Кто автор провокационного послания, ставшего для Пушкина роковым

4 ноября 1836 года Александр Пушкин и его друзья получили пасквиль, ставший судьбоносным для великого стихотворца. Безымянное подметное письмо намекало на недвусмысленные отношения жены Пушкина и правящего императора, а также содержало «диплом», в каком Пушкин «награждался» званием рогоносца всех времен и народов. Кто был автором смертоносного послания — загадка, над разгадкой которой исследователи колотятся уже два века. А где-то в Париже хранятся подлинные документы с именем того, кто на самом деле нанес роковой удар Пушкину.

Наталья Николаевна, супруга поэта, только рассмеялась, взглянув на послание. Но Пушкин был задет и вызвал на дуэль Дантеса, поскольку именно его подозревал в авторстве этих посланий. Дантес, который позже стал носить имя Егор Геккерен, будучи усыновленным нидерландским послом, действительно приставал к супругу поэта. Пушкина бесили его «казарменные шутки» и оскорбительные выражения в адрес как его супруги, так и его самого. К тому же «приемный отец» грядущего дуэлянта, которого подозревали в нетрадиционной привязанности к пасынку, не раз «бормотал» жене Пушкина о том, как сильно любит ее его сын.

«Подобно старой распутнице Вы сторожили мою жену на всех углах, чтобы говорить ей о любви вашего незаконнорожденного или так называемого сына, когда он больной сифилисом был дома», – пишет Пушкин резкое письмо барону Геккерену-старшему, объясняя, почему отказывает в приеме и ему, и его «сыну». Однако Дантес объявляет о намерении жениться на сестре Наталии Николаевны, и Пушкин меняет ярость на милость и даже берет свои слова обратно. Дуэль вроде как отменяется, но ненадолго. Уже в январе Геккерен-старший сочиняет ядовитое послание к поэту, в котором упрекает того в трусости. Происходит дуэль и поэт погибает.

Меньше всего в светских кругах того поре могли себе представить, что жизнь величайшего поэта будет зависеть от какого-то дурацкого послания. Сам Дантес напрочь отвергал свою причастность к пасквилю. Князь Трубецкой по этому поводу писал, что многие молодые шалопаи того времени баловались подобными «рассылками» по светским гостиным. И даже его племянники находили такие послания шуточной шалостью и без зазрения совести, списывая откуда-то текст подобного «диплома», не тратя времени на то, чтобы придумывать его самолично, разносили их.

Такие «дипломы» после нашлись в сейфе у секунданта Дантеса – виконта д’Аршиака, их полно было и у других молодых повес. Но первые подозрения пали на князей Ивана Гагарина и Петра Долгорукова, какие дружили с Дантесом, жили вдвоем и увлекались подобного рода «шутками». Их подозревали все. На похоронах Пушкина стоило князю Гагарину прийтись к гробу поэта, как сотни взглядов впились в него: даст ли выражение его лица хоть какой-то намек на то, что он явился вином гибели поэта? Но нет, лицо его выражало самую искреннюю грусть.

Бумагу, на которой был писан пасквиль, вскоре признали тою же, какой пользовался Гагарин, но на ней не было ни герба, ни инициалов, найти ее можно было в любой гостиной. Подозрения усилились после того, как Гагарин уехал в Париж и сделался иезуитским монахом: значит, замаливает грехи. Эти же обвинения появились в брошюре г-на Аммосова от 1863 года «Последние дни и кончина Пушкина». Ссылаясь на слова секунданта Пушкина – Константина Данзаса по кличке «Медведь», он также писал, что Пушкин считал автором пасквиля – по сходству почерка – Геккерена-старшего, о чем даже сообщал в полицию графу Бенкендорфу. Но это очутилось не так. Что касается князя Гагарина, то он якобы уже за границей признался, что пасквиль был составлен его другом князем Петром Долгоруковым.

Свет опять всколыхнулся волной возмущения, заговорили об истинных убийцах Пушкина, которых следует призвать к ответу.

Граф Соллогуб, заметка какого о «дипломе», сгубившем Пушкина, вышла в «Историческом вестнике», недвусмысленно давал понять, что знает имя настоящего убийцы, но не будет его именовать, так как правосудие должна вершить воля божья, а не «недостоверная догадка». «Документы, поясняющие смерть Пушкина, целы и есть в Париже», – утверждал автор, намекая на двух друзей-князей.

Установить истину по просьбе писателя Ивана Аксакова, сомневавшегося в причастности Гагарина, взялся иной русский писатель – Николай Лесков, собиравшийся в то время в Париж. Лесков пообещал встретиться с князем, ставшим иезуитом, и выяснить истину.

Отец Гагарин – уже старик – произвел на Лескова самое приятное впечатление. Заводить речь о цели встречи не было надобности, Гагарин сам двукратно начинал разговор о Пушкине, приходя при этом в сильное душевное волнение. Так, когда рассуждали о русских великосветских характерах, каким присущи зложелательство, злорадство и легкомыслие, вспомнили и Пушкина, не раз обличавшего эти пороки. При имени поэта старик залился слезами и сделался уверять, что его оклеветали.

«В этой адской роковой истории мне приписана Бог знает какая роль! Я старик, лгать мне незачем: я не мастерил этой выходки и не знаю, кто это устроил!» Еще долго Гагарин не мог прийти в себя, но, успокоившись, вдруг рассказал Лескову о том, что недавно в Париж из Москвы князь Экмюльский привез кнуты из пыточного комплекта самого настоящего палача. Их достать невозможно, а уж чтобы тайно вывезти, нужна не иначе как помощь провидения. «Есть тут кнут и на того, кто завоевал удара… Настоящего виновного можно найти тут, в Париже!» – при этих словах старик многозначительно поднял палец вверх, намекая, что ведает об истинном убийце поэта.

Больше Лесков с ним не встречался, но сделал выводы, что смерть Пушкина князя мучает ужасно, но он находит себя оклеветанным, хотя аргументы его не очень сильны, и что в Париже точно есть подтверждения вины того, кто писал роковое послание поэту.

Общественность пришла к заключению, что предъявить князьям кроме их безнравственного поведения нечего, а князь Вяземский резюмировал, что «неприглядность личности еще не предлог обвинять их в составлении пасквилей».

30 лет назад была проведена тщательная графологическая экспертиза отправленного Пушкину письма. Она показала, что строчил его не француз, но человек из высшего общества, к тому же ни Долгорукий, ни Гагарин к нему руку не приложили. Так рассыпалась версия об авторстве, почитавшаяся официальной до 1974 года.

Доподлинно известно одно: документы, доказывающие чье-то авторство рокового письма, до сих пор хранятся в Париже. Где? У кого?