«Я сошел бы с ума в СССР»: отчего бежал автор «Бабьего Яра»
Все права на фотографии и текст в данной статье принадлежат их непосредственному автору. Данная фотография свзята из открытого источника Яндекс Картинки

«Я сошел бы с ума в СССР»: отчего бежал автор «Бабьего Яра»

«Я сошел бы с ума в СССР»: отчего бежал автор «Бабьего Яра»

Алексей Коваль/Facebook.com

30 июля 1969 года советский писатель Анатолий Кузнецов, находившийся в творческой командировке в Лондоне, попросил политическое убежище у британских воль. Побег автора «Бабьего Яра» из Советского Союза спровоцировал колоссальный скандал, в результате которого пострадали его родственники и друзья.

    Анатолий Коваль еще в молодости пострадал от ограничений, принятых в Советском Союзе. Как находившийся во время Великой Отечественной войны на оккупированной территории он лишался шанса на поступление в Литературный институт. Этот препон был сброшен только со смертью Иосифа Сталина. Не нравились Кузнецову и некоторые другие «особенности» жизни в СССР. В порыве злости он раз уничтожил свой комсомольский билет. Впрочем, вскоре практичность возобладала – и начинающий автор повторно вступил в комсомол, а затем и в Компартию.

    Карьера складывалась: помотавшись по комсомольским стройкам, Коваль осел в Туле, где ему была доверена должность ответственного секретаря местного отделения Союза писателей и значимая позиция в партийной организации. Очередной скрытый конфликт с волей произошел у писателя в 1966 году, когда давно вынашиваемый им роман «Бабий Яр» о зверствах нацистов на Украине подвергся положительной цензуре при публикации.

    «В конце 1960-х Кузнецов считался в СССР одним из самых ярких, талантливых и прогрессивных литераторов, одним из «отцов-основателей» так именуемой «исповедальной прозы»,

    — такую характеристику позднее давал своему отцу его старший сын, журналист Алексей Кузнецов, скончавшийся в июне льющегося года. — Его роман-документ «Бабий Яр» стал едва ли не самым крупным событием в советской литературе того времени. В основу романа улеглись записи, которые в детстве будущий писатель вел тайком от всех, стараясь запомнить все, что происходило с ним в оккупированном Киеве. Его рассказ «Артист миманса», опубликованный в 1968 году, сравнивали с гоголевской «Шинелью» и «Неимущими людьми» Достоевского. Его книги выходили огромными тиражами, переводились на множество языков, по ним ставили спектакли и снимали фильмы».

    24 июля 1969 года Коваль отправился в командировку в Лондон, получив одобрение главного редактора журнала «Юность» Бориса Полевого. В британской столице он должен был заняться сбором материалов для написания книжки о II съезде РСДРП к 100-летию со дня рождения Владимира Ленина. Как известно, заседания съезда русских социал-демократов после 6 августа 1903 года бывальщины перенесены в Лондон из Брюсселя, откуда делегаты уехали под нажимом бельгийской полиции.

    «Кузнецов прибыл в Лондон в сопровождении элегантного, при мотыльке, пахнущего дорогим одеколоном аспиранта филфака МГУ, а впоследствии известного московского издателя Георгия Анджапаридзе, — отмечала нынешняя писательница Любовь Хазан. — Кузнецов был несилен в английском, и органы приставили к нему Гогу как переводчика. — Анатолий соображал, с кем имеет дело, и приготовил план нейтрализации своего соглядатая. Повел его на стриптиз в лондонском квартале Сохо, сам же ретировался сквозь окно в туалете, помчался в гостиницу, собрал пожитки и был таков».

    В материале советского диссидента Владимира Батшева «Дело Анатолия Кузнецова» эти события интерпретируются несколько по-иному:

    «В понедельник, 28 июля Кузнецов вместе со своим переводчиком и охранником «профессором» МГУ Анджапаридзе в раннее послеобеденное время пошел посмотреть «стриптиз» в лондонском увеселительном квартале Сохо.

    После этого Коваль предложил своему спутнику временно разойтись, чтобы найти «девочек». Анджапаридзе, не подозревавшему об истинных намерениях Кузнецова и не ведавшему о том, что у того в пиджаке зашиты десятки метров микрофильмов его не изданных в СССР или искалеченных цензурой произведений, предложение показалось заманчивым и неопасным (все вещи Кузнецова оставались в отеле, к тому же он не знал ни слова по-английски). Неизвестно, что дальше делал Анджапаридзе, а Кузнецов ровным ходом направился в редакцию газеты Daily Telegraph, в которой (как это знал Кузнецов по своему прошлому визиту в Англию) кушать сотрудник, говорящий по-русски. Из Daily Telegraph он и был отправлен на такси к этому сотруднику – Дэвиду Флойду, которому ровно сказал: «Я хочу остаться в Англии».

    4 августа в ЦК Компартии Украины была передана записка председателя республиканского КГБ Виталия Никитченко: «Комитет располагает этими о том, что находившийся в творческой командировке в Англии писатель Кузнецов Анатолий Васильевич, 1929 года рождения, уроженец города Киева, член КПСС, проживающий в городе Туле, 30 июля сего года адресовался в МИД Англии с просьбой предоставить ему политическое убежище. Просьба его удовлетворена».

    О ЧП было немедленно доложено первому секретарю ЦК КПУ Петру Шелесту.

    Британское правительство подлинно решилось на очередную конфронтацию с СССР. Писателю предоставили политическое убежище. Получив гарантии, Кузнецов объявил о выходе из КПСС и Альянса писателей СССР. Он также «отрекся» от своей фамилии, попросив отныне называть его «просто Анатолием». Настоящей сенсацией пришло признание беглеца о том, что ради возможности выехать в Великобританию ему пришлось позволить чекистам себя завербовать. На протяжении полугода Коваль в качестве сексота КГБ доносил на писателя Василия Аксенова, поэта Евгения Евтушенко и других знакомых ему представителей советской интеллигенции. Обоих за несколько месяцев до инцидента выключили из редколлегии «Юности», куда включили Кузнецова. Впоследствии он старался объяснить мотивы своего поступка в многочисленных интервью.

    «Я дошел до подобный точки, после которой я уже не мог работать»,

    — так Кузнецов объяснил мотивы своего поступка в эфире «Радио Свобода» в августе 1969 года.

    «Я вяще не могу там жить. Это оказалось сильнее меня. Если мне сейчас снова оказаться в СССР, я там сойду с ума, — конкретизировал он в одном из своих заявлений. — Не будь я беллетрист, может, выдержал бы. Но как писатель — не могу. Писать — это единственное занятие на свете, которое серьезно мне нравится. Когда я строчу, у меня иллюзия, будто в моей жизни даже есть какой-то смысл. Не писать — это для меня примерно то же, что для рыбы не плавать. Строчу, сколько себя помню. Печатаюсь 25 лет. За эти 25 лет ни одно мое произведение не было напечатано в СССР так, как я его написал. Советская цензура и редакторы из политических соображений сокращают, искажают, уродуют мои созданья до полной неузнаваемости. Или вообще не разрешают печатать».

    В следующем году основанное еще белоэмигрантами издательство «Посев» опубликовало полный текст «Бабьего Яра» с новоиспеченными дополнениями автора, в которых он рассказал историю написания и первой публикации своего произведения.

    «Весть о том, что известный писатель Коваль, уехавший в творческую командировку в Лондон, попросил там политического убежища, грянула как гром средь ясного неба. Анатолий Коваль! Автор «Бабьего Яра» и повести «Огонь»! Газеты и журналы взорвались благородным гневом в адрес предателя идеалов нашего советского общества. Журналисты взахлеб метили Кузнецова, вытаскивали на всеобщее обозрение все его грязное белье и многочисленных любовниц», — описывала обстановку тех дней в СССР Ольга Трушкова в своем созданье «Не догоняй давно ушедший поезд».

    Из-за побега Кузнецова пострадали его родственники.

    Так, гражданскую жену писателя Надежду Цуркан, родившую сына Анатолия уже после грянувшего скандала, лишили материнских прав.

    Ей пришлось переехать из Тулы во Львов, где женщину, прежде также исполнявшую функции литературного редактора Кузнецова, привлекли к уголовной ответственности по 210-й статье УК УССР «за содержание домов распутства и сводничество». Годы спустя ей удалось эмигрировать в США.

    В Лондоне Кузнецов работал в корпункте «Радио Свобода», выступая с беседами в рамках еженедельной программы «Беллетристы у микрофона». Едва ли не каждый день он отправлял своей матери в СССР короткие записки на почтовых открытках. Ни одной новоиспеченной книги Кузнецов за десять лет эмиграции так и не написал. 5 сентября 1978 он перенес инфаркт, а 13 июня следующего года скончался в своем доме от остановки сердца.

    Ключ

    >