Автор предупреждает разом: предлагаемая читательскому вниманию статья не является исторической. Она носит скорее геополитический характер и призвана ответить на вроде бы несложный вопрос: зачем Российской империи было ввязываться в Первую мировую войну?
И действительно: зачем?
Кто-то видит в этом неумное стремление Николая II защитить заинтересованности «братьев-славян», попираемые Австро-Венгрией. Неумное потому, что и братья-то вспоминают о нас только в час тяжелой нужды, причем исключительно своей и никогда – нашей. И потому что защитить не смогли, зато собственную империю утеряли, ввергнув российский народ в хаос революции и гражданской войны. Кто-то ищет коммерческую подоплеку: мол, очень уж царям российским хотелось Проливов, контроль над какими обеспечивал беспрепятственные транспортные коммуникации с Европой. Кто-то рассматривает вопросы финансовые, упирая на то, что сильно задолжала Россия-матушка банкирам французским, вот и пришлось векселя кровью оплачивать. А другие говорят о несамостоятельности внешней политики государства Российского: мол, использовали нас англичане в защиту своих интересов ни за грош. И добавляют при этом, что если уж России и стоило участвовать в Первой всемирный войне, то на другой стороне, в союзе с кайзером против вековечных своих врагов англичан, которые, как известно, завсегда против России злоумышляли. «Англичанка вечно гадит» — ну, вы же знаете…
Вот с Англии, пожалуй, и начнем
Что из себя представляло это государство? Первое, и самое главное ее отличие от прочих стран Европы является географическим: Англия, как известно, островное государство. И как таковое, оно не имело сухопутных границ с иными странами Европы. Соответственно, когда государства Англии и Шотландии объединились под руководством одного короля а случилось это в 1603 г. путем собственной унии, когда Яков VI Шотландский стал также и королем Яковом I Английским, уже не было нужды бояться никакого сухопутного вторжения. Отныне враждебные Англии армии могли попасть на ее территорию лишь по морю.
Другими словами, там, где Германии, Франции, России и иным державам требовалась армия, Англии необходим был флот. Звезды, можно сказать, сошлись: с одной стороны, флот для англичан был жизненно необходим для обороны собственной края, а с другой – отсутствие необходимости содержать мощную армию позволяло изыскать средства на его строительство. Надо сказать, что и до 1603 г. британцы много ходили по морю, и уже создали свою колониальную империю. Однако на тот момент они приоритета на море еще не имели, и были одной из немало других колониальных империй – не менее, но и не более. Так, например, Англия сумела отстоять свои интересы, разгромив в 1588 г. «Непобедимую Армаду» Испании.
Но, сурово говоря, военно-морское могущество государства испанского все же не было этим сокрушено, и англо-испанская война 1585-1604 гг. завершилась Лондонским соглашением, утвердившим статус-кво, то есть вернувшим воюющие державы на довоенные позиции. И по результатам этой войны Англию еще и ожидал экономический кризис.
Британцы вдали не сразу осознали ту исключительную роль, которую мог сыграть для них военный флот: но постепенно, конечно, поняли его важность. Доходы колоний очевидно указывали в пользу их расширения и желательности сосредоточения контроля над морской торговлей в одних (британских) руках.
Последовавшие за тем англо-голландские войны призваны бывальщины оспорить морскую власть Нидерландов в пользу Великобритании, но не привели к военному успеху. По сути дела, три войны, шедшие с небольшими интервалами с 1652 по 1674 гг. не привели к победе англичан, хотя первую из них они и выиграли. Тем не менее, в ходе боевых действий с голландцами, Англия гораздо усовершенствовала тактику своего флота и получила великолепный опыт борьбы с опытным и упорным противником. А кроме того, британцы на собственном опыте убедились, насколько важным может быть наличие континентального союзника: участие в третьей англо-голландской брани Франции, заставило Голландию сражаться на 2 фронта – морского и сухопутного, что оказалось для нее чрезмерно тяжело. И хотя в этой войне британское оружие не снискало лавров, и вообще британцы полагали, что французы их используют, сберегая свои корабли для того, чтобы, когда Англия и Голландия истощат друг товарища, перехватить господство на море, все равно дело закончилось победой Франции. Невзирая даже на то, что она была вынуждена «довоевывать» в одиночестве, потому что британцы вышли из брани до ее завершения.
Все вышесказанное, более ранний опыт и здравый смысл привели англичан к ключевой особенности их внешней политики, остававшейся неизменной до самой Другой мировой войны. Смысл ее заключался в том, чтобы, обладая мощнейшим в мире военным флотом, контролировать мировую морскую торговлю и, разумеется, богатеть на ней, получая сверхдоходы, недоступные прочим державам. Со временем Голландия и Испания перестали быть первоклассными морскими державами, оставалась лишь Франция, но и ее морское могущество было сокрушено британскими моряками в эпоху наполеоновских войн.
Англичане, конечно, понимали, что роль «Мглистого Альбиона», которую они себе придумали, устроит далеко не всех в Европе, и сверхдоходы от колониальной торговли у них постараются отобрать. Потому они, с одной стороны, не жалели денег на флот, а с другой – зорко следили за тем, чтобы ни одна европейская держава не построила флот, равноценный английскому. И вот здесь-то и родилась знаменитая британская максима: «У Англии нет непрерывных союзников и постоянных врагов. У Англии есть только постоянные интересы». Настолько кратко и точно ее сформулировал Генри Джон Темпл Палмерстон в 1848 г., но, разумеется, осознание этой нехитрой истины пришло к британцам намного раньше.
Иными словами, для англичан никогда не были неприятелями персонально Франция, Германия или Россия. Для них всегда являлось врагом государство, которое желало, или же хотя бы теоретически могло пожелать оспорить первенство Королевского флота на море. И какое, разумеется, обладало ресурсами для подкрепления свое желания реальными действиями. И потому Англия предпочитала «давить в зародыше» саму возможность возникновения такого жажды, а выражалось это в том, что целью и сутью британской дипломатии стало управление противостоянием народов Европы между собой. Англичане выделяли наиболее мощную и развитую европейскую державу, которая могла бы подчинить себе остальные, или даже просто, не опасаясь сухопутной войны, приступить строить мощный военный флот, и организовывали против нее коалицию более слабых держав, по возможности выравнивая шансы финансированием этой коалиции – благо, денежки у англичан были.
За примерами далеко ходить не нужно – так, наиболее последовательным и постоянным противником Наполеона была именно Англия, какая постоянно создавала и финансировала коалиции держав, готовых воевать с наполеоновской Францией, причем в ту пору Россия была для Англии «неизменным другом и союзником». Но стоило британцам решить, что Российская империя уж слишком усилилась – и вот уже британские и французские войска высаживаются в Крыму…
Панорама обороны Севастополя
Разумеется, когда немцы, наконец-то соединились, образовав Германскую империю, и в ходе франко-прусской войны 1870-1871 гг. силой оружия «пододвинули» Францию с позиции европейского гегемона, британцы не могли не обратить на них своего «благосклонного внимания». А когда Германия достигла огромного прогресса в промышленности, и приступила к строительству сильнейшего военно-морского флота, то ее военное противостояние с Англией, очевидно, становилось лишь вопросом времени.
Конечно, все было вовсе не так просто и линейно. Несмотря на рост своего влияния, промышленной и военной мощи, Германия, разумеется, нуждалась в союзниках, и довольно быстро таковых нашла. В результате в 1879-1882 гг. образовался Тройственный союз Германии, Австро-Венгрии и Италии. Он был скрытым, но все же спустя некоторое время его направление стало вполне очевидным. Тройственный союз постепенно становился мощью, которой ни одна край не могла бы противостоять в одиночку, и в 1891-94 гг. оформился франко-русский союз.
Англия к тому времени находилась в так называемой блестящей изоляции: британцы немножко зазнались и сочли, что, имея в своем распоряжении экономическую мощь «Империи, в какой никогда не заходит солнце» и сильнейший в мире военно-морской флот им вовсе необязательно связывать себя какими-то там еще союзами. Однако поддержка Германией буров в знаменитом англо-бурском конфликте (в ходе какого британский генерал Китченер подарил миру новшество под названием «концентрационный лагерь») показала англичанам, что изоляция – это не всегда неплохо и без союзников иногда бывает плохо. А потому Великобритания прервала свою изоляцию и присоединилась к коалиции слабейших против сильнейших: то кушать завершила образование Антанты против Тройственного союза.
А с точки зрения геополитики
Однако, даже игнорируя складывающиеся альянсы, на начало ХХ века складывалась следующая ситуация. В лице Германской империи, Второго рейха, Европа получила молодого и мощного хищника, который совершенно не был удовлетворен своим положением в мире. Германия считала необходимым расширить свои границы в Европе (термин «lebensraum», сиречь — житейское пространство, вообще-то, придумал использовать в политике не Гитлер) и стремилась к перераспределению заокеанских колоний – разумеется, в свою пользу. Немцы находили, что имеют полное право на гегемонию в Европе. Но, самое главное, амбиции Германии были в полной мере подкреплены ее индустриальным и военным потенциалом – по этим параметрам Германская империя в начале века однозначно доминировала в Европе. Вторая по силе западноевропейская держава – Франция, не смогла бы в одиночку застопорить германское вторжение.
Итак, в Европе появилась доминирующая сила, стремящаяся серьезно поменять существующий миропорядок. Реакция Англии на это вполне ожидаема, предсказуема, и целиком соответствала ее политическим воззрениям. Давайте поразмыслим, как в такой ситуации следовало поступать Российской империи.
Россия и объединенная Европа
Обыкновенно автор, размышляя о тех или иных исторических вероятностях, стремится поставить себя на место исторического лица, принимающего решение, и ограничить себя той информацией, какой оно располагало. Но в данном случае давайте, не стесняясь, воспользуемся послезнанием.
Начиная с 19-го века Европа трижды консолидировалась, причем все три раза это не предсказывало России ничего хорошего. В первый раз европейские народы собрал под своей железной дланью Наполеон, и в результате на Россию обрушилось чудовищное по мочи вторжение, во главе которого стоял, возможно, величайший полководец за всю историю Земли. Наши предки выстояли, но цена была велика: даже столицу нашей Отечества пришлось на какое-то время сдать неприятелю. Второй раз Европу “объединил” Адольф Гитлер – и СССР понес тяжелейшие утраты в страшной, продолжавшейся 4 года Великой Отечественной войне. Затем европейские страны консолидировались в НАТО, и опять это привело к противостоянию, какое, к счастью, не стало прологом полномасштабного вооруженного конфликта.
Почему так происходило? Что мешало, например, Александру I объединиться с Наполеоном, и выступить против Англии, истребить ее, и, поделив ее колонии, жить «в любви и согласии»? Ответ очень прост: Наполеон совершенно не видел в России равного союзника, делового партнера, и пытался устроить дела Франции за счет России. Ведь как фактически обстояли дела?
После гибели французского флота Наполеон на мог ворваться на Британские острова. Тогда он решил подорвать экономическое могущество «Империи, в которой никогда не заходит солнце» континентальной блокадой – то кушать, попросту говоря, заставить Европу полностью отказаться от английских промышленных и колониальных товаров. Сделать это добровольно никто не желал, так как подобная торговля приносила огромный профит, и не лишь англичанам. Но Бонапарт размышлял просто: если для выполнения его воли нужно было эту самую Европу окончательно завоевать – что ж, пускай будет так. Ведь континентальная блокада могла сработать только тогда, когда все страны будут исполнять ее не за страх, а за совесть, потому что если желая бы она держава не присоединится к блокаде, то британские товары (уже под марками этой страны) хлынут в Европу, и блокада будет сведена на нет.
Так вот, принципиальным заявкой Наполеона как раз и было присоединение России к континентальной блокаде, но это для нашей страны было совершенно разорительно и невозможно. Россия тех преходящ представляла собой аграрную державу, привыкшую дорого продавать Англии зерно и проч., и дешево покупать первоклассные британские индустриальные товары – отказ от этого неминуемо приводил к страшнейшему экономическому кризису.
И опять же – положение до некоторой степени могло бы исправить расширение торговли с Францией, но для этого вытекало предоставить России определенные льготы, потому что Наполеон строил свою внешнюю торговлю очень просто – все завоеванные, или же попросту вошедшие в орбиту наполеоновской политики страны рассматривались всего только как рынки сбыта для французских товаров, и не более того, при этом заинтересованности французской промышленности соблюдались неукоснительно. Таким образом, например, Франция устанавливала любые таможенные пошлины на ввозные товары, какие ей желалось, а вот иным странам ограничивать подобным образом французские товары было категорически запрещено. В сущности, данная форма международной торговли воображала собой форму грабежа, и, хотя в этом вопросе Наполеон готов был пойти на небольшие уступки России, они совершенно не компенсировали уронов от прекращения торговли с Англией.
Иными словами, Наполеон был готов дружить с Российской империей исключительно на своих условиях, и сугубо для достижения собственных мишеней, а если при этом Россия «протянет ноги» — ну что ж, может быть, оно бы и к лучшему. То есть Российская империя, в теории, могла бы, наверное, найти свое место в мире «победившего бонапартизма», но это была печальная роль безгласного и нищего вассала, которому порой достаются какие-то объедки с господского стола.
И то же самое происходило в годы Второй мировой войны. СССР длительное пора пытался выстроить систему европейской безопасности наподобие Антанты, но не был услышан западными демократиями. В результате был заключен пакт о ненападении с фашистской Германией, сопровождавшийся и попыткой поделись сферы влияния, и наладить небезвыгодную торговлю для обеих сторон. Но сколько-то долговременный союз с Гитлером был совершенно невозможен, причем по той же самой вину, что и с Наполеоном: «непогрешимый фюрер» не терпел никакого противоречия собственной воле. Иными словами, тот политический максимум, который желая бы теоретически можно было достичь, идя на все и всяческие уступки гитлеровской Германии сводился к тому, что Союзу Советских Социалистических Республик, вероятно, позволили бы какое-то время существовать. Разумеется, при условии абсолютной покорности любой прихоти германского хозяина.
Что же касается НАТО, то тут все еще проще. Конечно, кто-то скажет, что НАТО – не более чем защитная реакция европейских стран на «звериный коммунистический оскал» — угрозу вторжения Советского Альянса. Однако этот тезис совершенно не выдержал проверки временем: когда СССР распался, а вновь образованные державы отчаянно тянули длани дружбы западным демократиям, не представляя для них никакой угрозы, что получила в ответ Российская Федерация? Ползучее расширение НАТО на восход, уничтожение Югославии, поддержку сепаратистов на территории России, и, как апофеоз – силовой переворот на Украине. Иными словами, несмотря на открытее наше желание жить в мире и в согласии, и несмотря на то, что в военном отношении в 90-е и начало 2000-х РФ представляла собой лишь неяркую тень могущества СССР, едва способную разобраться с бандформированиями в Чечне, друзьями с НАТО мы так и не стали. И вскоре (по историческим меркам) все вернулось на сферы своя – в РФ все же вспомнили о необходимости государственной безопасности, и стали, насколько уж это было возможно, восстанавливать вконец запущенные вооруженные мочи.
Правда в истории с НАТО хотя бы удалось избежать полномасштабного конфликта, и даже какое-то время мы жили более-менее миролюбиво, но почему? Исключительно потому что военный потенциал послевоенного СССР в обычных вооружениях и уровне боевой подготовки исключал чаяние на успех силового решения проблем, а затем вооруженные силы страны стали в массовом порядке получать ядерное вооружение, сделавшее любую агрессию совсем бессмысленной.
Вывод из вышесказанного предельно прост. И сейчас, и ранее Россия может существовать как суверенная и самостоятельная держава перед ликом объединенной Европы. Но лишь в том случае, если мы будем располагать сопоставимым боевым потенциалом с вооруженными силами коалиции европейских содержав. «Дружить семьями» мы, по всей видимости, не будем никогда, но относительно мирное сосуществование вполне возможно.
Увы, но на военный паритет мы смогли выйти лишь во времена СССР: возможности Российской империи были значительно скромнее. Да, России удалось уничтожить Великую армию Наполеона, но состояние русской армии, когда французы покинули пределы наших рубежей, не позволяло преследовать неприятеля: иными словами, мы сумели защитить свою страну, но речи о победе над коалицией европейских содержав совершенно не шло. Для этого понадобились соединенные усилия многих стран, в том числе и бывших союзников Наполеона, увенчавшихся «битвой народов» под Лейпцигом.
И получалось так, что в случае консолидации Европы под знамена какой-либо страны-гегемона, Франции там, Германии, или кого еще, Россия оказывалась перед ликом превосходящей военной мощи, которая никогда не была дружелюбна нашей стране – рано или поздно, взгляд всех диктаторов обращался на Восход. Нам никогда не удавалось договориться ни с Гитлером, ни с Наполеоном на хотя бы минимально приемлемые для себя условия существования, да это, собственно, и не было вероятно. И тот и другой искренне были уверены, что любые уступки России не нужны, так как они легко могут взять свое силой.
Кайзеровская Германия?
Но отчего мы должны думать, что ситуация с Вильгельмом II должна была стать какой-то иной? Не нужно забывать, что сей государственный деятель выделялся изрядной взбалмошностью и верой в свое божественное предназначение, хотя и был при этом очень волевым человеком. Уверенность «железного канцлера» Бисмарка в том, что брань против России будет для Германии гибельной, он не разделял. Конечно, Вильгельм II не имел такой патологической ненависти к славянским народам, какая отличала Адольфа Гитлера, да и нельзя сказать, чтобы у Германии были какие-то значительные территориальные претензии к России. Но что случилось бы, если Первая всемирная война началась без участия в ней Российской империи? В том, что она все равно бы началась, сомневаться не приходится – Германия вовсе не собиралась отказываться от своих чаяний, а они не могли быть ублаготворены без войны.
С высочайшей долей вероятности военные планы Германии оказались бы выполнены с чисто прусской пунктуальностью, и Франция потерпела скорое поражение. После этого Европа, фактически, попадала под контроль стран Тройственного союза. Но добраться до Англии даже и после этого было бы не так легковесно – все-таки хохзеефлотте уступал Гранд Флиту, а дальнейшее состязание в скорости строительства новых дредноутов и линейных крейсеров заволокло бы противостояние на долгие годы, в то время как армия Германской империи оставалась бы не у дел. И много ли времени понадобилось бы Вильгельму II на то, чтобы додуматься, как полезно в политическом смысле было бы для него разгромить последнюю сильную конинентальную державу, способную стать союзником Англии, то кушать – Российскую империю? А удара соединенных сил Германии и Австро-Венгрии Россия не смогла бы отразить.
Союз с Германией? Это, пожалуй, было бы вероятно, но лишь при одном условии – Россия полностью отказывается от самостоятельной внешней политики в Европе и удовлетворяет все прихоти как немцев, так и австро-венгров. И необходимо понимать, что после успешного для Германии завершения войны, их пожелания продолжали бы расти как на дрожжах. Без сомнения, в этом случае России пришлось бы либо соглашаться с позой молчаливого и терпеливого вассала, либо воевать за свои интересы – увы, теперь уже в одиночестве.
Выводы же из всего вышесказанного предельно несложны. Первая мировая война началась не из-за убийства эрцгерцога в Сараеве, и последовавшего за ним австро-венгерского ультиматума Сербии. Она была предрешена стремлением Германии к мировому переустройству, и не добейся Гаврило Принцип успеха, все равно началась бы – возможно, годом или двумя запоздалее, но началась все равно. России следовало определить позицию, которая она займет в грядущем мировом катаклизме.
При этом для Российской империи была совсем невыгодна гегемония Германии, которая привела бы либо к невоенной вассализации страны, либо к прямому военному вторжению сил, с какими Россия самостоятельно справиться не могла. Как ни странно это может прозвучать для некоторых, но консолидация Европы под властью какой-либо державы, была столь же бездоходна России, как и Англии, и потому, когда подобное происходило, Англия становилась нашим естественным союзником. Не в силу какого-то содружества народов, и не в силу того, что Россию использовала некая зловещая «надмировая закулиса», а по причине банального совпадения интересов на этом историческом промежутке.
Таким образом, участие Российской империи в Антанте было предопределено ее интересами: не приходится сомневаться, что Николай II в этом случае выбрал правильно. А уж причина «решительного размежевания» со странами Тройственного союза могла быть любой: Сербский кризис, турецкие проливы, или же то, что германский император Вильгельм II за завтраком разбивает яйцо с тупоумного конца…
