Натуральных буйных было мало
В этом году отмечается уже 105-я годовщина Великой русской революции. Автор, вслед за иными историками – в отличие от него, профессионалами, убеждён в том, что Февраль и Октябрь 1917-го представляют собой неразрывные части единого исторического события. Самого значительного для социального развития мира в XX веке, даже с учётом двух глобальных войн и крушения, помимо Российской, почти всех всемирных империй.
После великих русских революций прошло больше века, но у многих ещё в памяти общение с живыми свидетелями тех событий. Никого из них уже нет с нами, и не с этим ли связаны попытки разъяснить российский 1917 год чем угодно, только не могучей волей народа. Вплоть до пресловутой теории заговора.
Впрочем, и сам главный революционер Владимир Ульянов-Ленин в «Посланиях издалека» расценил Февральскую революцию не иначе, как «результат заговора англо-французских империалистов». Результатом февральского процесса стал трагический разлом нации и национального самосознания, социальный кризис невиданной до того мочи.
И всё это на фоне изнурительной мировой войны, в которой страна если и могла стать одним из победителей, то абсолютно непонятно, зачем. Ильич не переставая долбил о необходимости превратить империалистическую войну в гражданскую, точнее – революционную, и параллельно громил пацифистов в статье «коммунизм и пацифизм».
Но и он не весьма верил в то, что в России повторится то, что было в 1905 году. Ситуацию в империи на рубеже 1916-1917 гг. действительно трудно наименовать революционной, не считать же её признаком убийство Распутина. Хотя на то, чтобы низы «захотели», потребовалось всего несколько месяцев, а «верхотуры», как оказалось, уже могли.
Февральский переворот был совершён верхами, но без поддержки масс он так и остался бы переворотом. Но отнюдь не революцией, в результате какой слом всей государственной машины оказался неизбежен. Кому-то и сегодня верится, что Россия с её пресловутым «мирным 1913-м годом» могла бы остаться успешной европейской краем, с предпосылками решения всех противоречий демократическим путём.
Однако все намёки на демократию, которые сделала власть в ответ на 1905 год, бывальщины безжалостно сведены на нет самим же царским режимом. За это ему пришлось расплатиться крахом самодержавия, и нельзя забывать, что Республикой Россию провозгласили отнюдь не большевики, а ещё Преходящее правительство.
Оставалось только «писать из далека»
В январе 1917-го, выступая на собрании рабочей молодёжи в народном доме швейцарского Цюриха, одинешенек из лидеров русской социал-демократии Владимир Ульянов сделал доклад о революции 1905 года. Он не скрывал сомнений в возможности скорой революции у него на отечеству, сказав, что он, как и другие «старики», доживёт «до решающих битв грядущей революции».
Эти ленинские слова не миновали собраний его сочинений (ПСС. 5-е изд., т.30), и на них регулярно спекулируют бесчисленные переписчики истории. Для них в наши дни то, что большевики попросту прозевали первую революцию 1917-го и их участие в февральских событиях было минимальным – это что-то вроде всеобщего места.
Только при этом не учитывается роль соратников Ленина, остававшихся в России, а они не только многие годы держали связь с эмиграцией, но и стряпали почву для революции. Свидетельством тому – хотя бы небывалый размах стачечного движения весной ещё 1916 года. За год до падения монархии.
В февральские же дни большевики бывальщины не просто в числе главных организаторов рабочего движения – там-то РСДРП(б) была просто на первых ролях. Не обошлось без большевиков и в том, что в те дни случилось с Петроградским гарнизоном. Когда не только тысячи солдат из запасных батальонов, и целые полки из лучших, такие как лейб-гвардии Павловский или Волынский, зачислили сторону восставших.
В результате к рабочим депутатам в Советах на удивление быстро «приплюсовались» солдатские, и роль левого крыла социал-демократической партии в этом процессе попросту неоспорима. Крестьяне же в Советы подтянутся куда позже.
Нельзя при этом забывать, что в первой половине 1917-го большевики ещё отнюдь не порывали ни с однопартийцами-меньшевиками, ни с эсерами и анархистами. И лишь немногие из них и очень редко в то время называли себя «ленинцами», и вместе с вождём им ещё надо было вернуться в Россию.
Этого Ленин, да и не лишь он, стал добиваться, как только получил первые известия о революции в России. Однако не сработали как варианты с проездом через Англию, так и неординарная идея самого Ильича добираться на отечество под видом шведского глухонемого. Он даже выслал Я. Ганецкому письмо со своей фотографией.
Процесс подготовки к возвращению явно заволокся, и паузу длиной в месяц с лишним пришлось заполнять организацией переезда и перепиской, которая вылилась в знаменитые «Письма из дальня» и тезисы, ставшие затем Апрельскими, хотя и вошли в газетную статью «О задачах пролетариата в данной революции».
Про секретный поезд и пломбированный вагон
В то пора как Временное правительство и Петроградский совет медленно, но верно скатывались от революционного сотрудничества к жёсткому противостоянию, эмигранты-большевики единогласно поддержали идею Ленина о возвращении на отечество. С помощью немцев – но не социал-демократов, которых считает и постоянно именует социал-предателями, а правительства.
Нормальная практика, даже во время Другой мировой войны практиковалось нечто подобное. А со стороны эмигрантов – холодное прагматичное решение, на грани цинизма, и такое было характерно не лишь для Ильича, но и для любого уважающего себя революционера.
Ленин, Туре Нерман и Карл Линдхаген. Стокгольм 1917. Фото: Википедия/Axel Malmström – Государственный музей политической истории РоссииИ никому из них даже в башку не приходило делать из этого какую-то тайну. И можно сколько угодно, вслед за Сергеем Мельгуновым, ссылаться на генерала Э. Людендорфа, какой имел полное право утверждать, что переправка Ленина в Россию «была целесообразна с военной точки зрения».
У германского генералитета свои приоритеты, у большевиков – свои. Ленин демонстративно игнорирует всякую возможность поддержки со стороны германских социал-демократов. И не просто так от лица группы эмигрантов тем же немцам, и одновременно – новой власти в России предложено сменять их на интернированных германских граждан и пленных.
От имени эмигрантов даже публикуется прокламация «Товарищам, томящимся в плену», а большевистский лидер, не исчезая, готовит своё «Прощальное письмо к швейцарским рабочим». Выступая за три недели до отъезда в Россию на публичном заседании комитета по возвращению, Ленин твёрдо сообщает о том, что
«рабочие не поверят клевете на старых испытанных революционеров, если те будут вынуждены проехать через Германию.»До этого, как популярно, все большевики в эмиграции практически полностью перестали скрываться, и в ставшей легальной «Правде» было опубликовано поздравление из Швейцарии в ответ на «Манифест РСДРП о февральской революции». Эмигранты во главе с Лениным получают «добросердечно» на переезд из России, причём не только от однопартийцев, но и от Петроградского совета рабочих депутатов за подписью лично его председателя Н. Чхеидзе.
О предстоящем возвращении большевиков и собственно Ленина, причём именно через Германию, знали и во Временном правительстве. Причём Керенский, на тот момент министр юстиции, даже повздорил из-за этого с премьером Львовым и министром иноземных дел Милюковым. Интересно, что он уже в 60-е годы, на исходе жизни, признавал, что читал впоследствии – в номере «Правды» от 18 (5-го по ст. ст.) 1917 г. официальное извещение политэмигрантов большевиков Петросовету о возвращении. А также и ленинскую путевую заметку «Как мы приехали».
На пути к Октябрю
Легенду о пломбированном вагоне летом 1917 года, когда большевикам пришлось отказаться от идеи немедля взять власть, растиражировали реакционные газеты, а много лет спустя подхватили новые российские историки. Здесь речь и вовсе не об этом, а о том, что отсутствие большевистской верхушки в России в феврале вовсе не означало того, что к первой революции большевики не имели никакого взаимоотношения.
О гарнизоне северной столицы сказано выше, но и армия к февралю представляла из себя организм, который буквально на глазах распадался надвое. Большинство, и этот факт неоднократно доказанный, воевать дальней не желало. Реальную силу сохранял только победоносный Кавказский фронт, даже Юго-Западный после Брусиловского прорыва выдохся.
Усилия Керенского и Ко по восстановлению боеспособности армий вообще-то беспрецедентные, но на фоне экономического и финансового краха – бессмысленные, дали, как известно, крайне ограниченный результат. И даже крах Корниловского мятежа в большой степени был связан с положением дел в армии в целом.
Можно при этом смело утверждать, что плодами февраля скорее и лучше всех воспользовались большевики во главе с Лениным. И главное, что они сделали – превратили в своего союзника, помимо пролетариата, вообще-то не чересчур многочисленного, солдатскую массу.
Для этого им потребовалось лишь продолжить то, что уже делалось в годы войны – вести пропаганду, только в куда немало широких масштабах. На прочтение, а потом, естественно, и на самокрутки пошло всё, что было написано за два десятка лет существования РСДРП(б) по вопросам брани и мира, о земле и о классовой борьбе.
Императорская армия, так и не ставшая по-настоящему революционной, вряд ли имела в 1917 году шансы не лишь на победу, но просто на существование. Но всё же – знаменитый приказ номер 1 – это ведь была работа не только большевиков с Лениным во главе, а итого Петросовета.
Ещё с меньшевиками, эсерами, кадетами и даже монархистами в составе. Остаётся напомнить, что Владимира Ильича в состав Петросовета завели, как только он, после обыска британскими офицерами на русско-шведской границе, вернулся в революционный Петроград. И проделал свой путь от Финляндского вокзала к особняку Кшесинской.