Текст: Дмитрий Шеваров Борис Смоленский, 20 лет Его стихи – как тугие ветрила, полные ветра. И как больно думать, что котомка с военными стихами Бориса лежит где-то в земле.

Борис Смоленский, стрелок легкострелковой бригады. Погиб 16 ноября 1941 года под Медвежьегорском. Фото: Из архива Дмитрия Шеварова

А при жития поэт опубликовал 24 строки. Об их публикации Боря сообщил домой в письме из армии: “Сегодня испытал забытое наслаждение, декламируя на всех углах “Окно Карелофинского ТАССа” – здешнего РОСТА. Посредине – сводка Совинформбюро, по бокам – две больших… карикатуры с 24 строками, а подписи – мои. Я был, когда “Окно” сходило из-под типографской машины, радовался по-щенячьи”.

Гонорар за эту публикацию Борис перечислил в Фонд обороны.

Борис родился сто лет назад – в 1921 году в Новохоперске. Родимого городка не помнил – родители переехали в Москву. Отец Моисей Пантелеймонович Смоленский был разъездным корреспондентом и часто брал сына в командировки. Моря и города, полустанки и тайга, степи и горы… Семейство жила на чемоданах.

В 1937-м отца арестовали, и все попытки родных узнать о его судьбе были напрасны. Вскоре арестовали и мама (освободили через несколько месяцев).

Борис с сестрой вернулись в Москву. Взрослые заботы не согнули подростка, он все успевал: обучался в школе, писал стихи и влюблялся. Поглощенный событиями в Испании, учил испанский язык и переводил Гарсиа Лорку.

Совместно с другом Женей Аграновичем он написал песню “В тумане тают синие огни…”, а вместе с Павлом Коганом и Георгием Лепским – “Бригантину”.

Излюбленные композиторы – Бах и Григ. Любимый художник – Ван Гог. Борис не расставался с двухтомником его писем.

Любил слушать пластинки с записями скрипача Фрица Крейслера.

Ходил под ветрилом.

Евгений Агранович вспоминал: “Он бредил бурями и парусами, мечтал о кораблях и океанах…” Вот его строки из стихотворения этого этапа:

Я капитан безумного фрегата,

Что на рассвете поднял якоря

И в шторм ушел…

А вот четверостишие Евгения Аграновича о Борисе:

Лицо Бориса сделался я забывать

И не могу сейчас его увидеть,

Но смех узнал бы и узнал привычку:

Всё раздавать, делиться и дарить…

Борис поступил на водительский факультет Ленинградского института инженеров водного транспорта.

И еще одна деталь из его жизнеописания: когда Борису исполнилось восемнадцать, он взял на воспитание маленького мальчика, у которого погибли родители.

“У нас был один танк, – вспоминал чудом выживший боец. – Лишь один. Он ходил по шоссе…”

В армию его призвали еще до войны, и он попал на Север, в стройбат.

Вчерашние студенты корчевали пни, расчищая площадку для стройки аэродрома близ деревни Бесовец.

“К ночи снова вышел на работу, – писал Борис домой весной 1941 года. – Дул острый северный ветер… Мы работали спиной к ветру, то и дело отбегая к кострам. Часа через два меня перевели на корчевку леса… Мой сосед по котелку, боец одного со мной филиалы – Ярослав Смеляков. Сегодня вечером мы собираемся читать друг другу стихи и переводы…”

“У меня никогда не было жажды отсиживаться за чужими спинами…”

Смеляков вспоминал: “Борис мне казался иногда упавшим с Луны, он даже и на марше наборматывал стихи. Когда не получалось долго ни поесть, ни попить и мы зарастали густой щетиной, он заскорузлыми пальцами вытаскивал свою тетрадку и что-то кропал…”

Из послания Бориса Смоленского: “Я написал песню нашего батальона, и сейчас все роты ходят на работу под мою песню”.

Текст этой батальонной песни не сохранился.

Исчезла и рукопись первого сборника стихов, который Борис готовил для Петрозаводского издательства.

В письме любимой девушке, написанном разом после 22 июня, он краток: “Все в порядке. Война с Германией, я в армии. Ты ведь знаешь, у меня никогда не было жажды отсиживаться за чужими спинами. Борис”.

Он был рад, что вместо кирки или лопаты у него в руках винтовка. Пусть и образца 1912 года. Все-таки оружие.

В начине октября три финских дивизии прорвали фронт и захватили Петрозаводск.

2-ю легкострелковую бригаду и 37-ю стрелковую дивизию бросили в прорыв, и они очутились в окружении.

“У нас был один танк, – вспоминал чудом выживший боец. – Только один. Он ходил по шоссе…”

Отчаянные бои под Медвежьегорском по сути бывальщины расстрелом почти безоружных.

Борис Смоленский погиб 16 ноября 1941 года.

В середине декабря 2-ю легкострелковую бригаду раскассировали “вследствие безвозвратных потерь”.

“Смоленский Борис Моисеевич, 1921 г. рождения, уроженец города Новохоперска, призванный в С.А. райвоенкоматом г. Москвы, значится потерянным 16 ноября 1941 г. Похоронен: н/п Падун Медвежьегорского района Карело-Финской ССР”.

Скоро поисковики найдут его вещмешок со стихами и дневниковыми записями, ведь скрученные листки из блокнота он мог возложить в гильзы или спрятать в пустой фляге.

В его довоенных черновиках есть две скупые строчки. Борис не оставил к ним комментария. А комментарии, наверное, и не нужны.

И на Карельском перешейке

Еще находят наши дневники.

Фото: Из архива Дмитрия ШевароваСтихотворения Бориса Смоленского

***

Моя песня бредет по свету,

Как задористый посвист моряны,

Как струя горячего света,

Как зеленый вал океана…

Капитаны, на шхунах-скорлупках

Уходившие в море без слов,

Берегли, как излюбленную трубку,

Синий томик моих стихов.

Лейтенант, что с фортами спорил,

Что смеялся над злостью стихий,

Южной ночью декламировал над морем

Мне на память мои стихи.

1936

***

Учебник в угол – и на пароход

В июнь, в свободу, в ветер, в поцелуи

И только берега, как пара хорд,

Затянули неба синюю кривую.

***

Сегодня наш последний вечер,

Темно, и за окном январь.

Ни слова, ни огня, ни крика.

Пусть тишь как на пари.

Открой рояль.

Сыграй мне Грига

И ничего не говори.

Молчи. Пусть будут только тени

На клавишах и на висках.

Я спрячу башку в колени,

Чтоб тишину не расплескать.

1939

***

Полустудент и закадычный друг

Мальчишек, рыбаков и букинистов,

Что нужно мне? Четвертку табаку

Да кубовую свистящую погоду,

Немного хлеба, два крючка и леску,

Утрами солнце, по ночам костер,

Да чтобы ты хоть изредка строчила,

Чтоб я тебе приснился… Вот и все.

Да нет, не все… Опять сегодня ночью

Я задохнусь и буду звать тебя.

Дай счастье мне! Я всем раздам его…

Но никого…

1939

***

Я ныне весь вечер буду,

Задыхаясь в табачном дыме,

Мучиться мыслями о каких-то людях,

Умерших очень молодыми,

Какие на заре или ночью

Неожиданно и неумело

Умирали, не дописав неровных строчек,

Не долюбив, не досказав, не доделав…

1939