История Армады крышки XVIII века полна разных ярких личностей. Вот моряк, имеющий организаторские и дипломатические способности, про которого кто-то впустил байку о том, что он бастард самого Карлоса III. Вот человек, который всю свою жизнь посвятил служению другим, включая простых людей, наплевав на свое дворянское генезис. А уж сколько в Армаде было ученых! Тут и Гастаньета, и Хорхе Хуан, и Антонио де Ульоа…. Но самым почитаемым и знаменитым ученым Армады крышки XVIII века заслуженно считается Косме Дамиан де Чуррука и Элорса.

Косме Дамиан де Чуррука и Элорса

Детские и юношеские годы

В Краю Басков, в городе Мотрико, в том же поместье, которое построил Хосе Антонио де Гастаньета, в 1761 году родился мальчик по имени Косме Дамиан де Чуррука и Элорса. Его папой был городской алькальд, Франсиско де Чуррука и Ириондо, а матерью — донья Мария Тереза де Элорса и Итурриса. Он был не первым ребенком в семейству – у мальчика имелся старший брат, Хуан Бальдомеро (1758-1838), добившийся больших успехов в лингвистике и юриспруденции, а также сделавшийся одним из героев Испанской войны за независимость (так в Испании называют войну с Францией 1808-1815 годов). С детства Косме Дамиан был человеком скромным, скупым, добрым и отзывчивым, и ему удалось сохранить эти черты на протяжении всей своей жизни, из-за чего если не все, то подавляющее большинство людей, какие встречались с ним при жизни, позднее отзывались о нем с большой симпатией и уважением. Кроме того, мальчик был умным, очень умным, что обнаруживало ему большие возможности в будущем. Первое образование он получил в соборной гимназии в Бургосе, и тогда почти было встал на линия церковной жизни, собираясь стать рукоположенным в священники, но море не отпускало потомка великого адмирала Гастаньеты. С детства он жил на рассказах об адмирале, морских сражениях и странствиях, и потому не был равнодушен к флоту. Но решающим фактором оказалось не это — там же, в Бургосе, Косме встретился с племянником архиепископа, молодым офицером морской пехоты, и беседа с ним окончательно убедил молодого баска, что его будущее связано исключительно с Армадой.

После соборной гимназии он поступил в школу в Вергаре, заодно сделавшись членом Королевского Баскского общества друзей страны, которое он не покидал до самой своей смерти. Далее последовало уже особое военное образование – в 1776 году он поступает в Академию Кадиса, а оканчивает учебу уже в Ферроле, в 1778 году. При этом он домогается такого успеха в изучении военно-морских наук, что руководство решает выделить его из однокурсников, повысив 16-летнего юнца до звания мичмана фрегата (alferez de fragata). В крышке года Чуррука поступает под командование Франсиско Хиля де Табоада, одного из выдающихся моряков Испании того времени, и пускается в свое первое плавание на борту корабля «Сан-Висенте». Вскоре ему довелось принять участие в большой войне против Великобритании, какая велась вместе с американскими сепаратистами и французскими союзниками. Здесь Чуррука показал себя как мужественный и умелый моряк, без труда прокладывавший сложные курсы, храбро вел себя под огнем противника. В 1781 году он уже был на борту фрегата «Санта-Барбара», находясь под началом еще одного знаменитого испанского моряка, Игнасио Марии де Алавы, и зачислил участие в генеральном штурме крепости Гибралтар. И вновь он проявил себя грамотным, умелым и отважным офицером, выступив инициатором рискованного маневра, в итоге которого его фрегат пытался оказать помощь пылающим плавучим батареям, находящимся под обстрелом британской крепостной артиллерии. После краха штурма «Санта-Барбара» отправилась в Монтевидео, и вновь судьба позволила Чурруке проявить себя – молодой офицер обнаружил промах в исчислениях штурмана, в результате чего в самый последний момент удалось спасти корабль от посадки на скалы. О молодом, но весьма талантливом офицере начинают говорить не только на борту «Санта-Барбары», но и во всей Армаде. Однако это было только начало.

Ученый, картограф и военный офицер

В 1783 году война закончилась, и Чуррука вернулся в Испанию дабы продолжить образование. Он вновь поступил в Академию Ферроля, причем его зачислили вопреки отсутствию свободных мест в ней – терять столь перспективные кадры из-за таких мелочей никто не желал. Чуррука не был бы собой, если бы вновь не зарекомендовал себя самым наилучшим манером – с 1784 года он начинает не только учиться сам, но и преподавать, заменяя отсутствующих профессоров, причем настолько успешно, что не раз срывает овации слушателей, в том числе и в 1787 году, когда он образцово организовывает испытания по механике, математике и астрономии. Многие уже пророчили ему судьбу выдающегося преподавателя, специалиста и теоретика, когда ему поступил приказ – готовится к отплытию в дальнее плавание. В 1788 году в Кадисе готовилась экспедиция для исследования Магелланова пролива, а также проведения других научных изысканий и экспериментов в Южной Америке. Отправиться в плавание должны были два корабля – «Санта-Касильда» и «Санта-Эулалия», под началом дона Антонио де Кордобы. И дон Антонио де Кордоба, бывалый капитан и мореход, попросил у вышестоящего начальства, чтобы ему прислали 26-летнего Чурруку, получившего к тому моменту звание лейтенанта корабля (teniente de navio), дабы тот возглавил астрономическую и географическую доля. Начальство дало зеленый свет, и Чуррука отправился в тяжелое плавание к Магелланову проливу, где составил точную карту региона, а также сделался счастливым обладателем бухты своего имени на одном из островов. Однако плавание это оказалось не из легких – из-за не самой лучшей организации переходов и закупки продовольствия, экипажи двух кораблей мощно пострадали от цинги, и среди тех, кто едва не отправился в мир иной, оказался сам Косме Дамиан Чуррука. В 1789 году он вернулся домой и был назначен выздоравливать в сравнительно спокойной обстановке в Сан-Фернандо, в качестве работника местной обсерватории. Но кипучая натура баскского дворянина не давала ему просто так сидеть на пункте, и он вновь и вновь участвовал в тех или иных местных проектах, которые не давали ему окончательно выздороветь. Наконец, в 1791 году он, под давлением товарищей, отправляется на отдых в провинцию Гипускоа, где наконец-то его здоровье приходит в порядок, и он возвращается в строй, полный энтузиазма.

Как раз в это время готовилась новоиспеченная масштабная экспедиция в Северную Америку, задачей которой становилось, помимо прочего, составление четких карт Мексиканского бухты, островов Карибского бассейна и берегов Калифорнии. Чуррука, само собой, попал в состав этой экспедиции, заодно получив повышение до звания капитана фрегата (capitano de fragata). Все предприятие организовывалось на размашистую ногу, Косме Дамиан получил под командование сразу два корабля – бригантины «Дескубридор» и «Вихиланте», и персональную задачу – нанести на карту Антильские острова. Плавание продлилось 28 месяцев, и завершилось лишь в 1795 году. Чурруке в нем удалось вновь обнаружить себя – на сей раз не только в качестве исследователя, но и боевого офицера, так как вскоре после отплытия разгорелась война с Революционной Францией, и не единожды «Дескубридору» и «Вихиланте» доводилось стрелять из пушек по враждебным кораблям и крепостям. Ему пришлось заниматься доставкой важных писем в Вест-Индии, участвовать во вторжении на Мартинику, отстаивать торговые корабли компании из Гипускоа, в которой он состоял сам, и которая обеспечивала ему постоянные доходы. Все эти действия вновь подорвали здоровье Чурруки, и он был вырван остаться в Гаване, где начал понемногу восстанавливаться, и сводить воедино все итоги своих трудов. Домой он вернулся лишь в 1798 году, и на науку после этого поре оставалось все меньше и меньше – шли непрерывные войны с традиционным противником, Великобританией, и Испании было не до исследований. Однако Чуррука все же продолжил труд над итогами своего плавания в Вест-Индию, и начал понемногу публиковать результаты. В это же время между Испанией и Великобританией установилось куцее перемирие, и испанский исследователь был отправлен в Париж с научной миссией, где ему довелось встретиться с Первым консулом Наполеоном. Тот был восхищен Чуррукой, обступил того почетом, помог издать его труды, в частности, очень точные карты Антильских островов, и вручил особый дар – так называемую «Саблю Чести», которая фактически обозначила высокое признание трудов испанского офицера не только для его Отчизны, но и для Франции. Увы, на этом миролюбивая деятельность Чурруки фактически завершилась, и впереди была одна лишь война.

“Сан-Хуан Непомусено” — корабль Чурруки в Трафальгарской битве

Возвращаться Косме Дамиану домой из Гаваны в 1798 году пришлось на борту линейного корабля «Конкистадор». Разом же по возвращении его повысили до звания капитана корабля (capitan de navio), и назначили командовать тем же «Конкистадором». Корабль и команда находились в плачевном состоянии, свидетелем чему свежеиспеченный капитан сделался во время пути из Америки, и требовалось проделать серьезную работу для того, чтобы привести его в более или менее толковый вид. Но раз его командира призывали Косме Дамиан де Чуррука и Элорса, то он просто не мог не быть приведенным в образцовый порядок. Здесь знаменитый баск проявил себя и как талантливый устроитель, и как дипломат, и политик – несмотря на то, что команда была настоящим сбродом, он не относился к ней, как к сброду, и смог воспитать у матросов и офицеров целый корпоративный дух. Коснулось дело и модернизации самого корабля – был сделан ряд улучшений, повышающих прочность корпуса и маневренность. Команда обрела железную дисциплину, и немало того – фанатичную преданность своему командиру. Повышалась и боеспособность корабля, для чего Чуррука использовал любую возможность, чтобы погонять своих матросов по вантам или заняться артиллерийскими учениями. В составе эскадры, какая прибыла в 1799 году в Брест для действий совместно с французами, его «Конкистадор» был самым лучшим. Здесь же он занялся немного немало привычным делом, написав ряд трудов касательно обеспечения порядки и дисциплины на флоте, вслед за чем в местной типографии этот текст был размножен, и распространен по всем испанским кораблям. Методики, выкованные Чуррукой, оказались весьма действенными – на всех кораблях, страдавших от плохого порядка среди команды, ситуация вскоре сделалась улучшаться. Командующий эскадрой, Федерико Гравины, был в полном восторге от деятельности своего подчиненного и друга. За этим в 1802 году последовала поездка в Париж, честь и уважение, и, как холодный душ по возвращению в Брест – новость о том, что, согласно договоренностям Испании с Франции, Армада обязалась передать 6 своих линейных кораблей французам, и в их число вошел его «Конкистадор». Обыкновенно спокойный Чуррука был в бешенстве, но ничего поделать не мог. Вернувшись домой, он до конца 1803 года так и не вернулся на флот, занимаясь делами в родимом Мотрико, в том числе и заняв место алькальда, освободившееся после смерти его отца.

Но Армада не могла разбрасываться такими кадрами, и Косме Дамиана вернули на флот, поставив ответственным за приведение в распорядок линейного корабля «Принсипе де Астуриас». И вновь последовали заботы об организации расхлябанного экипажа в образцовый, и вновь Чуррука параллельно сделался активно заниматься научной работой, пускай и в области военно-морского флота. Вместе с Антонио Эсканьо он написал в конце 1803 года «Морской словарь», какой затем будет издан на многих европейских языках и будет использоваться даже в начале XX столетия, а в начале 1804 года он выступил с острой критикой артиллерийского дела Армады. Критиковать было что, начиная от относительно малого калибра орудий (большинство линейных кораблей Испании вооружались максимум 24-фунтовыми пушками, в то пора как британские на гондеке имели 32-фунтовые пушки), до откровенно отвратительной подготовки артиллерийских расчетов. Ситуация, в которой находилась артиллерия Армады к этому моменту, была аховая – из-за брани с Великобританией, неравноправных и грабительских договоров с Францией и откровенно неэффективного правительства финансирование флота было сведено к минимуму, и денежек не хватало даже на учения по старым методикам, которые не давали необходимого эффекта. Фактически, Армада в 1804 году била хуже, чем в 1740! Само собой, такой человек, как Чуррука, не мог не следовать принципу «критикуешь – предлагай», и издал труд под наименованием «Instrucciones sobre puntería para uso de los bajeles de S. M.», в которых размещались прямые рекомендации к подготовке орудийных расчетов, расписывались программы учений, устанавливались стандарты скорострельности и точности пальбы, и создавалась четкая система, при следовании которой можно было бы сократить отставание от Англии в плане артиллерии за достаточно куцее время. Труд был растиражирован и распространен по кораблям Армады, но увы – лишь после Трафальгара. А сам Чуррука, приведя в порядок «Принсипе де Астуриас» так, насколько мог, но понимая, что его не назначат командовать будущим флагманом флота, подал достаточно необычное прошение – о выводе из резерва и передаче ему под командование линейного корабля «Сан-Хуан Непомусено», с персоной привилегией изменить корабль так, как ему самому захочется. Благодаря своему авторитету, он добился этой привилегии, и бывший 74-пушечный линейный корабль был довооружен и несколько модернизирован, сделавшись 82-пушечным. Команда набиралась и подготавливалась по высоким стандартам своего капитана-баска, и к 1805 году это был, несомненно, один из самых боеспособных кораблей всей Армады.

Трафальгар

С «Сан-Хуаном», истина, не обошлось без ложки дегтя. Не весь объем модернизации «Сан-Хуана Непомусено» оказался выполнен в срок, так как арсенал Ла Каррака не располагал всеми необходимыми ресурсами, а в некоторых случаях работы просто саботировались сухопутными мастерами арсенала, которым правительство уже долгие месяцы не платило зарплату. Команда, набранная из кого угодило, достаточно быстро усвоила дисциплину, в особенности после того, как Чуррука приказал донести до каждого в отдельности содержание его дисциплинарного свода, где указывались конкретные провинности и конкретные наказания за их. Но увы, нашлись несколько человек, которые весьма вольно трактовали полученную информацию, и в 1805 году последовал бунт, какой, впрочем, не вылился в «горячую фазу», и после устранения первопричины (матросов, покинувших свой пост во время боевой тревоги и укравших офицерскую выпивку, а когда в ответ винной порции лишилась вся команда, начавших провоцировать мятеж) порядок на корабле был восстановлен. «Сан-Хуан Непомусено» не участвовал в битве у мыса Финистерре, так как его эскадра была в Ферроле, и не отметился в каких-либо крупных событиях начала года. Лишь в сентябре он вновь соединился с главными силами Вильнева и Гравины, и отправился в Кадис, где корабли отстояли несколько месяцев. Все это время он потратил на боевую подготовку вверенного ему корабля, восстановление дисциплины экипажа после бунта, и…. Свадьбу. Будучи в году 44 года, он долго не вступал в брак, хоть и считался завидным женихом, пока не встретил свою избранницу – Марию де лос Долорес Руис де Аподака, дочь графа де Венадито и сестру одного из меньших офицеров «Сан-Хуана». Событие это отмечалось всеми офицерами Армады в Кадисе – Чуррука был всеобщим любимчиком, за него искренне ликовали и сопереживали ему. Казалось, ему еще предстояло сделать так много, радоваться семейной жизни, заняться реформированием Армады, таки привести в распорядок ее артиллерию…. Но затем последовал роковой выход в море вопреки мнению испанских офицеров и Трафальгарское сражение. Незадолго до него, 11 октября, Чуррука послал своему брату последнее письмо, в котором описывается горькая ситуация, в которой оказался флот – 8 месяцев невыплат жалования, падение военного духа, извинение и благодарность за то, что тот взял на себя содержание супруги Косме Дамиана, так как у него самого закончились все средства. Послание это завершается мрачными словами – «Если вы узнаете, что мой корабль попал в плен, знайте – я погиб».

С этого момента начинается заключительный величественный акт жизни Косме Дамиана де Чурруки и Элорсы. Когда Вильнев приказал эскадре сделать поворот на 180 градусов против вихри в начале сражения, капитан «Сан-Хуана» сказал: «Флот обречен. Французский адмирал не знает, что делает. Он погубил нас всех». Черта франко-испанского флота смешалась, в центре образовался разрыв – куда и устремились две колонны адмиралов Нельсона и Коллингвуда, сокрушившие корабли союзников. Но Чуррука не сдавался: умело маневрируя и огрызаясь точным огнем (практически единственный корабль Армады в тот день, стрелявший немногим хуже англичан), он схлестнулся сразу с шестью английскими линейными кораблями: 98-пушечным «Дредноутом», 74-пушечными «Дифенсом», «Ахиллесом», «Тандерером» и «Беллерофоном», и 80-пушечным «Тоннантом». Капитан «Беллерофона» погиб; прочие корабли понесли те или иные потери, порой весьма тяжелые. Но и «Сан-Хуан» не был неуязвимым: из 530 членов экипажа во время боя погибли 100 и получили ранения 150 человек, т.е. утилитарны половина из всех, кто находился на борту. Чуррука, стоя под огнем противника на верхней палубе, продолжал командовать до последнего, даже тогда, когда ему снарядом отвлекло ногу, и он, не желая покидать пост и дабы не истечь кровью, приказал поместить кровавую культю в ведро с мукой. Уже теряя разум, капитан запретил своим офицерам сдаваться в плен после его смерти, и приказал продолжить бой. В последних словах, произнесенных своему шурину, Хосе Руису де Аподаке, Чуррука вспоминал свою супругу, о какой продолжал думать каждое мгновение своей жизни, и благодарил матросов и офицеров за отличную службу. Лишь когда утраты достигли колоссальных масштабов, а старшего офицера корабля, Франсиско де Мойя, убило прямым попаданием ядра, лейтенант Хоакин Нуньес Фалькон разрешил сдать корабль. «Сан-Хуан Непомусено» оказался одним из последних испанских кораблей, спустивших флаг в том бою. Англичане предвкушали то, как возьмут в плен столь знаменитого моряка, как Чуррука, но заметили лишь его остывающее тело и криво улыбающегося Нуньеса, который прямо заявил, что будь его капитан жив – корабль ни за что бы не сдался.

“Кончина Чурруки”. Картина художника Эухенио Альвареса Дюмона

«Сан-Хуан» едва удалось отбуксировать в Гибралтар, так как тот быстро набирал воду, и условно поднялся на якорь у крепости уже в полузатопленном состоянии. Его частично восстановили, но он более никогда не выходил в море, продолжив службу в качестве несамоходной плавбатареи и плавказармы. В знак почтения перед кораблем, его командой и командиром «Сан-Хуан Непомусено» так и не сменил свое имя, а капитанская каюта навсегда осталась недоступной для заселения – на дверях висела табличка, где золотыми литерами была выведена надпись: «Косме Дамиан Чуррука». Если же кому-то хотелось все же зайти в каюту, то при входе он обязывался снимать шляпу в знак почтения к этому великому моряку, ученому и боевому офицеру, покинувшему этот мир в достаточно молодом возрасте в 44 года. Уже посмертно его повысили до звания адмирала, а племяннику прикарманили титул графа Чуррука. Кроме того, государство взяло на себя финансовые обязательства по похоронам этого выдающегося человека, и даже назначило пенсион его вдове – но, судя по всему, выплачивали его нерегулярно, так как кушать информация о том, что Долорес испытывала затруднения с деньгами на протяжении всей своей скромной жизни, и больше полагалась на помощь родственников. Старший супружество Косме, Хуан Бальдомеро, всю жизнь вспоминал о погибшем, и в своей отваге всегда брал за образец именно его. Памятники Чурруке нынче стоят в Мотрико, его родимом городе, а также Ферроле и Сан-Фернандо, где он учился и творил; в его честь названы улицы в Эль-Астильеро и Барселоне, а также головной корабль серии эсминцев половины XX века. В Пантеоне прославленных морских пехотинцев в Сан-Фернандо нынче находится надгробная плита, под которой погребен сам Чуррука. Хосе Руису де Аподаке, шурину Косме Дамиана, относятся слова, которыми можно закончить историю о сем славном муже:
«Знаменитые люди, подобные ему, не должны подвергаться опасностям боя, но обязаны оберегаться для развития науки и флота».

Продолжение вытекает…

Источник