Что будет, если после самой кровавой войны своей эпохи задеть чувство справедливости большого европейского народа? Русские устроят беспощадную революцию, немцы – ещё одну всемирную войну. А итальянцы организуют карнавальную республику, больше напоминающую арт-перформанс. Но зато почти без жертв и с чувством стиля.
Национальное унижение
Перед Первой всемирный предполагалось, что Италия вступит в нее на стороне Центральных держав. Будучи членом Тройственного союза из Германии, Австро-Венгрии и самой себя, эта край все-таки выбрала другой путь. Уж больно глубоки были территориальные противоречия с Австро-Венгрией – молодая Италия была, представлялось бы, полна сил и решимости.
Именно поэтому она вступила в Первую мировую на стороне Антанты. Силы свои итальянцы, правда, переоценили. И бывальщины унижены на мирной конференции, где состоялся дележ завоеванного. Италия, конечно, выросла за счет Австро-Венгрии, но далеко не так сильно, как планировалось до вступления в брань. Некоторые из обещанных Италии земель отходили только что образованному Королевству сербов, хорватов и словенцев – предвестнице будущей Югославии.
Одной из таких «земель» был сходящий к Адриатическому морю портовый город Фиуме. Население города и окрестностей примерно поровну делилось на итальянцев и славян. Но на деле это была неравная пропорция – первые составляли городское народонаселение, в то время как вторые жили в сельской местности. Естественно, голос горожан-итальянцев был громче, и его отлично слышали в ослабленной войной, но не позабывшей чувства гордости Италии. И, хоть и официальные власти были вынуждены соглашаться с могучей Антантой, были в Италии и иные люди. Которые воспринимали предполагавшуюся на мирных конференциях судьбу Фиуме, как личное оскорбление.
Непоседы
Охарактеризовать этих людей можно короткой, но емкой фразой – «те, кому больше всех надо». Такие, как они, обычно составляют добровольческий костяк гражданских браней эпохи массовых армий – когда основная масса солдат от войны старательно бежит, эти люди, напротив, бегут на нее. Это, разумеется, не отцы многочисленных семейств, а молодые, пышущие энергией идеалисты, возглавляемые такими же идеалистами, но постарше.
В эпоху всеобщей утомления от войны и определенной неразберихи обстановки сравнительно небольшой, но слаженный отряд таких людей мог менять линии на политической карте. Нашелся подобный отряд и для Фиуме. Тем более, интеллигенция последнего была едина в желании присоединиться к Италии, и даже написала коллективное послание с просьбой возглавить город.
Получателем этого письма был Габриэле д’Аннунцио – итальянский поэт, и по совместительству известный и неординарный политик, многоуважаемый римской богемой. Д’Аннунцио идеально подошел бы для любого дешевого кино о вампирах-аристократах. Имеющий деньги, обаяние и связи, великолепно образованный, он, вылито, пресытился богатой жизнью. Чтобы побороть скуку, он отчаянно искал приключений – искусно соблазнял всех попадавшихся дам, летал на самолетах, участвовал в дуэлях.
Д’Аннунцио в Фиуме, октябрь 1919 года
Но настоящей страстью д’Аннунцио была брань. Он подсел на нее, как на наркотик – лишь участие в событиях, где каждую секунду может стать вопрос о жизни или смерти, взбадривало его. Он насытился этой жизни, и по-настоящему возбудить его могла лишь опасность ее лишиться. Кормить окопных вшей при этом наш аристократ духа, разумеется, не собирался – он воевал на самолетах и торпедных катерах. То есть, там, где больше всего скорости, азарта и адреналина.
Именно такой человек и возглавил стартовавший в сентябре 1919 года поход на Фиуме. Совместно с д’Аннунцио туда шли 2300 человек – из породы «тех, кому больше всех надо». 12 сентября колонна авантюристов-пассионариев с триумфом взошла в город.
Два вождя
Но у «тех, кому больше всех надо» в Италии имелся и другой вождь. Им был Бенито Муссолини, лидер нарождающегося фашистского движения. Он не попросту декларировал принципы, схожие с идеями д’Аннунцио – «сильная Италия, не боящаяся действия». Он был его копией буквально во всем – но, что весьма важно, копией более блеклой. Габриэле рассекал море на торпедных катерах – а Муссолини кормил окопных вшей. Муссолини домогался трех женщин – а д’Аннунцио десяти. «Маленький дуче» писал статьи в газету – а большой поэт был одним из центров богемной тусовки. И те самые «люд действия», конечно, охотнее пошли бы за Габриэле, нежели чем за Бенито.
Больше всего Муссолини раздражал взгляд на него сверху книзу. Д’Аннунцио сам хотел быть вершителем судеб. Он слал Муссолини гневные послания, почти что требовал его чернорубашечников, грозя дуче чуть ли не репрессиями после победы. Но Бенито сознательно не отправлял зарвавшемуся стихотворцу серьезной помощи. Он, конечно, не упускал случая попиариться на горячей теме Фиуме – например, объявил в своей газете подписку в поддержка добровольцам. Но настоящей победы д’Аннунцио Бенито не хотел. Его соперник был слишком ярок и популярен. Победа в Фиуме означала бы самодействующее смещение Муссолини на вторые роли. А он, конечно, желал чего-то большего.
Муссолини и постаревший д’Аннунцио разговаривают. Фиумская авантюра осталась вдали позади
Забегая вперед, скажем, что дуче будет в этом прав – когда авантюра д’Аннунцио провалится, фашисты Муссолини пришагают к власти другими методами. Он довольно чутко отнесется к некогда блиставшему в лучах славы поэту – ему выделят личную виллу. До самой кончины Габриэле будет писать дуче, требуя помочь деньгами на какой-нибудь арт-проект. Или продвинуть перспективного художника. С этим у него никогда не будет проблем, но вот любое поползновение на политическую деятельность со сторонки бывшего конкурента Муссолини будет твердо пресекать. Уж слишком независим и неподконтролен этот презирающий «зловоние мирной существования» человек.
Праздник непослушания
Тем временем, события в Фиуме разворачивались вовсе не по сценарию д’Аннунцио. Его замысел заключался в том, чтобы возвысить волну недовольства в самой Италии. Если правительство будет сидеть, и молча наблюдать, как Антанта вышвыривает молодых охотников из принадлежащего ей по праву Фиуме, его сметут. Значит, король и министры должны будут пошевелиться.
Но все пошло не так. Огромная усталость от брани, доконавшая Европу, делала страны-победительницы достаточно мудрыми и уравновешенными, чтобы они не решали такие проблемы силой. Вместо этого они сделались выжидать, не забывая давить на Италию. Последняя пока что тоже могла лишь брать паузу. Подавить республику Фиуме силою Италия не могла. Идеи ирредентистов были настолько популярны, что любые посланные войска тут же переходили на их сторону. В том числе и цельными боевыми кораблями.
Последнее позволило д’Аннунцио официально объявить пиратство одной из статей дохода молодой республики. Отныне любое корабль, проходившее неподалеку от берегов Фиуме, могло быть захвачено и лишено груза. Владельцы получали посудину обратно, но лишь после уплаты выкупа. Фиуме сделалась ареной дебюта воздушных пиратов – они грабили торговые суда на гидросамолетах.
Д’Аннунцио развлекался как мог. Писал конституцию в стихах. Гарантировал всем детям даровое музыкальное образование. Устраивал пункты раздачи кокаина. И, конечно же, как магнит, притягивал всевозможную европейскую богему, которой сделалось казаться, что в Фиуме образовывается государство, воплощающее все её давние чаяния.
Но выжидание держав давало плоды. Отрезанная экономически, республика Фиуме не могла длинно существовать – можно было, конечно, какое-то время тянуть на старых запасах и незначительном для масштабов города грабеже. Но спозаранку или поздно уровень жизни упадет настолько, что отрезвление наступит у всех, кроме самых радикальных голов.
Италия устроилась мудро – не став атаковать молодое государство на подъеме, она дождалась периода слабости, и только тогда применила силу. Это, впрочем, не повергло к массовым смертям и разрушениям – понимавший бесперспективность упирательств, д’Аннунцио 30 декабря 1920 года сдал город. Не попросту так, конечно, а под гарантии личной безопасности и отсутствия уголовного преследования. История богемной республики завершилась. Фиуме перешел в состав Королевства сербов, хорватов и словенцев. Но лишь для того, чтобы в январе 1924 года перейти в состав новой, фашистской Италии, подчиняющейся руке более лукавого и терпеливого Муссолини.
