Текст: Дмитрий Шеваров Михаил Кульчицкий, 23 года Представлялось бы, к смертям уже все привыкли, но в то, что не стало Кульчицкого, никто из друзей и близких не мог поверить. В январе 1944 года Михаил Луконин строчил Николаю Глазкову: “О наших товарищах знаю мало. Где-то объявился Кульчицкий…”
В середине 1942 года Михаил Кульчицкий окончил пехотно-минометное училище в поселке Хлебниково под Москвой и выехал на фронт. Фото: Из архива Дмитрия Шеварова
Уже и брань закончилась, но время от времени появлялись люди, которые видели Кульчицкого то в арестантском вагоне, то на Колыме, то в плену, а то даже в Европе. Вернувшись с брани, следы друга пытался найти Борис Слуцкий, просматривая списки попавших в плен и пропавших без вести. Слуцкий всю житье повторял: “Гибель Миши Кульчицкого – самая большая потеря советской поэзии на войне”.
Общая тетрадь большого размера, куда Михаил Кульчицкий вписывал свои стихи в 1940 – 1942 годах, до сих пор не найдена. Еще близкие вспоминали о чемодане с рукописями Кульчицкого. Перед отъездом на фронт он ходил по Москве, пытаясь пристроить его у известных девушек. Михаил родился в Харькове. Учился в школе N 30. Первое стихотворение опубликовал в 1935 году в журнале “Пионер”. Устроился на филологический факультет Харьковского университета (1937-1938). Затем перевелся на второй курс Литературного института им. Горького в Москве.
Папа Михаила – кавалер Георгиевского креста Валентин Михайлович Кульчицкий, автор знаменитой книги “Советы молодому офицеру”, вынесшей до революции шесть изданий. В 1943 году, когда офицерам вернули погоны и вновь появились гвардейские части, о заповедях Кульчицкого припомнили. Их стали преподавать в советских военных училищах. Но автора “Советов молодому офицеру” к тому времени уже не было в живых: в декабре 1942-го бывшего ротмистра царской армии забили полицаи в оккупированном Харькове.
В 1941 году Михаил Кульчицкий устроился в соответствии с отцовскими принципами. Один из них гласил: “Бойся нарушить свой долг – этим навсегда потеряешь доброе имя”.
С начином войны записался в истребительный батальон.
24 августа 1941 года Михаил писал Николаю Глазкову в своем обычном разудалом манере: “Мил-Коля! У нас с Генриетой усе у порядках. Дом наш цел. Фугас погас и ни фига-с. Ась? Как ты богатыришь?.. Пиши многовато разных письм. Настроение бодрое: тушим бомбы из собственной помпы. Мигуэль…”
Меньший лейтенант Михаил Кульчицкий, командир минометного взвода 1178-го стрелкового полка 350-й стрелковой дивизии 6-й армии Юго-Западного фронта погиб 19 января 1943 года в бою под селом Трембачёво Луганской районы. Ему было 23 года.
Через месяц его маме, Дарье Андреевне, принесли похоронку.
Из писем Михаила Кульчицкого родимым
25 апреля 1940
В Москве сейчас очереди, в комнате утром темно от ног очереди. Думаю: так и моя мама где-то стоит.
31 октября
Все мужа института проходят сейчас военную подготовку. Я попал в кавалерийскую школу им. Буденного. Там мы гоняем по манежу: глубокие опилки, как в цирке, но взрытые, как вспашка. У меня жеребец Гай, он шоколадный, и его хочется лизнуть. Это конь умный, и когда я дергаю не тот повод, он меня не слушает и делает все верно и как надо. Командир сердитый и ругается так, что в манеже стекла лопаются. Кто отстает, он арапником по коню, и тот подпрыгивает аки тигр. Самое такое – учебная рысь (без стремян). Никто из нас уже не упадает, и скоро мы получим значки ворошиловских всадников. Ноги я потер шерстяными брюками и забинтовал, так как попал сразу на 8-й урок: но все чудно.
В Москве раза два был снег. Показались эстонские папиросы – буржуйские, слабые. Как теперь в Харькове? Жеребец Гай кланяется. М.
31 мая 1941
Были с Глазковым в Переделкино на даче Пастернака и декламировали ему стихи о разных вещах, и был спор.
22 июля
Письма мне пишите на арбатский адрес, так как во время отпуска я захожу иногда туда, чтобы переменить белье и т. д. Этой ночью немцы опять не дали спать, несколько самолетов прорвались, но их отогнали, и в Москве опять все в распорядке. Крепко вас целую. Любящий вас сын.
…Ни о каком таком поэтическом творчестве не может быть пока речи, ибо мы зверски устаем от ночных убранств. Но я теперь втянулся и уже не устаю, и настроение бодрое.
Пилотку надо носить набекрень, звездочка над носом, и мне это нравится, так как придает бравый вид. Ну, пока. Миша.
Стихотворения Михаила Кульчицкого
Беседа с товарищем Сталиным
Всю ночь я шатался столицей Республики
С девушкой, накинувшей мое пальто.
Мимо струилось по брусчатным кубикам
Зеркалами втягивающее авто.
Вдруг я почувствовал свое сердце…
Да так – что достань – и бери на ладонь!
Сталин – как френч, нараспашку дверцу
И как совесть, в глаза заглянул он.
А регулировщик в стеклянной будке
Штепселем щелкнул алое “Стоп”.
Что бы ему не заметить будто,
Что бы мне – подойти к авто.
Я так бы сказал: “Товарищ Сталин,
Я скажу по сердцам, я взгляну напрямик.
Со мною идет по ночным кварталам,
От сквозного мглы подняв воротник,
Такая красивая, словно ночью пригрезилась,
Полузабытая, как Ревком, –
Моя романтика, моя поэзия,
За опозданье уволенная пошляком.
Где он, расцвет литературы?
Цветет – но болотом – одинешенек литфонд.
Мы – партизаны в лесах халтуры,
Мы сами – прорубаемся в далекий фронт.
А это трудно – идти, полузная.
А это трудно – любить край.
Может быть, полководец Чапаев,
Не будь комиссара – скатился б к Махну.
От штаба оторваны, сами бьемся –
Халтурщики нас обзывают – “эстеты”,
Эстеты – “халтурой”. Но свистят на солнце
Наших стихов угластые кастеты.
Неужели на Ваших часах не краснеют минуты,
Когда в час досуга, журнал распластав,
Видите, как литературные проституты
Вашим именем торгуют с листа?
Произнесите Музе: “Будь как дома.
Наряд тому, кто заржавлял штыки!”
Я б запретил декретом Совнаркома
Кропать о Родине бездарные стихи.
1940-1941
***
Мечтатель, фантаст, лентяй-завистник!
Что? Пули в каску безопасней капель?
И всадники проносятся со свистом
вертящихся пропеллерами сабель.
Я раньше думал: “Лейтенант”.
Звучит вот так: “Налейте нам!”
И, ведая топографию,
Он топает по гравию.
Война – совсем не фейерверк,
А просто – трудная работа,
Когда – черна от пота – вверх
Скользит по вспашке пехота.
Марш!
И глина в чавкающем топоте
До мозга костей промерзших ног
Наворачивается на чеботы
Весом хлеба в месячный паек.
На бойцах и пуговицы вроде
Чешуи тяжких орденов.
Не до ордена.
Была бы Родина
С ежедневными Бородино.
26 декабря 1942, Хлебниково – Москва
