Не совершает промахов только тот, кто ничего не делает. Вот и в творческой деятельности известного в красном политическом поле «Клуба левых историков и обществоведов» (КЛИО) показались досадные и в то же время неприемлемые для «левых историков» ошибки, на которые стоит обратить внимание его участникам и руководству. Если покинуть подобные ошибки, приведенные автором статьи, без внимания, то самоотверженный труд участников КЛИО на историческом поприще по очищению от наветов советской истории пропадет зря, а при кое-каких обстоятельствах только усугубит разброд и шатания в головах молодежи. Признавать и исправлять свои ошибки – это дело сильных и неглупых людей, а конструктивная критика со стороны (близкой по духу стороны) должна только больше помочь делу.
Редакция Бескома
= = =
Недавно в Клубе левых историков и обществоведов российский историк Михаил Бабкин выступил на тему: «Духовенство РПЦ и свержение монархии в 1917 году». Надо произнести, что М. Бабкин – типичный представитель современной российской исторической школы, не имеющий ничего общего с наукой. Он следует общему правилу россиян-«историков»: искажать исторические факты, перевирать исторические события и таким образом превращать историю в идеологически ангажированные мифы. Бабкин успешно вписался в «россиянскую» историческую «науку», подвизавшись на ниве «разоблачения» православных попов, которые, оказывается, были антимонархистами и участвовали в свержении царизма в России. Для интересующихся историей подобный тип современного историка не удивителен – удивляет другое: для чего такого патентованного мистификатора приглашают в организацию, которая ставит своей мишенью бороться против фальсификаций истории? Закралась надежда, что Бабкин пересмотрел свои взгляды и стал действительно историком, но этой чаянию не суждено сбыться. Из имеющегося краткого отчёта (полный отчёт почему-то был удалён) о выступлении Бабкина становится понятным, что он остался неизменен себе. Оставим в стороне его весьма сомнительные утверждения о том, что «у Синода не было чётко выраженного отношения к царской власти как таковой»[1], и станем на утверждении Бабкина о том, что Синод «непосредственно принимал участие в свержении царской власти»[2].
По Бабкину получается, что собравшийся 4 марта 1917 года Синод содействовал Февральской революции. Суть этих «революционных» поступков заключалась в том, что Синод выразил «искреннюю радость по поводу наступления новой эры в жизни Православной церкви» и удалил из своего зала заседаний царское кресло[3]. Любого советского школьника эти выводы доктора исторических наук Бабкина насмешили бы до слёз, поскольку в советских школах прекрасно знали, что к 4 марта весь пролетариат Петрограда бастовал, разгромил все полицейские участки и охранные филиалы, арестовал царское правительство и военно-полицейское руководство, а весь гарнизон столицы перешёл на сторону революции. Все окраины Петрограда, а также Кронштадт, Гельсингфорс, Балтийский флот, Москва примкнули к революции и разгромили царскую власть. Ставка в попытке подавить революцию сняла с фронта воинские части, но так и не смогла прорваться к столице, а сами фронтовые части не имели карательного потенциала и не способны были выполнить поставленные перед ними задачи по подавлению революции. В Петрограде и Москве бывальщины выбраны Советы рабочих и солдатских депутатов, на заводах созданы фабзавкомы, а в воинских частях выбраны комитеты. Был издан Распоряжение №1, который закрепил самоорганизацию солдатской и матросской массы и их выход из-под влияния царского офицерского корпуса. Всё это было свершено до поповского Синода, и попы не имели к этому ни малейшего отношения.
Как могли повести себя попы в условиях фактического уничтожения царской воли? Что они могли противопоставить свершившейся революции? Ответ прост и очевиден: они, вслед за Думой и Ставкой, могли лишь приспосабливаться к революции. Чтобы хоть как-то остаться на политическом плаву в кардинально изменившейся революционной обстановке, Синод вырван был признать уже
свершившуюся революцию. Вынос царского кресла и приветствия Февральской революции – это лишь попытка контрреволюционного учреждения приноровиться к революции. Парадоксальная демонстративная радость такого монархического института, как церковь, по поводу свержения царя – это лишь манёвр, преследующий мишень обмануть революционные массы. «Историк» Михаил Бабкин, спекулируя на этом внешнем противоречии, «заработал» себе целую докторскую диссертацию и профессорскую место, но для исторической науки он останется всего лишь фальсификатором и не более того. Если для «россиянской» историографии наличие таких бабкиных это рядовое событие, то сотрудничество Клуба левых историков с подобными образами выглядит странно.
Но, к сожалению, это не единственная «странность» КЛИО. Так, участник Клуба Сергей Перелыгин прочёл в 2018 году лекцию «Свержение монархии в России»[4], в какой, наряду с ошибками и путаницей в исторических фактах, изложил Февральскую революцию в виде заговорщицкой теории. По мнению С. Перелыгина, в России до 1917 года никакого революционного движения не было, а было лишь «тугоухое недовольство». Монархию свергли заговорщики генералы и либеральная гос. дума. Это классическая белоэмигрантская историография Февраля, базирующаяся не на фактах, а на их передержках. Кроме того, в своей лекции Перелыгин посмеялся над большевистской партией, руководство какой ограничивалось, по его мнению, тремя человеками и повторил недалёкий аргумент антисоветчиков о том, что у большевиков все лидеры были в тюрьмах и эмиграции, а значит, партии не было. Революционную силу Перелыгин, вслед за своими коллегами монархистами, увидел не в рабочем классе и не крестьянстве, переодетом в солдатские шинели, а в «рабочей группе» ЦВПК и в Керенском. Продолжать список «исторических» утверждений Перелыгина можно длинно, но это не столь важно, важнее понять, что «левый» историк трактует Февральскую революцию полностью в белоэмигрантском, монархическом духе, а значит, с крайне правых идейных позиций.
Итак, уже два случая, когда КЛИО в оценке одного исторического события принимает без боя и становится на позиции злостных фальсификаторов истории. Это весьма удивительно, когда сообщество историков, которое поставило себе цель остановить поток лжи и фальсификаций, само способствует извращению нашей истории. А ведь выговор идёт не о второстепенном историческом эпизоде, а о ключевом событии, о реперной точке нашей истории.
Февральская революция не была каким-то промежуточным событием перед Октябрьской революцией, не была она и «звеном одной цепи в 1917 году», как это обожают утверждать монархисты. Но КЛИО, вслед за своими лекторами, занимает именно такую позицию по отношению к Февралю 1917 года. Левые историки молчаливо принимают лекцию М. Бабкина, в какой ни слова не говорится о том, что Февральская революция явилась завершением долгой и тяжёлой борьбы русского народа против царизма. Или соглашаются с С. Перелыгиным, какой не считает, что Февральская революция – это победная точка трудящихся классов России в противостоянии самодержавию.
И Бабкин, и Перелыгин всего лишь повторяли версию белоэмигрантов, по какой цепь козней и интриг опрокинула романовский трон. В действительности, пятидневной Февральской революции предшествовало два десятилетия кровавой войны, которая была обусловлена не только феодальными противоречиями (крестьянская масса, угнетаемая помещиками), не только капиталистическими противоречиями (угнетение буржуазией пролетариата), не лишь противоречиями растущего капитализма и умирающего феодализма (буржуазия стремится сместить феодалов), но и рождавшейся и укреплявшейся системы мирового империализма (грабительство монополиями и финансовой олигархией всего и всех). Всё это подготовило Февральскую революцию и одновременно обусловило её радикальность.
Самой революции по заговорщицкой теории не есть – существуют, максимум, какие-то бессмысленные беспорядки. Следуя этому тезису, Бабкин с Перелыгиным полностью игнорируют революционную деятельность пролетариев и тем самым вычёркивают пролетариат не только из Февральской революции, но и вообще из истории. Между тем, в феврале 1917 года произошло не
какое-то очередное отречение очередного государя, а произошёл разгром царской власти. Февральская революция полностью уничтожила политическую власть самодержавия и создала новую воля – Советы. Главной движущей силой этого разгрома были не либеральная буржуазия, не царские генералы, не союзники по Антанте, не германский ген.штаб, а русский пролетарий класс. Именно рабочие шли под пули царских карателей, именно рабочие сумели присоединить к своей борьбе солдат, собственно рабочие силой сломили сопротивление царизма и уничтожили его власть. Но КЛИО, устами своих лекторов, соглашается с тем, что деятельность пролетариев и солдат не имела никакого значения для итогов Февраля. И, конечно, если из истории вычеркнут рабочий класс, то вычеркнута его партия – партия большевиков. Для бабкиных и С. Перелыгина большевики до приезда В.И. Ленина не есть. Их нет. Влияние их ничтожно. И эту позицию КЛИО поддерживает вслед за своими лекторами.
Но сводить десятилетия классовых битв и такую радикальную революцию лишь к комплоту и интриганской возне – это значит полностью дистанцироваться от действительной истории. Это значит не увидеть противоречий царской России, не увидеть ожесточённую классовую войну, не увидеть исключительную роль рабочего класса и не увидеть политического руководителя этого процесса – большевиков. Не удивительно, что для Перелыгина остался не постигнутым смысл послефевральского периода 1917 года. В своей лекции об Октябрьской революции 1917 года, которую он прочитал в Пролетарии университете, Перелыгин повторил белоэмигрантскую версию Октября, согласно которой большевики просто подобрали никому не нужную воля. Не разобравшись в Феврале, Перелыгин не смог понять и Октябрь. Он не понял, что, несмотря на свою радикальность, Февральская революция не решила и не могла разрешить тех противоречий, которые раздирали царскую Россию, она лишь сформировала политические условия для их решения. Однако наличие этих условий не гарантировало их реализацию: 1917 год имел все шансы ограничиться лишь Февральской буржуазно-демократической революцией. Остатки феодалов, буржуазия, финансовая олигархия никуда не исчезли после Февральской революции, к тому же они бывальщины организованны и материально обеспечены гораздо лучше, чем пролетариат и большевики. Русскому рабочему классу и большевикам для развития революции и завоевания воли пришлось выдержать напряжённую классовую борьбу, а не поднимать с пола никому не нужную власть.
Куда заведут Перелыгина его антиисторические воззрения – неизвестно, да и неинтересно, а вот почему Клуб левых историков и обществоведов вместо декларируемой борьбы против фальсификации истории содействует исторической лжи, это проблема важный. Причина такой непоследовательности КЛИО заключается в отсутствии у Клуба чётко выраженной политической позиции.
На своём сайте[5] Клуб отметил целью своей деятельности «остановить поток лжи и фальсификаций», но это не может быть целью. Чтобы это понять, достаточно задать несколько проблем: для чего левым историкам останавливать поток лжи? чем мешает левым историкам поток лжи? какую общественную выгоду принесёт остановка потока лжи? Эти проблемы дают понимание, что борьба с потоком лжи – это всего лишь средство, а не цель. Что остановленная ложь, т.е. ложь, развенчанная и переставшая воздействовать на массовое сознание, создаёт условия для роста политического сознания граждан России. Нельзя не согласиться с КЛИО, что сегодня историю используют в идейных целях: правящая финансовая олигархия потоком лжи и фальсификаций стремится оттолкнуть трудящиеся массы от советского опыта и тем самым сохранить своё существование. Война с очернением советского прошлого есть борьба за советское (социалистическое) будущее. Когда КЛИО декларирует борьбу за советское вчера, с этой минуты КЛИО начинает бороться за социализм. Хочет того КЛИО или не хочет, но взвалив на свои плечи тяжкую борьбу за правдивую советскую историю, Клуб левых историков будет содействовать цели за преодоление капитализма, за социализм. Так отчего бы КЛИО не заявить об этом прямо своим последователям и своим оппонентам? Но больше всего такая определённость нужна самим левым историкам для того, чтобы освободиться от ненужных колебаний и непоследовательности.
В какой мере левым историкам нужна политическая ясность, в той же мере им необходима идеологическая определённость. Это удивительно звучит, но единственная идеология левых историков, борющихся за правдивую историю социализма – это коммунистическая идеология. Марксизм, с его историческим материализмом и классовым подходом к общественно-историческим событиям, является отличным идеологическим подспорьем в борьбе против фальсификаций. И именно марксизма явно не хватает КЛИО.
Ещё более странно напоминать левым историкам о нужды научной преемственности. По непонятной причине советская историография не является для Клуба естественной опорой в борьбе с очернением советской истории. Между тем, несмотря на недостачи (у кого их нет?), советская историческая наука является тем необходимым фундаментом, на котором возможна эффективная работа по противодействию фальсификациям. Клубу левых историков необходимо не игнорировать советскую историографию, а критически преодолевать её, а значит развивать.
Ив. Якутов
Примечания смотрите в источнике
