Февральская революция в России сделалась едва ли не самым важным рубежом в решении польского вопроса. 27 (14) марта 1917 г. Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов зачислил обращение к «народу польскому», в котором говорилось, что «демократия России… провозглашает, что Польша имеет право быть совсем независимой в государственно-международном отношении».

Последний царский министр иностранных дел Николай Покровский, как и все его предшественники, до конца придерживался формулы «польский проблема — это внутреннее дело Российской империи». При этом он был готов использовать провозглашение центральными державами Польского королевства на русских землях как предлог для того, чтобы поставить на место своих французских и английских коллег. Однако у него на это попросту не осталось времени, да и хоть как-то учесть точку зрения янки в императорском МИДе тоже не успели. Известное заявление В. Вильсона, сделанное в январе 1917 года, когда президент высказался за восстановление «объединенной, самостоятельной, автономной» Польши, царское правительство решило принять как данность, «вполне отвечающую интересам России».

Николай Николаевич Покровский — заключительный царский министр иностранных дел

Как свою позицию определило Временное правительство, в этих заметках уже сказано. 29 (16) марта 1917 г. показалось его воззвание «К полякам», в котором также шла речь о независимом польском государстве, но содержались и некоторые весьма существенные оговорки: оно надлежит находиться в «свободном военном союзе» с Россией, который был бы утверждён Учредительным собранием. В соответствии с позицией Временного правительства, установленная зависимость восстановленного польского государства нужна была для того, чтобы исключить опасность его перехода на враждебные России позиции.

Решения Петроградского Рекомендации и Временного правительства развязало руки Англии и Франции. Их уже больше не связывало обязательство перед Россией считать польский проблема внутренним делом России. Возникли условия для его международного обсуждения и решения. В России уже была создана Польская ликвидационная комиссия для урегулирования всех проблем польско-российских отношений и началась организация самостоятельной польской армии. Именно учитывая это решение русских, французский президент Р. Пуанкаре в июне 1917 г. издал декрет о создании польской армии во Франции.

Однако, даже отодвинув русских, стать в решении польского вопроса без нового союзника – Североамериканских Штатов, было невозможно. Тем более, что американский президент с удивившей европейцев энергией взялся за проблемы устройства послевоенного мира, не дожидаясь, когда американские войска реально вступят в дело. О том, что американская администрация готовит некий масштабный акт, какой потом получит простое название «14 пунктов», ближайший советник президента Вильсона полковник Хауз не раз намекал европейским политикам, с какими регулярно контактировал.

Польский вопрос в знаменитых “14 пунктах” поначалу отсутствовал. Президент Вильсон вообще изначально планировал что-то вроде 10 заповедей, избегая конкретики, но вырван был расширить их до 12. Однако, когда возникли сложности с Россией, с подачи Э. Хауза он согласился на то, чтобы в американской “хартии вселенной” было сказано и о Польше. В итоге ей достаётся “несчастливый” 13-й пункт, а сам факт выделения польского вопроса навсегда сделал Вудро Вильсона идолом поляков. За сотню лет до того примерно такого же обожания от польской шляхты удостоился Наполеон Бонапарт.

“…Между организованными народами не может и не должен быть крепким такой мир, который не исходит из принципа, что правительство заимствует все свои справедливые полномочия только из воли народа и что никто не имеет права передавать народы от одного страны к другому, как будто бы они были просто вещью.
Если взять отдельный пример, то я могу утверждать, что всюду государственные люд согласны в том, чтобы Польша была единой, независимой и самостоятельной, и что впредь тем народам, которые жили под властью государства, исповедывающего другую веру и преследующего иные, даже враждебные этим народам, цели, что всем этим народам должна быть гарантирована свобода существования, веры, промышленности и общественного развития…” (1).

Президент САСШ (ныне — США) Вудро Вильсон

С этими словами президент Соединенных Штатов Вудро Вильсон утилитарны впервые за время войны обозначил в обращении к сенаторам своё видение “польского вопроса”. Только польские историки продолжают оспаривать инициативу полковника Хауза в самой постановке польского проблемы, считая, что куда больше для этого сделало польское лобби в США.

Нет, авторитет Игнацы Падеревского или Генрика Сенкевича оспаривать автор не собирается, тем немало, что они всегда активно взаимодействовали ещё и с французской элитой, представители которой тоже напомнили президенту Вильсону о Польше. Стратегически жажда той же Франции воссоздать Польшу тем более понятно – совсем неплохо вбить клин между Россией и Германией, ослабляющий разом двух «вечных» соперников, трудно придумать что-либо лучшее. При этом и для французов едва ли не главное – это не позволить самой Польше сделаться действительно сильной, ведь не дай бог, она превратится в ещё одну европейскую головную боль.

Сам же Вильсон даже не скрывал своего раздражения по предлогу провозглашения центральными державами «Польского королевства», но он совсем не собирался воспринимать его всерьёз. На империи Габсбургов в Америке уже поставили крест, а по адресу Гогенцоллернов ещё размышляли… Знали бы они, кто в конце концов придёт на смену Вильгельму II.

Однако, Берлин и Вена в тот момент ещё не оставляли попыток заручиться поддержкой поляков для реализации своих планов. В сентябре 1917 г. ими бывальщины созданы новый Госсовет, Регентский совет и правительство. Эти органы зависели от оккупационных властей, были лишены свободы поступков, тем не менее они положили начало формированию зачатков польской администрации. Ответ из России, который из-за резко обострившихся осенью 1917 года противоречий внутри края, мог бы и задержаться, последовал неожиданно быстро. Придя к власти в России, большевики уже 15 ноября 1917 г. опубликовали Декларацию прав народов России, где провозглашалось «право народов России на независимое самоопределение вплоть до отделения и образования самостоятельного государства».

Судьба Польши обсуждалась также и в ходе начавшихся в декабре 1917 г. миролюбивых переговоров Советской России с центральными державами в Брест-Литовске. Но всё это было ещё до «14 пунктов». Несколько раз на переговорах дипломатов Антанты и США в качестве базового для Польши рассматривался так именуемый «бельгийский вариант», но он явно был непроходным. Прежде всего потому, что поляков по миру тогда было разбросано слишком немало, даже в самих США – несколько миллионов.

Само же появление 13-го “польского” пункта в числе четырнадцати лучше не рассматривать в отрыве от всеобщего контекста программного выступления президента США. И прежде всего, потому, что польский вопрос тогда, при всём желании, нельзя было отвлечь от «русского». Русские историки, в связи с этим, не прочь отыскать противоречия как в целевых установках, так и в отдельных конкретных решениях тогдашнего хозяина Белоснежного дома. Доходит до того, что кому-то удаётся приписать Вильсону чуть ли не создание некоего прообраза будущей “холодной брани” (2).

Как антитезу большевизму красной России пуританский “вильсонизм” рассматривать было бы проще и удобнее всего, если не одно но. Янки по большому счёту было вообще безразлично, кто в итоге окажется хозяином России, лишь бы эта партия, или же этот диктатор не помешивал США решать свои проблемы в Европе.

Редкая фотография президента В. Вильсона и его советника полковника Э. Хауза в неформальной обстановке

Пресловутый идеализм, о каком так много говорил даже не Вильсон, а его советник Э.Хауз, конечно, это очень красивая подача американского вмешательства в европейскую свару, но и о прагматизме забывать не стоит. Если бы не перспектива получения беспрецедентных барышов, и реальный шанс для США стать мировым экономическим лидером, бизнес-элита, а вслед за ней и истеблишмент страны никогда не дали бы Вильсону «добросердечно» на отказ от политики изоляционизма.

У американского президента своё представление о “новом мире” (3), и оно априори не приемлет ни царский абсолютизм, ни либеральный “империализм” Преходящего правительства, ни претензии большевиков на пролетарскую диктатуру. Быть может, в этом есть проявление классического русского алармизма, но ведь «14 пунктов» вполне можно расценить как принципиальный ответ на вызов большевиков, какие дали всему миру понять, что готовят мировую революцию. А попытка сорвать или затянуть переговоры в Брест-Литовске – это уже следствие.

Вудро Вильсон, соображая, что война будет выиграна, и довольно скоро, уже приступил к построению мира “по-американски”. И если польский вопрос придаёт этому карточному домику добавочную устойчивость, пусть будет. Понятно, что колоссальные усилия к распространению в России “14 пунктов” связаны отнюдь не с присутствием в них «польского пункта». Русским было бы вполне довольно «своего» 6-го пункта, о котором чуть ниже.

Но надо же как-то сдерживать растущее большевистское влияние на мир. Газеты с их миллионными тогда тиражами, листовки, брошюры, публичные выступления лояльных политиков – все эти инструменты оперативно впущены в ход. Эдгар Сиссон, специальный посланник США в России, то самый, кто первым запустил легенду о немецких деньгах для большевиков, вдохновенно сообщал президенту, что в Петрограде было расклеено возле полумиллиона копий текста его послания (4). И это только за первые десять дней после выступления Вильсона в Конгрессе. Впрочем, обилием листовок на стенах домов обитателей российских городов тогда удивить было трудно, тем более, что грамотные среди них даже не составляли большинства.

Принципиально Вильсон не имел ничего против ключевых внешнеполитических принципов большевиков, его не смущала даже реальная перспектива сепаратного вселенной России с Германией и Австрией. В скорой победе он, повторим, не сомневался нисколько, протестуя лишь против большевистской тактики взаимоотношений с союзниками и противниками. По суждению главы довольно молодого американского государства, нельзя было рассчитывать на долгосрочный и прочный мир до тех пор, пока не сломлено могущество ещё немало молодой Германской империи, способной в любой момент разрушить этот мир “с помощью интриги или силы”.

Представители центральных содержав на переговорах в Брест-Литовске. Слева направо: генерал М. Хоффман, министр иностранных дел Австро-Венгрии граф О.Чернин, великий визирь М. Таллат-Паша, статс-секретарь Р. Кюльман

Когда большевики, выполняя собственный «декрет о вселенной», оперативно усадили представителей противника за стол переговоров в Бресте, надо было срочно чем-то отвечать. “14 пунктов” к этому поре были уже почти готовы. Интересно, что президент США успел до их обнародования не раз публично выразить свою солидарность с новой российской волей. Даже в речи перед Конгрессом, которая впоследствии и получила название “14 пунктов” (8 января 1918 г.), Вильсон заявил об “искренности” и “честности” советских представителей в Брест-Литовске. “Их концепция правды, гуманности, чести, – подчеркнул он, – была высказана с такой откровенностью, широтой взгляда, душевной щедростью и таким общечеловеческим пониманием, какие не могут не вызвать восхищения всех, кому дороги судьбы человечества”.

Теперь совсем коротко — о шестом пункте, где выговор шла о России, и где американскому президенту пришлось проявить особую деликатность. Прежде всего, 6-й пункт речи Вильсона давал большевикам чаяние на вероятное признание их режима, поскольку президент подчеркнул право России “принять независимое решение относительно её собственного политического развития и её национальной политики”. Вильсон высказал и гарантии её “радушного зачисления в сообщество наций при том образе правления, который она сама для себя изберёт” (5).

“Эвакуация иностранных войск со всей русской территории — таково решение всех проблем, касающихся России, которое обеспечит получение ею возможности независимого определения своего собственного политического развития, проведения национальной политики; обеспечение приглашения ее в сообщество независимых наций, на условиях гарантии независимого выбора своих политических институтов” (6).

Так обозначил свою позицию Вильсон, готовясь к январской выговоры в Конгрессе. При этом России, причём вне зависимости от того, кто там находится у власти, было обещано не только освобождение всех земель, но и приглашение в целую всемирную “семью народов”. Даже с учётом уверенности Вильсона в победе, Восточный фронт не должен был пасть, по крайней мере, пасть скоро. От позиции новой России пока ещё зависела судьба Запада.

“Обращение, которому Россия подвергнется со стороны своих сестер-наций в грядущие месяцы, будет веским испытанием их доброй воли, их понимания её нужд” (7). Но точка зрения, что “14 пунктов” могли быть написаны под угрозой срыва переговоров в Брест-Литовске, не имеет под собой оснований. Даже полковник Хауз, как уже показано, говорил о них задолго до Бреста. С таким выводом плохо стыкуется и выбор времени для выступления с 14-ю пунктами – слишком уж чётко оно совпало с интервалом в Брестских переговорах.

Уверенности в победе после присоединения к Антанте США прибавилось и у союзников, но ведь немецким солдатам, в отличие от русских мещан в Петрограде, не было никакого дела до того, что там сказал Вильсон. Вообще логика его послания вряд ли покоилась лишь на стремлении американского президента сохранить Россию в брани. А присутствие в «14 пунктах» наравне с 6-м “русским” пунктом 13-го “польского”, фактически опровергает все “благие порывы” США и их союзников в адрес новоиспеченной России.

А может быть всё дело в довольно обычном для американца непонимании ситуации в Европе? Идея глобального лидерства США на тот момент была безотносительно новой, но для самого Вильсона нарочитый панамериканизм вряд ли был приоритетом. Он, похоже, был привержен глобализму совсем иного рода – на основе некоего “всемирного консенсуса”. Это, между метим, изрядно раздражало его главного советника полковника Хауза.

В Польше обо всём, начиная с Воззвания «временных», и кончая октябрьским переворотом и «14 пунктами» Вильсона, узнавали будет быстро – никакая германо-австрийская цензура не помогала. Ещё до того, как большевики убрали с политической арены Керенского и его соратников, Ю.Пилсудский постиг, что поставил не на ту карту, и лишь искал повода, чтобы “сменить курс”. А германское командование даже сыграло Пилсудскому на длань, когда поспешило приписать именно ему все неудачи в агитации воинского набора в Польском королевстве. За пропаганду против наборов в новоиспеченную (австро-немецкую) польскую армию Пилсудский попал в тюрьму. Марк Алданов (Ландау) весьма справедливо отметил, что “лучшей услуги” воли нового “Королевства”, а конкретно – “немцы не могли ему оказать” (8).

Юзеф Пилсудский в Магдебургской тюрьме, 1917 г.

Чуть запоздалее, получив независимость, Польша вынуждена была считаться с провозглашенным в Версале принципом национальностей. Но это коснулось определения северных, западных и полуденных границ страны, а на востоке поляки поспешили сами заняться определением границ. Благо, русских там практически не оставалось, лишь малочисленная «западная завеса», а белорусские и литовские только начинали формироваться. Но пресловутый 13-й польский пункт Вильсона так и не стал основой для касательств с красной Россией. И эндеки Дмовского, и пилсудчики, понимая, что удара в спину от немцев можно уже не бояться, исходили из прямо противолежащих позиций. Впрочем, национал-демократы всё же решили подстраховаться, сразу, ещё до переговоров в Версале, предложив союзникам подкрепить Польшу «землями на восходе».

Речь пошла о присоединении отнюдь непольских Западной Украины и Белоруссии, в пользу чего приводился такой аргумент: они “должны бывальщины быть полонизированы, так как уступали полякам по уровню культуры и национальной зрелости” (9). Впоследствии требования лидера “исконных бойцов с русской тиранией” Пилсудского были куда откровеннее, он считал необходимым ослабить Россию, оторвав национальные окраины. Польше предстояло впоследствии возглавить большенное федеративное государство с Литвой и Белоруссией – чем не возрождение Речи Посполитой? Ну а Украине не останется ничего иного, как заключить с такой Федерацией военно-политический альянс, направленный против России.

Напомним в завершение, что, согласно 13-му пункту вильсоновской программы, независимая Польша “должна включать территории, заселённые необыкновенно польским населением”. Но уже после Брест-Литовска и Версаля этот постулат был попросту отброшен, словно “отработанный пар”. Одержав в 1920 году победу в брани с красной Россией, поляки жёстко и агрессивно воплотили в жизнь небезызвестный вариант Пилсудского «поглощения» западно-славянской окраины.

Об этом указывают хотя бы результаты переписи 1921 года, по которым в Станиславском воеводстве украинское население составляло 70%, в волынском — 68%, в тарнопольском — 50%. Поляками заселять «окраину-Украину» сделались уже позже. Показательно при этом, что в состав польского государства так и не вошли территории на западе с действительно плотным польским населением — Вармия, Мазуры, Опольское воеводство и доля Верхней Силезии. И это, несмотря на то, что результаты плебисцитов на этих землях прошли с колоссальным перевесом не в пользу Германии.

Примечания.
1. Из послания президента Соединённых Штатов В.Вильсона сенату о принципах вселенной. Вашингтон, 22 января 1917 г.
2. Дэвис Д.Э., Трани Ю.П. Первая холодная война. Наследие Вудро Вильсона в советско-американских касательствах. М., 2002. C. 408.
3. Levin N.G. Woodrow Wilson and World Politics. America’s Response to War and Revolution. N.Y., 1968. P. 7.
4. G. Creel to W. Wilson, Jan. 15, 1918 // Ibid. Vol. 45. P. 596.
5. An Address to a Joint Session of Congress. Jan. 8, 1918 // Ibid. Vol. 45. P. 534-537.
6. Wilson W. War and Peace, v. 1. p. 160.
7. Там же.
8. Алданов М. Портреты, М., 1994 г., стр. 370.
9. Dmowski R. Mysli nowoczesnego Polaka War-wa. 1934. S.94.

Ключ