ВЕКторы революции: Сходка студентов Казанского университета
Все права на фотографии и текст в данной статье принадлежат их непосредственному автору. Данная фотография свзята из открытого источника Яндекс Картинки

И выстрел “Авроры”
над питерскими проспектами,
как эхо пощечины,
залепленной в морду инспектору!

Евгений Евтушенко.
“Казанский университет”, 1970

4 декабря 1887 года состоялась не санкционированная ректоратом сходка студентов Казанского университета. Они протестовали против новоиспеченного университетского Устава 1884 года и циркуляра министра народного просвещения Ивана Давыдовича Делянова от 18 июня 1887 года “о кухаркиных детях”. Два этих государственных документа сделали для всплеска революционных расположений в России больше, чем все оппозиционные силы вместе взятые.

Всего через тридцать лет этим сполна воспользуется участник сходки Владимир Ульянов, пока еще первокурсник юридического факультета.

Разрушительный Статут

Зачем власти приняли губительные для себя решения? Они оказались заложниками устойчивого убеждения, которое еще 23 декабря 1826 года, выполняя волю Николая I, сформулировал граф Александр Христофорович Бенкендорф. Стремясь вразумить и устремить на путь истинный Пушкина, он писал ему:

“Его величество при сем заметить изволил, что принятое Вами правило, будто бы просвещение и гений служат необыкновенным основанием совершенству, есть правило опасное для общего спокойствия, завлекшее Вас самих на край пропасти и повергшее в оную толикое число молодых людей”. (Сквозной намек на декабристов. – Авт.)1.

Через пятьдесят лет, в середине 1870-х годов, власть была шокирована статистикой: 50% участников революционного движения очутились учениками российской высшей или средней школы2. Иными словами, любой студент – потенциальный смутьян. Власть не пожелала осмыслить этот феномен и взялась с еще большим усердием закручивать гайки.

Так появился университетский Устав 1884 года.

По нему студент был вынужден каждый семестр платить 5 руб. в прок университета и 1 руб. – каждому преподавателю, на лекции которого он записался. Но уже в 1887 году первый взнос резко – впятеро! – повысился. Что прикасается второго взноса, первокурсник Ульянов лишь за право посещать лекции уплатил 16 рублей.

За эти деньги, для сравнения, можно было приобрести корову.

В 1885 году была введена студенческая форма, что существенно облегчило надзор за студентами вне стен университета. Особенно бесило заключительных, что отныне они должны отдавать честь министру народного просвещения, губернатору, архиерею, ректору, профессорам. И уж никак студенты не могли согласиться с тем, что Статут трактовал их как несовершеннолетних…

Власти удалось решить задачи охранительные, но за это была заплачена непомерно высокая цена. Прежде итого Указ разрушил тесную связь между преподавателями и студентами, они перестали воспринимать себя членами до той поры единой университетской семейства. Власть хотела покончить с производством смутьянов, но в итоге превратила их в разнородные сообщества вечно недовольных.

А взорвал ситуацию весьма кстати для смутьянов появившийся министерский циркуляр “о кухаркиных детях”, как прозвала его молва.

ВЕКторы революции: Сходка студентов Казанского университета

Гибельный циркуляр

Циркуляр “О сокращении гимназического образования”, одобренный Александром III, министр Делянов разослал по всем учебным округам. Учебному начальству предписывалось допускать в гимназии и прогимназии “лишь таких детей, которые находятся на попечении лиц, представляющих достаточное ручательство о правильном над ними домашнем надзоре и в предоставлении им необходимого для учебных дел удобства”. Чтобы не оставалось недосказанности, министр без обиняков пояснял:

“При неуклонном соблюдении этого правила гимназии и прогимназии освободятся от поступления в них детей кучеров, лакеев, кок, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, которых, за исключением разве одаренных необыкновенными способностями, не следует выводить из окружения, к коей они принадлежат”.

Так власть собственными руками заблокировала важнейший социальный лифт. И, желая избавить гимназии и университеты от революционеров, остро повысила градус социальной напряженности. Бродильный элемент никуда не исчез, он лишь переместился на улицу: болезнь не лечили, а лишь загоняли вглубь.

Конечно, в этих действиях была своя логика. Власть полагала, что детям кучеров, лакеев и прачек лучше потратить скудные родительские денежки на то, чтобы овладеть каким-нибудь способным прокормить ремеслом. Рассудительный армянин Делянов полагал, что дети прислуги не должны по 12-13 лет сидеть на шее у родителей, ожидая диплом и пополняя линии недовольных.

Но образованное общество увидело в циркуляре лишь то, что хотело увидеть, – реакционную правительственную меру.

В верхах находились и трезвые башки. 8 декабря 1887 года, через четыре дня после сходки в Казанском университете, бывший военный министр граф Дмитрий Алексеевич Милютин и дядя царя генерал-адмирал русского флота великий князь Константин Николаевич, повстречавшись в Ореанде, были едины в критике циркуляра. “Теперь же маска сброшена, уже не довольствуются стеснением только высшего образования, но даже и посредственнее образование хотят сделать исключительным достоянием крупного (т.е. богатого) дворянства, лишая всю остальную массу всяких средств к приобретению этого образования. И кто же сейчас являются такими ярыми, отважными поборниками аристократических фикций?.. “Просвирня” Победоносцев! Армянин Делянов!..”3

Но если граф Милютин и великий князь Константин Николаевич ограничились злоязычием, то студенты решили действовать.

ВЕКторы революции: Сходка студентов Казанского университета

БЮДЖЕТ ПРОТЕСТА

Студент профессору не товарищ

Разобщению студентов и профессорского состава университетов содействовала и финансовая политика властей, подпитывающих высокими зарплатами лояльность образовательной элиты.

Тайный советник Порфирий Николаевич Масленников, попечитель Казанского учебного округа, получал в год 7800 рублей (2000 рублей – жалованье, 1800 рублей – добавочные, 2000 рублей – столовые, 2000 рублей – квартирные)4. Действительный статский советник Николай Александрович Кремлев, ректор и завоёванный ординарный профессор Казанского университета, получал в год 4200 рублей (1200 рублей – вознаграждение и 3000 рублей – пенсия)5.

Верховная воля ощутимо повысила и социальный статус университетского профессора. Отныне он мог быть пожалован чином тайного советника (III класс Табели о рангах отвечал военному чину генерал-лейтенанта). Ординарный профессор стал получать 3000 рублей в год (2400 рублей жалованья, 300 рублей столовых и 300 рублей квартирных). Экстраординарный профессор – 2000 рублей в год. Вящего для представителей “ученого сословия” в тех исторических условиях сделать было нельзя.

Чтобы оценить величину профессорского жалованья, вытекает учесть, что оно в десять раз превосходило месячный заработок рабочего той эпохи6. С другой стороны, содержание ординарного профессора обходилось казне в восемь раз меньше, чем содержание министра общенародного просвещения: действительный тайный советник граф Делянов получал 24 тысячи 400 рублей в год (18 тысяч – содержание по места, 800 рублей – пенсия в качестве кавалера ордена Св. Андрея Первозванного, 600 рублей – пенсия по ордену Св. Владимира 1й степени, 5 тысяч рублей – аренда, то кушать фиксированный доход с казенного имения)7.

 

ВЕКторы революции: Сходка студентов Казанского университета

Донос кухаркина сына

ВЕКторы революции: Сходка студентов Казанского университета  Вот о чем вспоминал один из организаторов казанской сходки Евгений Николаевич Чириков. “Вы поймете все рыцарство того дальнего времени, если я вам скажу, что все студенчество взволновалось циркуляром… […] И вот покатился горячий поток возмущенности, и тысячи юношей сломали свое благополучие в защиту неведомых кухаркиных детей. В числе этих юношей был и я. […] Жертва приносилась совсем сознательно. Назавтра назначена общая студенческая сходка в актовом зале, а сегодня я ликвидирую свое относительное благополучие: я ведаю, что дни мои сочтены, что с родным университетом будет покончено, что на днях придется или сесть в тюремное заведение, или выехать из города с почетным караулом и переехать в какой-нибудь новый неизвестный еще пока город, – и вот, как больной перед смертью, я торопливо творю свою последнюю волю: торгую книги и лекции, которые больше не нужны, передаю уроки тем товарищам, которые решили уцелеть, укладываю в потертый чемоданчик несколько излюбленных книг, небольшой запас белья, восьмушку чаю и два фунта сахару, фотографические карточки писателей и родных…”8

Участники сходки подали ректору петицию, уже преамбула какой звучала как ультиматум: “Собрало нас сюда не что иное, как сознание невозможности всех условий, в которые поставлена русская существование вообще и студенческая в частности, а также желание обратить внимание общества на эти условия и представить правительству нижеследующие требования”. Студенты настаивали на восстановлении старее университетской автономии и своем праве собираться на сходки, иметь свои библиотеки и читальни, кассы взаимопомощи и кухмистерские. Заключительные заявки петиции – уничтожение сословности и других препятствий, затрудняющих доступ в учебные заведения, – носили откровенно политический характер. Казанские “баламуты” настаивали на том, чтобы все ранее отчисленные из российских университетов были восстановлены, а должностные лица, виновные в разгоне студенческих демонстраций, наказаны9.

Воля не дремала. Еще 27 ноября 1887 года, в разгар студенческих волнений в Москве, министр Делянов дал телеграмму попечителю Казанского учебного округа: “В случае непорядков действовать без послабления”10. Были усилены наряды полиции. Губернатор обратился за содействием к командующему войсками Казанского военного округа и получил в свое распоряжение воинскую команду, вооруженную военными патронами. И лишь высокий профессионализм 40-летнего начальника Казанского губернского жандармского управления Николая Ивановича Гангардта позволил стать без пролития крови. Полковник на вещи смотрел трезво, у него была хорошо поставлена агентурная работа.

Доносу студента Павла Ивановича Ферлюдина, поданному поутру 4 декабря, был дан моментальный ход. “Желая предотвратить зло, могущее возникнуть от предполагаемого восстания студентов университета и ветеринарного института, я решился известить вас, что ныне или завтра, или вообще на этих днях студенты договорились устроить общую сходку в университете не очень миролюбивого характера… Будьте осмотрительны…”

Кто такой этот Ферлюдин? Крестьянский сын, выпускник Симбирской гимназии, на три выпуска старше Ленина, в 20 лет устроился на юридический факультет. К декабрю 1887 года Павел был студентом выпускного курса, удостоенным стипендии имени графа Сперанского и золотой медалью за студенческое сочинение по полицейскому праву. Типический “кухаркин сын” не испытывал никакой солидарности с теми, кому циркуляр Делянова закрывал путь в гимназии и университеты, но право опасался, что университетские беспорядки помешают его столь успешно начавшемуся жизненному пути.

Ферлюдин был талантливым, целеустремленным юношей. По замыслу Делянова, таким и лишь таким давался шанс выйти из среды, их породившей. Он и вышел – стал в Саратове товарищем прокурора, а еще раньше, в 1893-м, издал книжку о мерах властей в отношении высшего образования11.

Кухаркин сын донес на противников “кухаркиного циркуляра”.

Так затянулся тугой узел русской существования. У каждой из сторон были свои резоны и своя правда. Никто не умел и не хотел договариваться.

ВЕКторы революции: Сходка студентов Казанского университета

Сходка

Она обошлась без эксцессов. Лишь инспектор студентов действительный статский советник Николай Гаврилович Потапов получил пощечину от студента Константина Александровича Алексеева, да некий студент, чье имя не удалось ввести, попытался ударить всеми нелюбимого инспектора стулом по голове.

К 4 часам пополудни студенты покинули университет и разошлись по домам. Полковник Гангардт работал в высшей степени профессионально. Он не стал арестовывать участников сходки на выходе, что могло спровоцировать открытое сопротивление. Но самые деятельные уже были взяты на карандаш, и в ночь с 4 на 5 декабря полиция произвела задержания. Среди доставленных в участок был и первокурсник Ульянов.

Министр Делянов, убежденный, что в казанских студентах играет пугачевская кровь, официально распорядился: “Для спасения благомыслящих не щадите подлецов”. Но среди задержанных “негодяев” поначалу царила эйфория: они пели песни, декламировали запрещенные стихи, ораторствовали… Отрезвление пришагало несколько часов спустя: до смутьянов дошло, что участие в сходке разделило их жизнь на до и после. Стали спрашивать друг товарища о планах на будущее. Дошла очередь и до Володи. Тот ответил: “Мне что ж думать… Мне дорожка проторена старшим братом”. Слова произвели эффект порвавшейся бомбы. По словам очевидца, “и сразу в камере стихли шум и смех, – вспомнили, что всего ведь полгода назад старший Ульянов погиб на виселице за покушение на Александра III… И жутко, и неуклюже стало всем от этого простого, без всякой аффектации, ответа…”

Покидая здание по окончании сходки, 99 студентов (и Володя в их числе) в знак протеста вернули ректору свои входные билеты в университет. Тем же вечерком 39 наиболее активных участников сходки были отчислены из университета и высланы из Казани. Ульянов – в деревню Кокушкино. Различным карам подверглись 248 студентов.

ТАКТИКА ПРОТЕСТА

“За лекции уплачено!”

Студенты полагали, что введенная Указом 1884 года плата за визит лекций освобождает их от обязанности на эти лекции ходить. Первокурсник Ульянов не составлял исключение. В первом семестре у него было четыре лекционных часа в понедельник, два – во вторник, четыре – в окружение, два – в четверг, два – в пятницу и три – в субботу. Лекции начинались в 9 часов утра, заканчивались не позднее часа дня, отчего у студентов была масса независимого времени.

“Не исправно”, “не часто” – так университетская инспекция характеризовала хождение студента Ульянова на лекции. У золотого медалиста и первого ученика Симбирской гимназии не было никакого почтения к университетским профессорам и их лекционным курсам – прямое следствие курса властей на разъединение учеников и учителей.

Первокурсник Ульянов, пять раз перечитавший летом 1887 года роман Чернышевского “Что мастерить?”, изначально смотрел на профессуру с нескрываемой иронией. Прежде чем удостоить своим посещением лекцию по истории русского права, Володя произнёс товарищу: “Пошли слушать лекции о русском бесправии”.

 

ВЗГЛЯД СКВОЗЬ ГОДЫ

Как сложились судьбины участников казанского противостояния

Студент Алексеев, сын обер-офицера, давший пощечину инспектору Потапову, был арестован, отдан под суд и по приговору корабля получил 3 года дисциплинарного батальона. Во время следствия раскаялся в содеянном, дал обширные признательные показания, тяжело заболел, очутился в стенах тюремной больницы – и был помилован.

Инспектор Потапов, получивший пощечину, тоже сын обер-офицера, обратил на себя внимание воль. Действительный статский советник в 1890 году был отмечен орденом Св. Станислава 1й степени и стал попечителем Казанского учебного округа. Помер в 1894 году.

Жандармский полковник Гангардт скончался в 1893 году в Казани.

Ректор Николай Александрович Кремлев был отрешен от места. Власть не простила ему трехчасовую дискуссию с участниками сходки.

Студент Чириков стал известным русским беллетристом, а после 1917 года – критиком большевиков. Семейное предание гласит, что после одного из выступлений Ленин передал ему писульку: “Евгений Николаевич, уезжайте. Уважаю Ваш талант, но Вы мне мешаете. Я вынужден Вас арестовать, если Вы не уедете”. Чириков уехал к белоснежным в 1918 году – и уцелел, умер в Праге в 1932м. К Ленину относился без всякого пиетета и в пятитомной семейной хронике “Отчий дом” (1929 – 1931) дал подобный портрет вождя революции: “Этот маленький господинчик, скажу тебе, носит в себе огромнейшую гордыню. Это не марксист, а Герострат какой-то, вознамерившийся сжечь не одинешенек храм Дианы, а все храмы на земле вообще… А с виду такой гладенький, в котелке, с тросточкой, и мелкими шажками носится…”

P.S. Царская власть сделала всё, чтобы совсем скоро сотни уязвленных студентов и обреченных на прозябание “кухаркиных детей” сделались гибельно раскачивать страну.

1. А.Х. Бенкендорф – Пушкину. 23 декабря 1826 г. Петербург // Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 19ти тт. Т. 13. М.: Воскресенье, 1996. С. 315.
2.  Рождественский С.В. Исторический обозрение деятельности Министерства народного просвещения, 1802-1902. СПб., 1902. С. 501.
3. Милютин Д.А. Дневник генерал-фельдмаршала графа Дмитрия Алексеевича Милютина. 1882-1890. М.: РОССПЭН, 2010. С. 219.
4. Список штатским чинам первых трех классов. СПб.: типография Правительствующего Сената, 1893. С. 552.
5. Список гражданским чинам четвертого класса. СПб.: типография Правительствующего Сената, 1890. С. 121-122.
6. Новиков М.В., Перфилова Т.Б. “Ученое сословие” России в крышке XIX – начале XX в. // Ярославский педагогический вестник. 2015. N 6. С. 282.
7. Список гражданским чинам первых трех классов. СПб.: типография Правительствующего Сената, 1893. С. 2.
8. Иванский А.И. Молодой Ленин. М. 1964. С. 371-372.
9. Там же. С. 381-382.
10. Там же. С. 367.
11. Ферлюдин П.И. Исторический обозрение мер по высшему образованию в России. Вып. 1: Академия наук и университеты. Саратов : типо-лит. П.С. Феокритова, 1893. 187 с.

>