Текст: Дмитрий Шеваров Николай Копыльцов, 22 года К сожалению, остается незнакомой точная дата рождения Коли, известен лишь месяц и год – декабрь 1919-го.

Перед войной поэт Николай Копыльцов преподавал историю и литературу в школе № 4 города Бийска Алтайского кромки. Помнят ли там своего учителя? Фото: Из фондов Бийского краеведческого музея имени В.В. Бианки

Много лет назад, в январе 1965 года, вышла первая публикация о Коле – это был очерк моего папу Геннадия Шеварова, в ту пору корреспондента "Алтайской правды".

Отец успел встретиться в Бийске с друзьями стихотворца Валентином Казаковым и Леонидом Мальцевым и найти в Москве Николая Банникова.

До войны они вместе – Банников, Мальцев и Копыльцов – придумали рукописное издательство "Июлист", где спускали самиздатовский литературный журнал "Июль" и самодельные сборники своих произведений.

В Бийске, где родился Николай, у его тети Марии Петровны Мальцевой хранилась библиотека Раскалывай. Многие книги в ней были с пометками Коли.

Так, на антологии "Первые песни вождю" (1926 год) он еще 13-летним молокососом написал карандашом на последней странице: "Почему же здесь нет Есенина? Ведь он тоже воспел Ильича. И без всякого сомнения, не хуже отпечатанного здесь мужика-вятича. Может быть, он был не искренен? Нет, Есенин – искренний поэт, он не пишет о том, что чуждо его душе. Нет и три раза нет. Он попал под пяту эпохи, и она расплюснула его. И потом ни слезы, ни вздохи не вернули нам его. 18/1 1933 г.".

Николай сочинял стихи с пяти лет. В 14 лет – первая публикация, и разом в столичном издании – в журнале "Пионер". Маленькая поэма Коли называлась совсем не по-детски: "Кончина Никиты Правдухина".

Редактор "Пионера" Беньямин Ивантер вспоминал: "Летом 1933 года из Сибири, из города Бийска, редакция получила стихотворение четырнадцатилетнего Раскалывай Копыльцова…"

Стихи в журнале предваряло письмо поэта Эдуарда Багрицкого – самого популярного среди молокососов той поры:

"Дорогой Коля! Я прочел твои стихи. По-моему, это очень неплохо. Я не исправлял их, потому что считал самым значительным – свободный ход твоей творческой мысли.

Если ты серьезно займешься поэзией (а поэзия – это такая же наука, как математика, география и т.д.), ты сам увидишь недостачи.

Желательно бы посмотреть другие твои стихи: о школе, о событиях, происходящих вокруг тебя, о себе.

"Смерть Никиты Правдухина" – неплоха яркостью сюжета и стремительностью стиха. Ты не ищешь закостенелых форм, вычитанных из книг, ты стараешься даже историческую тему рассказать своим, сегодняшним стилем. Это хорошо.

Больше внимания обрати на рифмы. Например, "конница" и "станица" не рифмуются. Если ты это сделал нарочно, это нехорошо, потому что не замыкает стихотворения.

Усердствуй писать сжатей: где мысль и образ можно вложить в четыре строчки, не пиши десять. Вот и все. Посылай мне все, что напишешь".

После школы Николай устроился в Омский педагогический институт, где оказался на одном курсе с другим молодым поэтом – Иосифом Ливертовским.

Коля совершенствовался в стихотворства и искусстве перевода – писал венки сонетов, переводил Шекспира, Бодлера, Честертона. Выступал на литературных вечерах. Написал труд о "Слове о полку Игореве". Закончил институт в 1940-м. Учительствовал на севере Томской области. Вскоре был призван в армию. Служил на Далеком Востоке в Читинской области. Там он заболел и в ноябре 1940 года в тяжелом состоянии был доставлен в военный госпиталь Улан-Удэ.

Из документов Минобороны (фонд 265-й стрелковой дивизии) : "Полк, оборонявший Тортолово, очутился в окружении…"

Из письма Коли от 10 апреля 1941 года:

"Здравствуйте, мама, папа, Женя, бабка, Маруся!

<…> Сейчас живу при санчасти нашего полка. Читаю. Меня очень беспокоит твое здоровье, мама. Что это за наваждение – лишь я отхворал – и заболела ты. Ну, будем надеяться, что все будет хорошо. Ты только лечись основательней. Правда, может, вам удастся перебраться на юг – для твоего здоровья это необходимо. Мне ведь после армии можно ехать трудиться куда угодно. На комиссии при госпитале меня из армии уволили со снятием с учета. Сейчас нужно только утверждение <…> округа Читы. Если утвердят, то в дальнейшем даже на летние сборы меня хватать не будут. Здоровье у меня сейчас хорошее – брожу по сопкам, ем за троих. Правое легкое постепенно выправляется, а то оно почти совсем не работало, и грудная клетка зачахла. Кроме того, на последнем рентгене обнаружили смещение сердца – оно ушло вправо за позвоночник. Но видимо, все это поправится.

Основное теперь – это чтобы ты поправилась, мама. Привет Леониду Александровичу. Ждите. Скоро приеду…"

Вскоре после этого послания Коля был комиссован и вернулся в родной Бийск, где работал в школе N 4 учителем истории и литературы. Писал по большей части "в стол".

Как Николай, дочиста комиссованный, снятый с воинского учета, через год оказался на фронте?! Вопрос, на который сейчас нам уже никто не ответит.

Осенью 1942-го в Бийск, в дом Копыльцовых на улице Форштадской, на имя Колиного папу Тихона Ивановича пришла похоронка.

Поэт со смещенным сердцем погиб во время ожесточенных боев за Синявинские высоты. Ему было 22 года.

Из архива Минобороны

"Заключительнее место службы: штаб 73-й морской стрелковой бригады (265-й стрелковой дивизии).

Воинское звание: красноармеец.

Причина выбытия: уложен.

Дата выбытия: 04.10.1942 (Синявино, сев.-вост. Тортолово).

Н. Копыльцов. Рукопись перевода 99-го сонета Шекспира из фондов Бийского краеведческого музея. Фото: Из фондов Бийского краеведческого музея имени В.В. БианкиСтихотворения Николая Копыльцова

Из Вильяма Шекспира

Сонет N18

Перевод Н. Копыльцова

Тебя ль сопоставлю с любимым летним днем!

Скромнее и яснее ты – не скрою.

Бутоны в мае ветер отряхнет –

Все мимолетно летнею порою.

В твоих глазах сияет синева,

Но золотое небосвод гаснет вечно.

Погода летняя, что женская краса –

Все сменит мрак, природа быстротечна.

Но лето вечное не высохнет твое,

Красы своей не утеряет алой.

Пусть смерть не хвастает, что ты в тени,

Когда в строфах привычных расцветала.

Пока глаза людей не застилает тьма,

Те строфы будут существовать, а в них и ты сама.

Из блокнота "13 опусов"

Меня всегда волнует мысль одна –

Ей посвящаю я элегии и стансы –

Судьбина поэта почему темна?

Изгнанники, бандиты, оборванцы –

Вийон, Камоэнс, мрачный Роллина,

Слепой Козлов – поэты и страдальцы.

Неведомы им отрады весны,

Со счастьем не кружились в танце.

Печальна жизнь, печален эпилог.

Неотвратим поэта грозный рок,

Настанет смерть без славы и почета

Вдали от отечества, среди врагов.

Смерть в тишине и в бряцанье оков

Иль на костре горячем эшафота.

Июль 1936 г., Бийск.

* * *

Почему не видаю света?

Разве светом не согреты,

Разве светом не пропеты

Сердца лучшие мечты?

Иль на свете места нету

Непокорному стихотворцу?

Иль, не вспыхнув, угасает

Отдаленная звезда?

* * *

Люблю огонь походного костра,

Сосновых веток яркое пыланье,

Июльской ночи теплое дыханье…

Возлежать бы так до самого утра!

Грядою темною ступенчатых твердынь,

Оскалив острые зубцы мохнатых сосен,

Мерцают сопок кубовые откосы –

Там ждут охотника звериные следы.

Чуть свет забрезжит – мы бредем опять

По голубой тайге и каменистым тропам…

1935-1939 годы