Заключительная ночь войны в завещании деда своим внукамМой дед Леонид Петрович Батурин (1919-1998) участвовал в боевых поступках с августа по сентябрь 1945 года в составе 34 стрелковой дивизии 15-й армии 2-го Дальневосточного фронта. Старший лейтенант. Награжден двумя орденами Алой Звезды, орденом Отечественной войны II степени, медалями “За боевые заслуги”, “За победу над Японией”.
Леонид Петрович Батурин (крайний слева).
Он покинул нам общую тетрадь, исписанную мелким малоразборчивым почерком. “Дорогие мои! Когда вы станете взрослыми, вам, видимо, будет небезразлично немало подробнее узнать свою родословную. Где ваш деда родился, в какой семье, как рос и в каких условиях жил. Как прожил свою, сравнительно не куцую жизнь…”
На первой странице строчка: “Внукам своим – Андрюше и Сереже – посвящаю”. Хочу предложить “Родине” несколько фрагментов из военной части воспоминаний деда.
Сергей Сайко, внук, Хабаровск
Страница из воспоминаний Леонида Петровича Батурина.
Военная тревога
Где-то 13-15 апреля 1945 года полку сыграли боевую тревогу с выходом на запасные позиции в районе присела Венцелево Ленинского района Хабаровского края. Жили в палатках почти все лето и упорно занимались боевой учебой. Все проблемы сводились в основном к одной теме: “Рота, батальон, полк в наступательном бою с форсированием малых и больших рек”.
В мае нам стали выдавать добавочный фронтовой паек. И это тоже говорило за то, что воевать с империалистической Японией мы будем. 8 августа 1945 года, в 22 часа командир полка скопил к себе заместителей, командиров батальонов, парторга полка и комсорга (в данном случае – меня). Сообщил, что 9 августа будет передано правительственное заявление об объявлении брани Японии. И приказал к утру все подразделения привести в боевую готовность. До полного комплекта получить боеприпасы.
“За отвагу” шоферам
Вечерком 9 августа командир полка приказал мне возглавить колонну автомобилей-амфибий. “Ты, Батурин, хорошо знаешь здесь все дороги, – сказал он мне. – Необходимо перегнать колонну в присело Доброе в распоряжение командира дивизии”.
Расстояние было небольшое, всего 22 км. Но каких! Из-за сильного наводнения все пути залиты. Непроглядная темень и проливной дождь. Всю ночь двигались. Грязь, топь, кочкарник. Машины то и дело пробуксовывали и “садились”. А до бездонных заливов и проток не удавалось добраться. Солдаты устали. Прямо под дождем засыпали. Проехали километров 15 и подошли к протоке, какую я знал хорошо. Я собрал всех водителей и сообщил им, что теперь пойдем по воде. Надо поторопиться.
В ответ на это я услышал от боец: “Нам торопиться некуда. Мы много на Западе воевали, и никто нас не заметил. Нет ни одной медали”.
По прибытию в село, где-то в 5 часов утра, нас повстречал лично командир дивизии. Он нас поблагодарил и приказал накормить горячим завтраком. Воспользовавшись случаем, я передал командиру дивизии беседа с солдатами. Комдив это воспринял очень внимательно и участливо. После завтрака приказал всем солдатам-шоферам построиться и от имени Президиума Верховного Рекомендации СССР наградил их медалью “За отвагу”. Лично каждому солдату привесил на грудь.
Солдаты вначале были сконфужены таким витком дела, но потом их настроение поднялось. А когда я отправлялся назад в часть, они меня от души благодарили.
Китайцы восторженно встречают советских бойцов в освобожденной Маньчжурии. Фото: Александр Становов/Фотохроника ТАСС
Ужин в Хаоличане
На третьи сутки перехода мы к вечеру взошли в город Хаоличан. Около 21 часа командир вызвал меня и в присутствии замполита говорит: “Ну что, комсомол, будем мастерить? Продовольствия у нас нет. А утром снова в поход”. Я осторожно предлагаю: “Может, японцы оставили какие-нибудь склады и надо их поискать в городе”. В ответ командир заулыбался и сообщает: “Вот и мы с замполитом так думаем”. Я взял 5 человек с собой. Конечно, своих, комсоргов рот – сержантов и ст[арших] сержантов с автоматами и гранатами, и мы двинулись.
Шел подобный мелкий дождь в виде тумана. Темень, в двух шагах ничего не видать. Вдруг слышим, кто-то песню себе под нос поет. Я приказал залечь на обочине пути. Когда человек приблизился к нам метров на 10, я его узнал и кричу: “Лейтенант Вьюгин, вы ли это?” С лейтенантом Вьюгиным мы служили во 2-м батальоне 134-го стрелкового полка. Он уже был в спелом возрасте, ранее работал учителем, а сейчас был командиром стрелкового взвода.
Оказывается, 134-й стрелковый полк часа на 4 ранее нас по другой дороге и с другой стороны зашел в город. Вьюгин уже веселый. Я к нему с вопросом, есть ли какие продукты? “Кушать, – говорит, – очень много риса, есть спирт”. К четырем часам утра загруженные повозки были в полку. Старшины рот, не мешкая, организовали варку рисовой каши на завтрак. У Вьюгина я попросил спирта. Он налил мне в чайник литров возле 3-х. Принес его в штаб.
Командир полка приказал разбудить офицеров штаба, полковых политработников и своих замов. Здесь мы за трое суток измученные, утомленные, впервые собрались все вместе и подняли фронтовые солдатские кружки за успех в победе над японским империализмом. Души наши потеплели.
Советско-японская брань. Трофейные японские танки. 2-й Дальневосточный фронт. Фото: Израиль Озерский / РИА Новости
Засада в горах
Командир полка приказал подвигаться форсированным маршем до города Синь-Сян-Жень. По карте километров сорок. Закончился день, наступила ночь. Обоз начал входить в горы с весьма густыми зарослями. Боевые подразделения где-то впереди, а мы тянемся в горах по щебеночной дороге. Телеги гулко тарахтят. Солдаты-ездовые утомились. Стали засыпать, сидя на повозках. Как вдруг ружейный залп, на мгновение темнота осветилась, лошади рванули галопом. Обоз двух полков слился. На дороге суматоха.
Я спрыгнул с повозки и угадал ногой под заднее колесо, а повозка груженая боеприпасами. Проехала по моей ступне с неимоверной болью. Я вцепился за повозку, несусь, волоча правую ногу. А солдат-ездовой растерялся, наставил на меня винтовку, клацает затвором. Я кричу ему: “Куда ты наставил винтовку?! Отведи дуло!”. И, недолго думая, схватился за дуло, резко оттолкнул выше головы. В этот момент грянул выстрел, озарил меня и оглушил. Ослепленный, я упал в кювет. Растерянный солдат все же выстрелил и чуть не смазал меня. Поднялась беспорядочная пальба. В дело вступили станковые пулеметы. Над головой дождем засвистели пули, а по спине мурашки поползли.
Все выяснилось утром. На подступах к городу Синь-Сян-Жень японцы понастроили доты и дзоты, и в них на цепь посадили смертников.
Было в засаде уложено и ранено 9 человек со 134-го полка и столько же у нас. Около 50 лошадей было побито.
Похоронили мы своих боевых товарищей, поклялись на их могилах отплатить.
Советские войска вступают в город Харбин. Фото: Макс Альперт / РИА Новости
Парад в Тунхэ
Была поставлена задача перед полками, кто первоначальный войдет в Харбин. На пути стоял город Тунхэ. Разведка донесла, что там сосредоточены японские войска. Первоначальная задача была – прочертить стремительную разведку боем. Естественно, всю ночь я уснуть не мог. Надел чистое нательное белье и лежа перебрал в памяти всю свою недолгую существование.
В пятом часу утра мы двинулись. Было еще темно, начался туман. Где-то в двух километрах от города отряд раскатался в цепь, в боевой порядок и короткими перебежками по пахотным полям мы стали сближаться с городом. Но город как замер – все тихо. Мы выслали военный дозор. Через некоторое время дозор доложил, что нет японцев, что в городе есть русский комендант.
Действительно, комендатура была во главе с подполковником, у какого вся грудь в орденах. Он, оказывается, всю войну прошел на Западе, а в городе оказался за сутки раньше нас, была высажена десантная рота на парашютах. Он пообещал организовать парадную повстречаю с духовым оркестром.
Часа через два пешими и конными строями (коней мы в Маньчжурии набрали много) под свой полковой духовой оркестр полк парадным маршем сделался входить в город. А на окраине города видимо-невидимо скопилось народу, китайцы что-то пели, кричали “Шанго!” (“Неплохо!” – Ред.), размахивали красными флажками и вот грянул мощный духовой оркестр города. Вся усталость куда-то улетела. Мы ехали верхами и шли пешочком с гордостью за нашу Родину, за мощь нашей славной армии, с высоко поднятыми головами, пели наши боевые советские песни. И так с песнями минули через весь город и за городом сделали привал.
Местные купцы открыли рестораны, столовые, магазины. На ресторанах и столовых надписи: “Для господ русских офицеров”, “Для господ боец”. Но дисциплина есть дисциплина и к тому же бдительность, осмотрительность были не лишними.
Утром из Тунхэ мы прошли маршем на Харбин километров 20. Проходили по сберегаю Сунгари мимо города Сансин, когда получили известие, что Япония капитулировала.
