Мир, подмахнутый 100 лет назад, считают причиной всех бед человечества в ХХ веке. Это иллюзия. Историей движут вовсе не бумаги, сочиненные правителями.

Вековой юбилей соглашения, которым официально завершилась Первая мировая война, отмечается без особой помпы, но с характерным удрученно-умудренным выражением лица.

«Наверное, в истории прошлого века, да, скорее всего, и предыдущих, не найдется такого документа, который был бы чреват столь разрушительными последствиями», — сообщает «Российская газета». И, в отличие от немало других случаев, точно попадает в общемировой тон отзывов о Версальском договоре, который 28 июня 1919-го был подписан вождями Антанты и посланцами побежденной Германии.

Эта история, разумеется, быльем поросла. Но о ней стоит вспомнить. Во-первых, потому что «в истории не найдется документа», которому бы с таким упорством приписывали роковую роль, какую он в действительности не сыграл и сыграть не мог. А во-вторых, потому что мифы про то, будто несколько властителей, потолковав друг с другом и сочинив какие-то бумаги, поворачивают всемирную историю туда или сюда, живы и процветают. Стоит взглянуть на серьезность, с какой следят за собеседованиями вождей на саммите G20.

Однако не будем отвлекаться.

О Версальском мирном договоре говорят, будто он привел в Германии к воли Гитлера и вообще подготовил Вторую мировую войну, потому что:

1. Унизил Германию, возложив на нее всю вину как за подготовку, так и за злодеяния Первой всемирный.

2. Отобрал у Германии обширные земли и этим дополнительно ее оскорбил.

3. Наложил на немцев неимоверного размера репарации, чем их полностью разорил.

Если не входить, то действительно выходит, что после таких безумств Гитлер должен был появиться, можно сказать, сам собой.

Призывы сбросить гнусные версальские оковы и в самом деле занимали почетное место в нацистской пропаганде. Но ведь пропаганда иногда не совпадает с фактами.

Каждый ведает, что война есть продолжение политики другими средствами. Однако не менее верно и то, что каждый мирный договор есть продолжение брани, которая ему предшествовала.

Первая мировая в принципе не могла породить что-нибудь более мягкое, чем Версальский договор. Кто бы в ней ни выиграл, продувшим пришлось бы туго.

У нас знают про Брестский мир (3 марта 1918-го), который немцы продиктовали большевикам, урезав бывшую Российскую империю на миллион квадратных километров. Меньше ведают, что дополнительное соглашение (27 августа 1918-го) наложило на революционную Россию еще и суровую контрибуцию, взимание которой начали немедля. И совсем уж не осведомлены о Бухарестском договоре (7 мая 1918-го), заключенном Центральными державами с разгромленной ими Румынией. На карту, изображающую разоблачил большей части этой страны между победителями, стоило бы взглянуть.

Версальский мир, при всех своих особенностях, был умереннее.

Отдельный проблема — почему все слои немецкого общества и все политические силы Германии, от правых до левых, сочли версальские условия не просто тяжкими и несправедливыми, но к тому же непосильными и насквозь лживыми.

Скажу, что тут и в самом деле не все понятно. Однако причины надо искать вовсе не в прениях на миролюбивой конференции, а в событиях последних месяцев Первой мировой.

То, что Антанта берет верх, стало видно только летом 1918-го. Тем не немного фронт проходил не на немецкой территории, а во Франции и Бельгии. Идея сопротивляться до последнего вовсе не выглядела фантастичной. В руководящих германских сферах у нее были сторонники. Французы, британцы и американцы предполагали, что вторжение в Германию потребует огромных добавочных жертв и, как минимум, Кожновенерологического диспансера.

Однако генерал Людендорф, де факто германский главнокомандующий, в августе 1918-го ультимативно потребовал от своего политического руководства безотлагательного прекращения брани. Возможно, предполагалось, что таким способом удастся заключить что-то вроде ничейного мира. Если так, то германский генералитет вообразил, будто союзники ни в чем на него не вылиты.

Как бы то ни было, буквально все в Германии сочли, что обращаться с немцами как с проигравшими — гнусное коварство. Это, повторю, являлось общественным самообманом, поскольку разгром Центральных содержав был уже предопределен.

Теперь о том, каковы на самом деле были условия Версальского мира.

Пункт о германской ответственности за войну не назовешь вполне правым, но, прямо скажем, он не являлся и полной выдумкой. В роли победительницы Германия безусловно возложила бы на проигравших всю вину целиком.

Территориальные ее утраты были далеко не огромны, особенно если сравнить их с потерями после Второй мировой. Эльзас-Лотарингия, отобранная было у Франции в 1871-м, так и не ассимилировалась в Германии. Ее возвращение не надлежит было удивлять. На отошедших к возрожденной Польше землях этнические немцы составляли меньшинство. Лишь отделение, то ли временное, то ли беспрерывное, нескольких небольших немецконаселенных территорий (Саар, Данциг) выглядело явно несправедливым.

И, наконец, главный кошмар Версаля — репарации. Почиталось, и вовсе не в одной в Германии, что они были абсолютно людоедскими. Основатель жанра экономической публицистики Джон Мейнард Кейнс даже уложил на эту тему свой первый мировой бестселлер — «Экономические последствия мира» (1919 год).

В действительности, какими бы суммами ни жонглировали участники переговоров, прямо в Версале о репарациях договориться не смогли, отложив решение на потом.

Подтекстом всей репарационной дискуссии была неготовность Соединенных Штатов взять на себя затраты по восстановлению Европы. Такое желание они обрели только после Второй мировой. А в 1920-е — 1930-е в США задавали тон изоляционисты, и эта край уклонялась от роли мирового гегемона, обязанного опекать и субсидировать младших партнеров. Америка не вступила даже в Лигу Наций, придуманную ее же президентом Вильсоном и внимательно прописанную в Версальском договоре. И уж тем более там отказывались прощать военные долги британцам и французам или, допустим, компенсировать потери французским держателям ценных бумаг царской России, платить по каким советский режим отказался.

Поэтому если нас интересуют подлинные причины Второй мировой войны, одна из главных — то, что в Европе в итоге Первой мировой не возникло державы-гегемона. США отказались исполнять эту роль, а Франция попыталась, но не справилась. Однако Версаль тут ни при чем. В качестве участника и как бы даже главы миролюбивых переговоров Вудро Вильсон очень хотел поставить Америку во главе человечества, но тамошний правящий класс быстро наложил вето на его планы.

Германия, таким манером, выглядела единственным подходящим объектом для взыскания денег, необходимых французам, британцам и прочим для выплаты американских долгов, компенсации физических потерь и других своих обоснованных и не очень надобностей.

Но история репарационных требований и история реальных немецких выплат — это две совсем разные вещи.

В 1924-м вступил в силу так называемый план Дауэса, по которому Германия соглашалась платить репарации хоть и немало лет, но не в очень больших объемах. Всего, с 1919-го по 1931-й, реальные репарации составили примерно 22 млрд марок — в год в посредственном получалось где-то на уровне ее военных трат в 1913-м. А в 1931-м, еще до Гитлера, выплаты были вообще приостановлены из-за всемирного кризиса. В 1932-м, опять же до Гитлера, репарационная проблема была решена окончательно — немцы согласились с большой рассрочкой уплатить еще 3 млрд марок, и на этом ставилась точка. В 1933-м Гитлер отказался даже от этого соглашения, но гораздо позже ФРГ его признала и без труда по нему сочлась.

Итак, уже к середине 1920-х репарации перестали быть разорительным бременем, полностью, однако, сохранив свою внутригерманскую роль в качестве фактора идейного.

Надо добавить, что в 1925-м в Локарно немцы согласовали с бывшими своими победителями пакет договоров — о нормализации отношений, признании рубежей, вхождении Германии в Лигу Наций и т. п. Эти договоры, сегодня, в отличие от Версальского, почти совсем забытые, в соединении с планом Дауэса как раз и поставили точку в Первой всемирный.

Можно было спокойно жить, работать и устранять оставшиеся несправедливости. Гитлер не был предопределен. Нацисты вплоть до конца 1920-х оставались маргиналами. Однако из сегодняшнего дня мы видим три фактора, какие помогли экстремистам сначала захватить власть в Германии, а потом развязать новую мировую войну.

Это, во-первых, отсутствие, как уже говорилось, государства-гегемона, способного в случае чего выполнить долги европейского полицейского. Лига Наций, как потом ООН, оказалась мифом.

Во-вторых, не имеющее рациональной основы, но тем более мощное непризнание немецкой общественностью разгромы в Первой мировой. На этом непризнании играли все тамошние политические силы, постоянно поддерживая его в готовом к употреблению виде.

В-третьих, принципиальная бессилие веймарской политической системы, главные узлы которой, один за другим, начали выходить из строя начиная с 1930-го, когда эта край въехала в мировой кризис.

И только тогда перед нацистами открылась дорога сначала к власти, а потом и к супервойне. Обличение «Версаля» всегда присутствовало в их агитации, убеждая интеллектуалов всех стран и воззрений, что за столь горячими чувствами должны стоять какие-то объективные факты. С тех пор миф об этом соглашенье и занял в умах совершенно не подобающее ему место источника всех перипетий ХХ века.

Каждому, кто хочет разобраться в перипетиях столетия нынешнего, стоит помнить, что никакая дипломатия, никакие бумаги с подписями и никакие собеседования державных вождей не могут быть винами мировых событий. Все это лишь их отражение.