Калаусское сражение, сделавшееся для черкесов тотальным разгромом, неразрывно связано с именем славного, а ныне почти забытого генерала от кавалерии, Максима Григорьевича Власова. Сын неимущего донского казака, участник великих Суворовских походов и Бородинского сражения, дошедший до Берлина и бравший Кассель, воевавший в Имеретии и Ширванском ханстве, к моменту направления командующим Черноморского казачьего войска по охране границ был далеко не молод. Этот пост он занял в 1820-м году, когда ему исполнилось уже 53 года.
При этом наименовать это место не то что «хлебным», но даже спокойным было никак нельзя. Черноморская кордонная линия в 20-х годах 19-го века была в состоянии оригинального первого шага для рывка на юг. Станичники, опасаясь откровенно варварских набегов черкесских племён, которые резали на своём линии и женщин, и детей, и стариков, старались не селиться близко к берегу Кубани. А сама Черноморская кордонная линия, примыкавшая к Кубани, была по вящей части лишь рядом кордонов и скромных тет-де-понов на местах возможного форсирования реки черкесами.
Максим Григорьевич Власов
Изменить это поза дел решил занявший должность командующего Отдельным Грузинским корпусом (с 1820-го – Отдельный Кавказский корпус) генерал Алексей Петрович Ермолов. В 1819-м в состав ермоловского корпуса было включёно и Черноморское казачье армия. Генерал всячески склонял казаков селиться непосредственно по реке Кубань. Он гарантировал им отсрочку платы за землю, налоговые скидки, да и сама земля была плодородна, а река полна рыбы.
Однако требовалось привести кордонную линию в боеспособное состояние для защиты поселенцев, какие отозвались на призыв Ермолова. Именно для решения этой задачи и был поставлен генерал-майор Власов, старый знакомый Ермолова по Отечественной брани 1812-го года и войнам Коалиции 1805-1807 годов.
Левобережье Кубани в то время представляло собой густой лес, под покровом какого черкесы могли не только шпионить за передвижением казаков, но и незаметно для наших войск группироваться в крупные отряды для совершения набегов. Чтобы освободить селения хотя бы от этих опасностей, Максим Григорьевич для начала приказал напротив каждой правобережной станицы или кордона на левом сберегаю срубить все деревья. И стройматериал, и кордонам спокойнее вести наблюдение.
Осенью 1821-го года Власов был только в самом начине реализации своих планов по укреплению кордонной линии и перехода в наступление. Поздним вечером со 2-го на 3-е октября 1821-го года казаки в секретах приметили как на левобережной Кубани в районе речки Давыдовка (ныне практически высохший левый рукав реки Протока, которая в свою очередность является правым рукавом Кубани; район станицы Анастасиевской) началось скопление огромной массы шапсугов и жанеевцев. Периодические нападения бывальщины в этой местности обыденностью, даже на сенокос казаки без оружия не ходили, а станицы были окружены сторожевыми вышками, но крупные массы противника сообщали не о банальном разбойничьем нападении, а о военной операции.
Пикет кордонной линии
Казаки в секрете немедленно сообщили об этом на Петровский пост войсковому старшине Журавлю (по этим Василия Потто старшина тогда состоял начальником четвёртой части кордонной линии). В это же самое время Власов собственно вместе с отрядом кавалерии объезжал линию, поэтому данные сведения немедленно оказались и в его руках.
Генерал прекрасно помнил, какую стоимость заплатили казаки, чтобы остановить наступление черкесов у Ольгинского кордона, поэтому решил не медлить, собирая силы, а приступить действовать немедленно. Всего на тот момент с поста и ближайших пикетов Власов смог выставить против неприятеля отряд в 611 конных казаков, 65-ти пеших бойцов при двух конных орудиях. В это же пора для наблюдения за врагом были посланы казачьи разъезды.
В половине девятого часа, когда темнота полностью овладела Кубанской равниной, разъезды известили, что противник решил форсировать Кубань в двух верстах (около 2 км) от Петровского поста. Вскоре у места брода появился и генерал Власов со своим малочисленным отрядом. Будучи всего в версте от черкесов, отряд генерала мог видеть, как тысячи конников перебираются через Кубань. Позже из допросов пленных сделается ясно, что Кубань форсировали около 3000 воинов. Атаковать их в данный момент было бы решением смелым, но глупым, а основное бессмысленным. Остановить черкесов Власов бы не смог, что означало гибель женщин и детей во всех ближних станицах и хуторах.
Потому Максим Григорьевич решил пропустить противника, оставаясь незамеченным и в итоге закружить их отряд в ночи малыми силами, уводя от станиц. После форсирования Кубани черкесы, не приметив отряда Власова, направились в сторону Петровских хуторов, находившихся в 15-ти верстах. Генерал приказал войсковому старшине Журавлю совместно с конниками гарнизона его поста преследовать противника определённое время и вступить с ним в бой, а, когда всё внимание черкесов будет отдано собственно ему, имитировать отступление к черкесской же переправе, заманивая его к бойцам Власова.
Казачий разъезд
В это же самое время сам Власов приступил к организации встречи. В камышах, поросших кругом переправы, расположились казаки-пластуны при орудиях, заправленных картечью. Также Максим Григорьевич оставил при себе часть конных казаков, чтобы владеть возможность корректировать движение вражеских отрядов в этой ловушке по необходимости. Вскоре, заранее посланные гонцы, привели с собой казачьи сотни с соседних постов.
Наконец вдали в 6 верстах от сил Власова раздались выстрелы и лютые вопли – отряд казаков поста старшины Журавля бросился на неприятеля. Максим Григорьевич, дабы черкесы не опомнились и не осознали, какие мочи им противостоят, отправил на подмогу сражавшимся сотню есаула Залесского при одном конном орудии, прибывших со Славянского поста.
Выстрел картечью из орудия сотни Залесского сделался сигналом для всех постов и пикетов линии. Когда грянул выстрел, «линейцы» исполнили приказ генерала Власова – подпалили так называемые маяки (порой их именуют «фигурами» — это специальный сигнальный знак, утверждённый на кордонной линии как своеобразная сигнализация). По работающим на линии правилам караульной службы огни мгновенно осветили всю линию. Каждый пост и пикет, завидев пламя соседей, работал также. По кордонам (они же посты) пронеслась канонада выстрелов, поднимая тревогу по гарнизонам.
Горцы оказались в полном замешательстве. Немного того, что они никак не могли осознать, с какими силами имеют дело, так ещё эта череда огней и грозных выстрелов окончательно привнесли сумятицу в их ряды. Естественно, возникшая паника уже рисовала в головах черкесов бесчисленные отряды неприятеля, окружившие их в ночной тьме. Таким манером, план Власова уже на этом этапе оказался успешным.
Горцы бросились прочь за Кубань, надеясь прорваться через кордонную черту. И здесь их ожидала засада. Пластуны, заранее окопавшиеся у камышей, при подходе противника открыли огонь. Сзади же на горцев вовсю наседал конный отряд Журавля и Залесского. Таким манером, не имея возможности ни отступить за Кубань, ни атаковать станицы, черкесы бросились вдоль линии, пытаясь обойти засаду по флангу. Но вначале они нарвались на конницу Власова, которой он умело маневрировал, перерезая противнику пути отхода. А попытка прорваться в обратном курсе навела их на ещё одну пластунскую засаду, которая, имея два орудия, осыпала их картечью.
Наконец, отчаявшиеся горцы нащупали одинешенек единственный открытый путь. Этот путь, в прямом смысле этого слова, стал путём в могилу. Сотни конных черкесов кинулись прямиком в Калаусский лиман (его порой именуют Прогнойным), который представлял собой местами поросшую камышом болотистую топь. Те, кто смог повернуть обратно, снова попадали под шашки и ружейный пламя казаков, в первых рядах которых сражался сам генерал Власов.
Несмотря на явный триумф наших войск, итог сражения представлялся ужасным. Наутро вся топь лимана была усеяна трупами черкесов и их лошадей, медленно тонущих в вязкой жиже. Там-сям вода лимана приходила в движение от последних попыток раненых людей и животных выбраться на берег, но вязкая грязь не позволяла избавиться. Над топью периодически разносились предсмертные стоны умирающих людей и ржание лошадей, больше похожее на мольбу о спасении.
Типический кубанский ерик (протока) у лиманов
До сих пор ведутся споры как о месте сражения, так и об итоговом числе погибших, взятых в плен и поспевших вырваться из смертельной ловушки. Местоположение Калаусского лимана более чем приблизительное ввиду активной сельскохозяйственной деятельности человека. К тому же Калаусский лиман узко связан с ериком (узкая протока) с тюркским именем Калаус, но суть в том, что таких ериков было целых три: Калаус, Небольшой Калаус и Сухой Калаус. Эти протоки появляются и исчезают, а вместе с ними исчезают даже целые озёра. И не всегда это связано с человеком.
Сообразно данным генерала и военного историка Василия Александровича Потто, в самом лимане погибло около 20 представителей черкесской знати и 1200 всадников. Остальные же погибли в бою, а спастись удалось только «нескольким десяткам человек». При этом наши войска пленили черкесского князя, 42 конника и отбили у неприятеля 2 знамени. В качестве трофеев казакам достались 560 лошадей и множество оружия. Потери же казаков бывальщины незначительными – 4 утонули в лимане, увлёкшись преследованием, один убит на поле брани и 14-ть ранено.
Приблизительное местоположение разыгравшегося сражения недалеко от Петровского поста
По иным данным, партия горцев, прорвавшаяся обратно за Кубань, составляла не несколько десятков, а около 2 тысяч. Погибших же черкесов насчитывалось немало тысячи бойцов, а вот трофейных лошадей было 318 голов. Единственное, в чём почти все источники сходятся, – это число наших утрат.
Так или иначе, но поражение в Калаусском побоище не отрицали даже черкесы, считая это личным позором, которое смывается только кровью. И это не патетика и не выражение из кинематографа. Уже 5-го октября черкесский отряд в 1000 всадников подошёл в район Петровского поста с целью отбить тела павших и поквитаться с обидчиками, но всё тот же генерал Власов дал достойный отпор. Тяни октябрь горцы продолжали наседать на линию именно в этом месте.
За Калаусское сражение, превратившееся в бойню, Власова по совершенству наградили, как и его офицеров. Ермолов писал высшему начальству:
«Прошу исходатайствовать генералу Власову награждение орденом Святой Анны 1-й степени. Он имеет все прочие награды и даже Святого Георгия 3-й степени, и сейчас мною испрашиваемой совершенно достоин. В заключение доношу, что со времени водворения войска Черноморского в Тамани не было подобного разгромы закубанцев на земле, войском занимаемой».
