеем Павловичем был сугубо технический. У одного – кислота, у другого – кислород. Отец за автономную систему управления, Королев – против. После, когда они уже разошлись, решали разные задачи.

Но это правда, что Королев даже игнорировал приказы Янгеля в качестве директора?

Людмила Янгель: Не совершенно так. Игнорировать приказы он не мог. Просто Сергей Павлович не приходил на совещания. Но ему совершенно спокойно говорили: вы не пришли, ничего, мы без вас решили. Разумеется, это было нехорошо.

Характеры разные?

Людмила Янгель: Совершенно. Сергей Павлович взрывной, очень крутой. Я писала диплом в его конструкторском бюро, когда МАИ заканчивала. Сотрудники сообщали: когда Королев идет, те, кто был в коридоре, буквально в стенку вжимались. За счастье считалось нырнуть в какую-нибудь дверь. Боялись его панически. Папа был другой. Уравновешенный, мягкий. Однако когда нужно было отстаивать свою позицию, был достаточно принципиальным. Он никогда не кричал. Весьма хорошо умел слушать. Располагал к откровенности. Когда он говорил сотруднику: “Я тебе поручаю, я тебе доверяю”, – это было гораздо вяще, чем приказ.

Известная фраза Никиты Хрущева после посещения янгелевского КБ в Днепропетровске: “Делаем ракеты как сосиски, на автомате”. Амбиция Михаила Кузьмича она щекотала?

Людмила Янгель: Отец посмеивался.

Почему остались живы?

Осенью 1960-го на Байконуре проводились летные испытания баллистической ракеты Р-16. Председателем Госкомиссии был Главком ракетных армий, Главный маршал артиллерии Митрофан Неделин. Техническим руководителем – Михаил Янгель. Но ракета на старте взорвалась. Заживо сгорели 126 человек.

Людмила Янгель: Цифры разнятся. В любом случае, погибло весьма много людей. Катастроф при испытании новой техники было много. И у нас, и в Америке. Просто не о всех наших сообщали. Летные испытания – операция гигантская, в создании ракет задействовано огромное число предприятий. Получилось так, что одну из схем системы управления смежники просмотрели. Возникли проблемы, но их решили устранить, не снимая уже забранную ракету со старта. И – повернули часовой механизм. Предусмотреть именно этот момент было невозможно. Неделин сидел на дистанции метров ста от заправленной ракеты. Офицеры стояли рядом: как уходить, когда главком сидит?!

Академик Черток говорил, что всему виной была спешность.

Людмила Янгель: И спешка в том числе. Обстановка международная была очень тяжелая. Вышло специальное постановление об ускорении разработки этой машины. Трудились по три смены. Когда спали – не понятно. Гнали, гнали, гнали…

Отец тогда лично докладывал Хрущеву по телефону?

Людмила Янгель: Да. Хрущев спросил: “А вы отчего остались живы?”. Отца спасло то, что он покурить отошел.

Как отец это все перенес?

Людмила Янгель: Он пытался кидаться в этот огонь, искал Неделина. Его буквально держали. Там была колючая проволока. Люди пытались через нее перелезать. Пылающие факелы бежали. Фильм документальный жуткий остался. Те, кто перелезал, а там три или четыре метра высотой бетонные конструкции, ломали себе длани, ноги.

Это операторы снимали?

Людмила Янгель: Они всегда снимают. Отец надышался парами азотной кислоты. Разом после комиссии полетел в Киев, докладывать в ЦК Украины. Оттуда на самолете в Днепропетровск. Не заезжая домой – в обком партии. И там свалился с инфарктом. Ему было 49 лет. Когда мы приехали в больницу, я навеки запомнила: руки обожженные, с трудом карандаш держал. Его отпаивали молоком.

Человек, который зациклен на чем-то одном, совсем страшное зрелище. Перебинтованный, хрипит. Берет бумагу, карандаш, рисует схему: “Здесь ракета, здесь Неделин, вот тут бункер, куда я отошел”. И начинает рассказывать, что это было так, так и так. Но у отца тогда “первый отдел” в крови, в костях. Он понимает, что невозможно такие вещи писать. Рвет бумагу на мелкие кусочки. Тут же берет второй лист, и начинает то же самое. Теми же самыми словами, тот же самый рисунок…

В годовщину трагедии был в Москве. Вечерком – пропал. Помчались искать. Нашли в парке, отец сидел и плакал. Он до конца жизни это не забыл. Жены тех, кто погибли, их фразы: “А вы остались живы” – любой раз добивали.

А как он снимал стресс?

Людмила Янгель: Он был нормальный человек, сибиряк. Но водку не пил, иногда сухое вино. Но так была истрепана нервная система, что ему достаточно было выпить стакан вина, и он спать ложился.

Столкновение амбиций

Отчего Михаил Янгель сам, побыв директором НИИ-88, все же написал заявление об уходе?

Людмила Янгель: Он изнывал на административной труду, на разных совещаниях. Он был конструктором. И когда у них с Королевым начались взаимосложные отношения, наверху обсудили все и решили: Янгель станет основным инженером НИИ-88. Для отца это было лучше. Он вернулся в привычную творческую атмосферу. А потом встал вопрос, что невозможно иметь только в одном месте ведущий ракетно-космический центр. Надо “рассредоточиться” – на Урал, Украину. Королев хотел, чтобы эти середины были подчинены ему. То есть он будет что-то придумывать, а на Урале, в Днепропетровске будут его машины делать. Ему сказали: “Э, нет. Нужны конкуренты. Это будут не подчиненные тебе организации”. Политика, наверное, правильная.

Столкновение амбиций на пользу делу было? Или наоборот?

Людмила Янгель: Я не очень понимаю, что такое амбиции в этой ситуации. Когда идет технический препирательство, который был всегда между Королевым и отцом, там они доказывали аргументами. А заказчик уже решал, что выгоднее. Вот ситуация с Челомеем была принципиально иная. История не терпит сослагательного наклонения, но приход Сергея Хрущева в ракетную технику сыграл свою роль. И то, что его “перехватил” Челомей.

Ведаете, Челомей был типа Жюль Верна. Он так умел зажечь, рассказывал такие истории про межпланетные корабли, станции. Сергея этим заразил. Хрущев и сам находил, что ракетная техника – самое главное. А тут еще любимый сын. Челомей очень хорошо играл на таких струнах. Он Хрущеву говорил о его сыне: “Это же гениальный конструктор”. Любому папе было бы приятно.

На одном из Советов обороны Челомей неожиданно для всех выставил плакаты: хочу делать гигантскую ракету, с задачей межпланетных полетов, для Месяцы. Устинов даже не слышал об этом. А Хрущев, оказывается, уже с Челомеем на эту тему разговаривал, когда тот приезжал к нему в Ялту.

Был собственный человек?

Людмила Янгель: Практически да. В то время, когда к Челомею пришел Сергей Хрущев, КБ занималось крылатыми морскими ракетами. А тут завязался космический бум. У Челомея были разные проекты, создавался даже отряд космонавтов параллельно Звездному городку. Челомей мастерил орбитальную станцию, когда я диплом писала. Говорили, что один к одному с королевской станцией. А ему надо было, чтобы был и носитель соответственный. Но зависеть от отца и Королева он не хотел. Выход один – надо самому и ракеты делать. Получил завод Хруничева.

Как тогда Черток произнёс, к пуговице пальто пришили.

Выходит постановление, совершенно уникальное. Оно обязывает Королева и отца оказать всестороннюю помощь для того, чтобы фирма Челомея разобралась в ракетной технике. Я не ведаю, как у Сергея Павловича, а днепропетровцы передали три готовых ракеты Р-14, всю документацию. И все самые последние “секреты” ушли в Реутов. К Челомею.

А что за “штатская война” развернулась в верхах?

Людмила Янгель: Были разные подходы к развитию ракетно-космической техники. Руководство в верхних эшелонах поделилось. Одни поддерживали Челомея, другие – Янгеля. Хрущев говорил: “Мне кажется, что эта ракета лучше. Товарищи, как вы считаете?” А что товарищи могут находить в той ситуации? Конечно, говорили: “Да, Никита Сергеевич”. И стали один за другим проекты Днепропетровска откладываться. И пошли разговоры, что КБ себя уже исчерпало, надо его ликвидировать. Вначале янгелевское, а потом и королевское. И вообще достаточно одного гениального главного конструктора, а КБ надо сделать серийным. Завод будет спускать челомеевские ракеты, а КБ будет следить за выполнением всех этих работ.

А потом было еще хуже. 1964 год, январь. Папу вызывает завотделом оборонной промышленности ЦК партии Сербин. И говорит прямым текстом: “Готовится постановление о ликвидации КБ”. Хотя сделаны уже 12-я, 14-я, 16-я ракеты. Основа наших стратегических сил. А тут, здрасьте, постановление. Ситуация совсем патовая, потому что Афанасьев – за Челомея, Гречко – за Челомея. Правда, Устинов – за Днепропетровск, Мозжорин тоже. А решает все окончательно одинешенек Хрущев. Я вообще не знаю, как в этой ситуации можно было держаться, и пытаться что-то доказать, и что-то защитить. Беспорочно говоря, шляпу надо снять перед отцом.

Он выиграл битву?

Людмила Янгель: Выиграл. Но какой стоимостью! А потом в сентябре 64-го года были летные испытания новых ракет: Янгеля – Р-36 и Челомея – “двухсотки”. И 36-я пролетела на 14 тысяч километров, и угодила “ровно в кол”, как говорили военные. А челомеевская – всего на шесть тысяч с чем-то. Когда Хрущеву понесли данные попадания в квадрат, он нахмурился, безмолвно передал бумагу министру обороны. А Сергей Хрущев возмущался, расстраивался. В октябре Никиту Сергеевича сняли. Слава тебе Господи, что постановление о разгоне конструкторского бюро не поспел подписать.

Смерть в день рождения

Правильно ли я поняла, что эта “гражданская война” во многом угробила и Лунный проект?

Людмила Янгель: В резоне материальном – безусловно. Я в то время работала в Госплане, в оборонном отделе. И мне было понятно, что деньги, которые выделяли Королеву, открыто недостаточны. Распыление средств было гигантское. Потом кооперация, когда смежники работают на одного, второго и третьего, тоже помешивала. Но и сам проект вызывал много технических вопросов из-за сложностей.

Был очень хороший вариант мощного ракетоносителя, который предлагал Днепропетровск – Р-56. Но его застопорил Хрущев на стадии эскизного проекта. Позже в Днепропетровске прекрасно сделали очень сложный технический элемент проекта – ступень для спуска на Месяц и старта с нее. Но он так и остался в музее.

У конструктора Янгеля была любимая ракета?

Людмила Янгель: Наверное, последняя. Желая, как говорится, все дети дороги. 12-я, первая ракета, совершенно уникальная. Их было сделано 2300! РВСН были созданы после того, как ракета сделалась массовой. Ракета Р-16 – это катастрофа. Это боль. Хотя тоже была прекрасная. Ну, и 36-я – минометный старт. Надо сказать, что минометный старт вообще никто не поддерживал. Даже в КБ Янгеля утилитарны не было сторонников. Эта махина несколько тонн весила. Но настоящие ракетчики заинтересовались, поскольку там было много плюсов, какие важны для эксплуатации. И отец дал команду этим заниматься.

Он лежал в больнице в Москве, когда к нему приехали с эскизным проектом. Глядит, а вместо минометного старта вариант старый. Подписывать отказался. Потом приехал на Днепр, стал разбираться. Спрашивает: на каком основании не исполнили его директива? Показывают приказ его первого зама Уткина: “Работы по минометному старту прекратить. Уткин”. Отец на той же бумаге пишет: “Труды по минометному старту продолжить. Янгель”. Этот документ чудом сохранился в Первом отделе.

Про последние работы Янгеля Челомей сообщал: “Я сниму шляпу, если ракета полетит”. Ракеты полетели, а шляпа…

Людмила Янгель: Осталась на голове Челомея.

Людмила Михайловна, ваш папа скончался в день своего 60-летия. Это судьба?

Людмила Янгель: Я в это не верю. Но последний год он очень тяжело болел. После четвертого инфаркта еле вытащили. Санаторий. А после сразу поехал на совещание к Пилюгину. Оно длилось часов 5-6, там курили. Ночью пятый тяжеленный инфаркт.

Он сам не курил?

Людмила Янгель: Курил. Чазов произнёс, пусть лучше курит. Лишить – дополнительный стресс. Врачи посещения ограничивали, хотя каждый день приезжали 2-3 человека. А папе начало казаться, что он никому не нужен, что его забывают. Но когда Михаил Кузьмич приехал в министерство, где его должны были чествовать, он увидал, сколько пришло людей его поздравить. И каждый говорил Янгелю добрые слова. Он не ожидал такого. Для отца это был невероятный подъем. Любому, кто его поздравлял, он говорил о том, на что нужно обратить внимание, что надо делать. Получилось, что-то вроде технического завещания смежникам, своим ребятам. Папа умер в состоянии, как мама сказала, счастливого человека, потому что это было на пике эмоций. Он понял, что он нужен, что его не забыли, что он не выкинут за борт.

С дочерью Королева – Наталией Сергеевной вы знаетесь?

Людмила Янгель: Мы дружим, соседи по даче. Знаете, если вернуться к касательствам отца с Королевым. Это два очень порядочных человека, для которых интересы страны были превыше всего. Они никогда не делали товарищ другу гадостей. Когда Хрущев спросил у Королева мнение по поводу назначения отца главным на Днепр, тот сказал: “Он потянет!”. Когда случилась крушение с маршалом Неделиным, Королев первым сказал: “Это могло быть с любым из наших конструкторов”.

Откуда такая необычная фамилия – Янгель?

Людмила Янгель: – Янгал по-украински – кашевар. Но некто говорил, что это от “ангела” произошло. Дед отца родился в селе Рыжики Черниговской области. Он был бунтарь, за что и был сослан на каторгу и вечное поселение в Сибирь. А Янгели до сих пор существуют в Рыжиках. Кстати, в Германии тоже нашелся один Янгель. Он написал письмо в Академию наук: мол, очень рад, что у него подобный родственник. Письмо долго пролежало в архивах.

Когда отец работал в КБ Поликарпова, на него написали донос. Обвинили в том, что он – сын кулака, какой скрывается в тайге. На самом деле моего деда уже три года не было в живых. Спас отца Поликарпов: “Немедленно строчите заявление на отпуск и поезжайте домой. Привезите необходимые документы”.

Поехал. А деревушка отца находилась в такой глухомани, где сообщали: “Это близко, всего два месяца ходьбы до железной дороги”. Да еще через Ангару надо переправляться. Декабрь. Мороз за 50, рельсы трескаются, а река не замерзла. Течение сильнейшее, только льдины плавают. Чудом остался жив: туман, лодку километра на четыре снесло. Еще чуть, и угодил бы в водопады. Но вернулся с документами.

Отец уехал в Москву в 14 лет. Почему? В семье – шестой из двенадцати детей! Жили впроголодь. В 6-м классе вместо учебы на шесть месяцев с родителем ушел на охоту… А в горной академии обучался старший брат Костя. Он и пристроил в общежитии. Отец подрабатывал. Закончил 7-й класс, пошел в ФЗУ, на ткацкую фабрику. Потом – МАИ.

Родственники остались в Сибири.