Советская воля изначально с подозрением относилась к иностранцам. Чужеземные дипломаты воспринимались как враги и шпионы.

Первые иностранные дипломаты, пожелавшие владеть дело с большевиками, которые только что взяли власть в Петрограде, прибыли из Берлина и Вены. Германо-австрийскую миссию по делам о военнопленных возглавлял граф Вильгельм Мирбах, какой потом вернется в Россию в качестве немецкого посла и будет убит в июле 1918 года.

Сотрудников миссии отняли права свободного передвижения по городу. Гостиницу, в которой их поселили, охраняли мрачные латышские стрелки. Мирбах жаловался на притеснения, пытался незапятнанно по-человечески объяснить, что сотрудники его миссии «люди молодые» и нуждаются в моционе…

Но наркомат по иностранным делам оставался равнодушен к страданиям немецких и австрийских политиков. Когда один молодой человек все-таки выбрался в город, его изрядно поколотили.

В начале тридцатых ситуация в Москве несколько изменилась. Советский Альянс установил дипломатические отношения с Соединенными Штатами, вступил в Лигу Наций. Дипломатическая жизнь в Москве стала активной. Нередко устраивались приемы. Самый крупный давался в Георгиевском зале Кремля по случаю очередной годовщины Октябрьской революции. Приходили все советские главы. Гости танцевали, пили и ели до утра. Иностранцы быстро убеждались, что соревноваться с хозяевами в питье и еде — дело бесполезное. К утру многие гости бывальщины в плохом состоянии и с трудом добирались до дома.

Общение с иностранцами опасно

В разгар массовых репрессий общение с иностранцами сделалось смертельно опасным. 26 ноября 1938 года, на следующий день после назначения наркомом внутренних дел, Лаврентий Берия подмахнул приказ, в котором говорилось: «В отношении советских граждан, посещающих иностранные посольства и консульства, практиковать задержание и выяснение личности приостановленных. Задержание не должно длиться больше 48 часов, в течение которых при наличии компрометирующих материалов необходимо оформлять арест приостановленных с точным соблюдением соответствующих статей УПК или освобождать их, если нет необходимых оснований для ареста».

Не только обычные люди стороной обходили посольства, но и сотрудники наркомата иноземных дел сторонились иностранцев, старались пореже ходить на приемы в посольства.

Враги стали друзьями

Советский журналист-международник Эрнст Генри (С. Н. Ростовский) (справа) и нарком иноземных дел Вячеслав Молотов во время приема в советском посольстве в Лондоне в сентябре 1945 года. (Из семейного архива М. Ростовского). Фото РИА Новинки

Война, союзнические отношения с США и Англией опять привели к некоторой либерализации. Дипломатов старались не трогать.

Два помощника советского военно-воздушного атташе в США 10 июня 1941 года бывальщины объявлены персонами нон грата, но после нападения Германии на Советский Союз получили право остаться. Резидент внешней рекогносцировки в Нью-Иорке Гайк Овакимян в апреле 1941 года был взят сотрудниками ФБР с поличным. Его выпустили под залог в двадцать пять тысяч долларов и собирались судить. После нападения немцев на Советский Альянс отношение американцев к русским изменилось. Овакимяну позволили спокойно уехать, залог вернули.

Один из бывших советских агентов рассказывал мне, что во время войны и в первые послевоенные годы в Вашингтоне они свободно заходили в американское военное министерство и, если хозяина кабинета не было на пункте, открывали его письменный стол и изучали любые бумаги.

Советских офицеров везде встречали как союзников и друзей.

Приемы для иноземцев в Москве, которые устраивались правительством и наркоматом в голодные военные годы, производили впечатление своей щедростью и роскошью. 7 ноября 1943 года, вспоминал беллетрист Илья Эренбург, нарком иностранных дел Молотов устроил в особняке на Спиридоновке пышный прием: члены правительства, советские политики в только что введенных мундирах, генералы, увешанные орденами, писатели, актеры, журналисты. Американский журналист восторженно сказал Эренбургу:

— Впервые за восемь лет я ощущаю себя в Москве хорошо. Вот что значит союз!

На официальных обедах и приемах произносились тосты самого дружеского свойства. Но реальное касательство к англичанам и американцам в Кремле осталось прежним. После Второй мировой холодная война вспыхнула с новой силой.

В ожидании ареста

Британский посол Кларк-Керр плакался, что в Москве он живет как в клетке. За ним постоянно следили. Его утешало только одно:

— Меня окружали четверо, а других послов — восемь человек.

Популярный американский журналист Гаррисон Солсбери в марте 1949 года прибыл в Москву корреспондентом «Нью-Йорк таймс»: «Я начинов слать письма или названивать всем, с кем встречался в Москве в годы войны. Я ни до кого не дозвонился и не получил ни от кого ответа. А когда наталкивался на известных на улице, они делали вид, что меня не заметили. Контакт с американским «шпионом» мог стать фатальным».

Американцам (сотрудникам посольства и их женам) не рекомендовалось в одиночку прогуливаться по улицам Москвы. Да никто и не гулял, что за радость бродить под присмотром?

«Шпиками были жалкого вида молодые люди 20—30-летнего года, — вспоминал Солсбери. — В результате одинакового обучения они все были похожи друг на друга. Они носили одинаковые непромокаемые плащи, велюровые шляпы и тяжкие ботинки. В один из первомайских дней я стоял на Красной площади и заметил тридцать или сорок шпиков, все в новых бордовых или травяных велюровых шляпах, в новых желтых ботинках на толстой подошве и новых серых плащах — несомненно, подарок от министерства к майским праздникам».

Поездки за рубеж (выпускали буквально единицы) и контакты с иностранцами на родине (на приемы или просмотр иностранных фильмов в посольства разрешали ходить лишь высокопоставленным представителям элиты) оказывались достаточными для фабрикации дела. Советские переводчики и секретари иностранных миссий угодили за решетку первыми.

Контакты с иноземцами были опасны, даже советские дипломаты избегали встреч с корреспондентами, на приемы в посольство ходили по приказу начальства.

14 ноября 1949 года зачислили специальное постановление политбюро: «В связи с тем, что работники министерства иностранных дел по роду своей службы поддерживают связь с иностранцами, находить необходимым возложить на МГБ чекистское обслуживание аппарата МИДа».

4 июля 1951 года на традиционный прием в американское посольство пришагали всего несколько рядовых советских чиновников и через полчаса ушли. Это был верный признак, что отношения ухудшились донельзя.

Огласив посла Джорджа Кеннана персоной нон грата в сентябре 1952 года, представительство Соединенных Штатов обезглавили.

В последний сталинский год американские политики жили в Москве, как в осажденной крепости, у них было ощущение, что их в любую минуту могут арестовать.

«Это было самое страшное пора, — вспоминал один из сотрудников посольства. — События развивались по очень дурному сценарию, дело шло к разрыву дипломатических касательств. Персонал посольства был сокращен до минимума».

Удары и ответные удары

Изъятое у сбитого под Свердловском в мае 1960 года американского пилота Фрэнсиса Пауэрса шпионское оборудование. Фото ТАСС

В позднесоветские годы то и дело высылали тех, от кого хотели избавиться.

В сентябре 1971 года к британцам ушел офицер лондонской резидентуры советской разведки Олег Лялин. В Москве майор Лялин служил в отделе «В» (разведывательно-диверсионном) первого основного управления КГБ.

Отдел «В» занимался вербовкой агентуры для подрывных акций на случай войны и выявлением объектов, на которых можно будет организовать диверсии.

Лялин выдал всех, кого знал; это стало для англичан желанным поводом для массовой высылки советских агентов. Англичане давно выражали неудовольствие раздутыми штатами советских представительств в Лондоне. Советских дипломатов в Англии было немало больше, чем английских в Москве.

Англичане подозревали, что настоящих дипломатов среди них немного. Резидентуры КГБ и ГРУ разрослись в немалой степени за счет людей, желавших пожить в городе на Темзе. Британская контрразведка не в состоянии была за ними уследить.

Британцы выслали из страны сто пять советских граждан, и резидентуру пришлось формировать заново. Тут же ввели квоты на советских работников, и устремить в Лондон столько же людей, сколько там было, не удалось.

Такие массовые высылки случались и позднее. В апреле 1983 года из Франции в одночасье выдворили вящую группу советских дипломатов, которых обвинили в том, что на самом деле они занимаются шпионажем. Правда, из пятидесяти семи высланных, по суждению специалистов, только тридцать семь были выявленными сотрудниками спецслужб.

Акцию одобрил тогдашний президент Франции Франсуа Миттеран. Сообщают, что он даже сам отобрал, кого выслать из сотни «кандидатур», представленных ему контрразведкой.

От ответной акции Москва воздержалась. Удар был мощным, но портить особые отношения с Францией и президентом-социалистом не хотели. Когда речь шла о других странах, советские руководители не были столь терпимы.

Кого высылают и зачем?

О шпионских скандалах страна узнавала из популярных газет. Фото РИА Новости

В 1976 году, отворив очередной номер популярной тогда «Литературной газеты», молодой пресс-атташе посольства ФРГ в СССР Эберхард Хайкен увидел свое имя. Газета сообщала, что немецкий политик — разведчик, укрывшийся за дипломатической неприкосновенностью.

Но Эберхард Хайкен не работал на западногерманскую разведку! И в КГБ об этом знали: ни одно посольство не в состоянии сохранить в секрете, кто натуральный дипломат, а кто замаскированный шпион. Хайкен был принесен в жертву шпионско-дипломатической игре между Москвой и Бонном.

Западногерманское телевидение сбросило фильм «Московские шпионы» о советских дипломатах. Посла ФРГ неофициально уведомили, что появление фильма на телеэкранах будет истолковано как враждебный акт.

Предупредили, что будут последствия. Но министерство иноземных дел ФРГ не властно над телевидением. Фильм был показан.

Тогда пресс-атташе Хайкена объявили шпионом. Почему выбор пал именно на него? Отчего не назвали шпионом реального сотрудника Федеральной разведывательной службы, работавшего в то время в Москве? Такова частая практика.

Вопреки распространенному суждению, контрразведка не всегда обращается в МИД с просьбой выслать выявленного разведчика. Куда практичнее следить за ним, определять его методы работы, связи, пробовать с ним играть. Если уж принято решение устроить небольшой публичный скандал, то на роль жертвы подбирают человека, не имеющего взаимоотношения к разведке.

Эберхард Хайкен в любом случае должен был вернуться в Бонн, потому что истек срок его командировки в Москву. КГБ и МИД СССР даже не сделались торопить немецкого пресс-атташе. А раз так, то у немцев не было оснований делать ответный шаг, высылать советского дипломата.

Хайкен хотел навеки забыть о России, заняться чем-то другим. И все же заставил себя считать эту печальную историю несчастным случаем на производстве. Хайкен провел четыре года в немецком посольстве в Вашингтоне. И все-таки вернулся к российским делам. В 1989 году он вновь приехал трудиться в Москву. Его назначили полномочным министром немецкого посольства в Москве — это второй после посла человек. Визу ему дали разом. О той истории никто и никогда не заикался. Впрочем, извиниться тоже желающих не нашлось.

Микроволновый скандал

Как отражение непримиримого противостояния возник «микроволновый дебош».

Американские дипломаты в Москве жаловались на то, что советские спецслужбы облучают посольство. Считали, что контрразведка КГБ то ли активировала оставленные в здании посольства радиопередающие конструкции, то ли пыталась по вибрации оконных стекол определить, о чем говорят дипломаты…

Здание посольства США в Москве. Фото РИА Новости

«То, что советские воли бомбардировали микроволнами посольство США в течение нескольких лет, повергло американцев в смятение и страх, — вспоминала Ребекка Мэтлок, супруга одного из американских послов. — Выясняли, сколько американцев, работавших в посольстве в Москве, умерли от рака. Государственный департамент провел целую диспансеризацию всех, кто работал или жил в Москве, и утверждал, что заболеваемость раком среди них не превышает среднего уровня».

Американские дипломаты находили, что облучение прекратилось после того, как случился пожар в здании через улицу, откуда шло облучение.

Много лет спустя полковник Юрий Горбачев, преподаватель Академии Генштаба, рассказал, что 9-й отдел основного оперативного управления Генштаба (борьба с радиоэлектронными средствами противника) получил приказ блокировать средства технической разведки, антенны каких находились на крыше американского посольства на Новинском бульваре.

На другой стороне бульвара в квартире разместили несколько самолетных станций установки радиопомех.

Когда посол США пожаловался в советский МИД на мощное излучение, ему ответили, что на Новинском бульваре работает научная лаборатория. Тогдашний посол Уолтер Дж. Стессел умер в 1987 году от лейкемии, рака крови.

Арест журналиста с вящими последствиями

22 августа 1986 года в Нью-Йорке арестовали советского разведчика Геннадия Захарова, который работал под прикрытием сотрудника секретариата ООН. В ответ председатель КГБ Чебриков санкционировал задержание в Москве американского корреспондента Николаса Данилоффа.

Его прапрадед-подпоручик был декабристом, дед-генерал служил в русской армии в Первую всемирную войну, отец-поручик покинул родину после октября 1917 года.

Данилофф относился к России с глубочайшим и искренним заинтересованностью, пытался проследить историю своих предков. Он не работал на американскую разведку, и на Лубянке это знали.

КГБ убедил Горбачева, что журналиста надо взять, поскольку такова обычная практика — око за око.

Советские контрразведчики не верили, что американские редакторы перестали предоставлять «крышу» разведчикам. Не веровали потому, что большая часть советских корреспондентов за границей были сотрудниками КГБ и ГРУ.

Михаил Сергеевич согласился. После ареста американского журналиста грянул скандал.

Судьбой Николаса Данилоффа занялся сам президент Рональд Рейган. 3 сентября он записал в дневнике: «Советы винят его в шпионаже. Это, естественно, вранье. Они уже в четвертый раз это делают. Всякий раз, когда мы арестовываем агента КГБ. Прежде они брали бизнесменов. Потом пытаются организовать обмен заключенными».

Президент обратился с личным посланием к новому Генеральному секретарю. Безуспешно. 7 сентября Рейган пометил в дневнике: «Ответ Горбачева на мое послание был заносчивым. Он отверг мое заявление о том, что Данилофф не шпион. Я чертовски взбешен. Все это мы уже видели. Мы арестовываем шпиона, Советы хватают любого янки, придумывают обвинение и требуют обмена заключенными».

19 сентября Рейган записал: «Джордж Шульц привел советского министра иноземных дел Шеварднадзе в овальный кабинет. Горбачев предлагает встретиться в Исландии или Лондоне. Я объяснил, что мы хотим, чтобы Данилоффа вернули до встречи. Я разгневан тем, что его именуют шпионом после того, как я дал слово, что он не шпион. Я объяснил советскому министру разницу между нашими системами. Сказал, что они не могут постичь, что мы придаем значение личности, потому что у них нет таких чувств».

Решение нашлось. Геннадий Захаров предстал перед судьей в Нью-Йорке. Он не оспаривал обвинения, был признан виновным и выслан из края. Дело Николаса Данилоффа, который две недели провел в Лефортовской тюрьме, прекратили, и он улетел домой. Заодно выпустили советского диссидента и правозащитника Юрия Орлова. Участник брани, физик, он работал в Ереване, был избран членом-корреспондентом Академии наук Армении. Первый руководитель Московской Хельсинкской группы, Орлов был осужден и отбывал срок в Якутии.

Заключительная запись в дневнике Рейгана об этом деле от 1 октября: «В Белом доме принял семью Данилоффа. Нечего говорить, что они блаженны. И мы тоже. Благодарим Господа за то, что он сделал возможным спасти его».

Параллельно из США выслали больше семидесяти сотрудников советского посольства и представительства при ООН, наименовав их выявленными офицерами КГБ и ГРУ… В ответ американскому посольству в Москве запретили нанимать советских граждан на работу в посольство и в резиденцию посла. И в Спасо-хаусе остались лишь трое итальянцев. Быт американских дипломатов сильно осложнился.

Иногда скандалы гасят

Отношения США и новой России поначалу складывались вполне дружественны. Но без взаимных высылок и скандалов не обходилось.

После ареста работавшего на российскую разведку сотрудника ЦРУ Олдрича Эймса в 1994 году из Вашингтона выслали главу резидентуры российской разведки Александра Лысенко.

В ответ советника американского посольства Джеймса Морриса, возглавлявшего резидентуру ЦРУ, попросили в семидневный срок покинуть Москву. Начальство внешней разведки Евгений Примаков обещал:

— Мы не пропустим ни одного удара.

Но этим дело и ограничилось. Президент Клинтон не желал, чтобы шпионский скандал мешал ему помогать демократической России.

«Возникли вопросы, — вспоминал Билл Клинтон, — если Россия ведет устремлённую против нас шпионскую деятельность, не следует ли нам отменить или приостановить оказание ей помощи? На встрече с представителями обеих партий в конгрессе и отвечая на проблемы журналистов, я высказался против прекращения поддержки России. Кроме того, шпионы были не только у русских».

Договариваться не о чем

Желая и в ту пору возникали весьма острые конфликты. В декабре 1997 года в Москве на здании Дипломатической академии открыли барельеф яснейшего князя Горчакова. Он был министром иностранных дел России двадцать шесть лет, с 1856-го по 1882-й. Горчаков, умело противостоявший Западу, признан идеалом российской дипломатической службы.

В академии скопилось все руководство МИДа во главе с министром Игорем Ивановым. По такому случаю распили несколько бутылок шампанского. И именно в эти часы Россия отозвала своих послов из Лондона и Вашингтона — в знак протеста против авиаудара по Ираку — стране, которым тогда управлял Саддам Хусейн.

Отзыв послов — один из самых сильных жестов в дипломатии. Сильнее лишь разрыв дипломатических отношений и объявление войны. Но этот кризис был преодолен, послы вернулись на боевой пост. И в Москве, и в Вашингтоне у воли находились люди, которые не только реально хотели взаимодействия, но и существовали в общей системе координат.

Ныне Россия и Соединенные Штаты существуют в разных мирах. Противоречия носят фундаментальный и мировоззренческий характер, поэтому устранить их на сегодняшний день невозможно. Очевидно, что вообще нет жажды вести переговоры — не о чем договариваться! И не хочется!

Дача американских дипломатов в Серебряном бору. В качестве ответа на расширение американских санкций Россия запретила сотрудникам посольства ей употреблять. Фото Влад Докшин, «Новая газета»

Остается только одно: вооружаться, переругиваться и доставлять друг другу неприятности всеми вероятными способами, в том числе высылая иностранных дипломатов.