Итак, 25 декабря 1762 г., после кончины Елизаветы Петровны, новым императором России стал ее племянник, вошедший в историю под именем Петра III.

Петр III. Гравюра крышки XVIII века неизвестного автора

Его право на престол как единственного прямого и законного потомка Петра I было неоспоримо. Но у супруги императора, немки Екатерины, бывальщины свои планы, и корона Петра Великого, окровавленная, должна была упасть с головы его внука, чтобы, оказаться в дланях самозванки. Это было немыслимо, почти невозможно, но Екатерина была пассионарна, в отличие от своего мужа, и пассионарны были ее соучастники: они не рефлексировали и не сомневались, шли напролом и не боялись крови. На глазах изумлённой Европы и шокированной России на русский императорский престол показалась особа, не имеющая к нему абсолютно никакого отношения. Удобно устроившись на захваченном троне, Екатерина сделала вид, что не произошло ничего особенного. А после, освоившись, не передала власть ещё одному потомку Петра Великого – своему сыну Павлу, став узурпаторшей во второй раз. И почти принудила всех – и современников, и потомков, поверить в законность своих действий и своей власти.

Совершенный Екатериной государственный переворот сделался возможным не только из-за смелых и решительных действий её сторонников, но и благодаря многочисленным ошибкам императора. Ошибки эти отчасти объясняются безотносительной легитимностью этого монарха и отсутствием законных претендентов на престол. Петр был уверен в своей власти и полагал, что может позволить себе и торопливость реформ, возбуждающих недовольство в Сенате, Синоде и гвардии, и снисходительность к своим оппонентам и противникам. А, между тем, изменники уже давно собирались вокруг его супруги, многие из них наивно полагали, что собственно они станут главными действующими лицами после победы над законным императором. Екатерине отводилась, в лучшем случае, роль номинальной регентши при малолетнем Павле. Править краем собирались совсем другие люди, мы ещё назовем их имена.

Недооценка Петром Екатерины и снисходительное отношение к ней

Петр не испытывал к чистосердечно пренебрегающей им жене никаких теплых чувств. Её поведение уже давно было скандальным и вызывающим, многие при Дворе полагали, что сейчас император обязательно избавится от интриганки – вышлет её в Цербст, либо отправит в монастырь. Или, хотя бы, назначит ей штат новых придворных из числа неизменных ему людей, изолировав от подозрительных дружков во властных структурах и, самое главное, в гвардии. Но Петр никогда не был мстительным, и, вопреки вестям, не собирался, ни разводиться с женой, ни заключать ее в крепость или монастырь. К тому же постоянным заступником Екатерины выступал любимый дядя императора, Георг Людвиг, какой, когда-то, был влюблен в юную немецкую принцессу, ещё носившую имя София Фредерика Августа, и теперь делал всё, чтобы отвести от Екатерины ярость ее супруга. Екатерина же, на публике, привычно играла роль жены, страдающей от произвола ничтожного самодура – её мужа:
“Иногда при всех, как будто против её воли, навертывались у ней слезы, и она, волнуя всеобщее сожаление, приобрела новое себе средство. Тайные соучастники разглашали о её бедствиях, и казалось, что она, в самом деле, покинута в таком небрежении, и в таком недоверии, что лишена всякой силы в хозяйственном распоряжении, и будто служители её повинуются ей только из усердия… Прозорливый глаз приметил бы на лице её холодную великость, под которою скрываются великие намерения”.
(Рюльер.)

И.П. Аргунов. Екатерина II, 1762 г.

Расположения в гвардейских частях Петербурга

Пётр III прекрасно знал о недавних дворцовых переворотах, свидетели которых ещё жили в Петербурге, и о той роли, что играли в них офицеры гвардейских полков. Академик Я. Штелин сообщает:
“Ещё в бытность Великим князем, именовал он янычарами гвардейских солдат, живущих на одном месте в казармах с женами и детьми, и говорил: Они только блокируют резиденцию, не способны ни к какому труду, ни к военным экзерцициям и вечно опасны для правительства”.

Полностью согласен с Петром и французский дипломат Фавье:
“В особенности дурно расположен к нему (императору) бесчисленный и в высшей степени бесполезный корпус гвардейцев, этих янычар Российской империи, гарнизон которых находится в столице, где они как бы содержат в заточении двор”.

Секретарь посольства Франции в России Клод Карломан Рюльер в своих записках назвал российские гвардейские полки “стражей, вечно ужасной своим государям”.

Секретарь посольства Франции Клод Карломан Рюльер

Знаменитую главным образом своим безобразным поведением и дебошами в столичных кабаках Лейб-компанию Елизаветы (гренадерская рота Преображенского полка – 362 человека), как-то добывшую для этой императрицы трон, Петр распустил.

Офицер Лейб-компании

Что касается остальных “янычар”, вполне логичным решением было послать развращённые столичной жизнью полки подальше от Петербурга – в “Западную группу войск”, которая находилась сейчас в Померании, мастеря Фридриха II очень сговорчивым, и поощряя короля к помощи в завоевании для России Шлезвига и Дитмаршена, принадлежавших её императору. Для гвардейских офицеров, какие уже успели привыкнуть к “балам, красавицам, лакеям” и обязательному “хрусту французской булки”, эти намерения Петра (который, обозначив их, в существование, в жизнь претворить, к сожалению, не успел) казались жутким беспределом. Петр III недооценил нежелание гвардии уходить из Петербурга. К брани за интересы Австрии и Франции, в которой они не принимали участия, гвардейцы относились равнодушно, к войне за интересы России, в которой им предстояло участвовать – крайне негативно.

Клод Рюльер свидетельствует:
“Сии полки, привыкшие с давних лет к покойной службе при Дворе, в царствование по наследственному праву женщин, получили распоряжение следовать за государем на отдаленную войну, с сожалением оставляя столицу, против воли”.

И потому агитация, которую активно вели среди них Орловы, воспринималась немало чем положительно.

Ж. Л. де Велли. Алексей и Григорий Орловы

Офицеры частей, которые, по свидетельству прусского посла Б. Гольца, “в день переворота всецело предались императрице”:

Шифляр С.П. Офицер Измайловского полка в повседневной конфигурации

Офицер конногвардейского полка

Оппозиция в Сенате и Священном Синоде

Недовольны новым императором были также сенаторы и члены Синода, каких он заставил (о, ужас!) вовремя приходить на свои рабочие места и заниматься рассмотрением реальных дел, а не пустыми разговорами. Не трогать Сенат и Синод (а также скорее короноваться) “молил” Петра даже Фридрих II. Но, по отношению к бюрократам, император остался непреклонным, а коронацию он решил провести после переговоров с Данией и решения проблемы с Шлезвигом.

Действующие лица заговора

В апреле 1762 г. Екатерина, в тайне от всех, родила от Григория Орлова сына, получившего титул графа Бобринского.

Карл Людвиг Иоганн Христинек, портрет Алексея Григорьевича Бобринского, написанный в 1769 г., Эрмитаж

Освободившаяся от бремени авантюристка сейчас могла полностью посвятить себя заговору против мужа и законного императора.

Заговор против Петра III оформился к лету 1762 г., а штаб-квартирой заговорщиков сделался Петергоф.

Все знают про братьев Орловых, однако против законного императора выступили и гораздо более титулованные особы. Перечислим кой-каких из них. Граф Никита Панин – воспитатель цесаревича Павла, сенатор и камергер. Он был одним из главных идеологов заговора. Его брат Петр – генерал-аншеф, принимавший участие в Семилетней брани. Граф Кирилл Разумовский – маршал, командир гвардейского Измайловского полка, гетман Украины, президент Академии наук. Барон Корф – начальство полиции Петербурга. Князь Михаил Воронцов (любопытно, что другие Воронцовы были верны императору, в том числе и канцлер Империи). Княгиня Екатерина Дашкова (в девичестве – графиня Воронцова, крестница императора и меньшая сестра его любовницы) и её муж Михаил – петербургский масон “высоких градусов”. Среди заговорщиков отирался и некий “господин Одар”, какой хранил в своем доме заранее отпечатанный Манифест о восхождении на престол Екатерины. По свидетельству советника датского посольства Андреаса Шумахера, под этим именем был в России пресловутый граф Сен-Жермен. То есть, люди, вроде бы, серьезные. Да и сама Екатерина, если верить её собственным заявлениям, и словам придворных льстецов, была дамой “зело премудрой”. Но, когда начинаешь знакомиться с обстоятельствами нетрезвого бунта гвардейских частей, который, по замыслу организаторов заговора, должен был привести к свержению законного императора, появляются вящие сомнения и в уме Екатерины, и в адекватности её сообщников.

Заговор против императора: начало

“Рецепт изготовления” государственных переворотов в России тех лет был популярен даже иностранцам. Саксонский посланник Петцольд после прихода к власти Елизаветы Петровны сказал:
“Все русские признают, что можно мастерить что угодно, имея в своем распоряжении известное количество гренадеров, погреб с водкой и несколько мешков с золотом”.

“Мешок с золотом” у Екатерины был – “взяла” 100 тысяч рублей у английского купца Фельтена (вы, конечно же, догадались, посол какой страны передал ей эти деньги сквозь скромного британского негоцианта). “Погреб с водкой” – организовали: закупили на эти деньги более 35 тысяч ведер. Гренадеры во главе с братьями Орловыми были. Но вот дальше…

Фридрих II, например, был категоричен:
“Их заговор был безрассуден и плохо составлен”.

Сами посудите: вместо того чтобы разом же арестовать Петра III (дело гвардейцам знакомое – и Бирона среди ночи хватали, и Анну Леопольдовну с мужем), 26 июня 1762 г. Орловы начали спаивать собственный состав столичного гарнизона, распуская при этом слухи о смерти Петра III. Утверждалось, что император погиб в Ораниенбауме вследствие падения с коню.

27 июня некий солдат-преображенец явился в канцелярию своего полка и доложил о подозрительном поведении Орловых и безобразиях, творящихся в Петербурге. В канцелярии в это пора находился один из активных участников заговора – поручик П.Б.Пассек, который никак на это донесение не отреагировал. Удивленный солдат адресовался к капитану Измайлову, который, в свою очередь, доложил обо всем майору Волкову. Пассек был арестован, известие о неожиданном и удивительном массовом загуле столичных гвардейцев и задержании одного из предполагаемых заговорщиков отправлено императору – в Ораниенбаум. По словам Рюльера, Петр к полученному известию отнеся крайне легкомысленно:

“Когда уведомили его о приметах заговора и об арестовании одного заговорщика, он сказал: «Это дурак»”.

Но момент для заговорщиков был, поистине, критический. Тот же Рюльер сообщает:
“Без предосторожности пьемонтца Одара, какая втайне была известна только ему и княгине Дашковой, все было бы потеряно”.

Узнавший об этом аресте от одного из своих агентов Одар (Сен-Жермен), известил о нём Екатерину Дашкову, та – прочих заговорщиков. В результате, в ночь на 28 июня Екатерина бежала из Петергофа в казармы Измайловского полка – этим и объясняется потерянность Петра, которому никто из слуг не мог объяснить, куда исчезла жена: он даже предположил, что её могли похитить.

К утру 28 июня солдатики петербургского гарнизона дошли до необходимой кондиции, и, когда Екатерина попросила их “проголосовать за свою кандидатуру”, они, плохо понимая, что происходит, принесли присягу “императрице Екатерине Алексеевне”. Неплохо помнившие о переворотах прошлых лет министры и сенаторы поспешили присоединиться к “волеизъявлению масс” (с пьяной солдатней шутки плохи, да и государь-император, по вестям, умер уже). С радостью явились и православные иерархи, которым Екатерина пообещала вернуть рабов (монастырских крепостных), отнятых у них супругом.

Екатерина II на балконе Зимнего дворца, приветствуемая гвардией и народом в день переворота 28 июня 1762 года. По оригиналу Иоахима Кестнера

Присяга Измайловского полка Екатерине II. Незнакомый художник. Конец XVIII — первая треть XIX в.

В Преображенском полку служил в то время Гавриил Державин. Он не был осведомлён о заговоре, но, ничего не соображая (как и многие другие), вместе со своей ротой, пришел к Зимнему дворцу. Вот какую странную картину увидел будущий стихотворец и сановник:
“Вдруг в ликующую толпу вдвинулась странная процессия, до того успевшая пройти по главным улицам столицы. Облаченные в траурную платье солдаты несли зажжённые факелы, между ними, как казалось, колыхался гроб, покрытый черным сукном. Процессия шла медлительно, в полной тишине, исчезнув столь же внезапно, как и появилась. Никто ничего не мог уразуметь – но вот шлейфом поползли слухи: мол, император помер”.

О том же пишет и Рюльер:
“Вдруг раздался слух, что привезли императора. Понуждаемая без шума толпа раздвигалась, теснилась и в глубоком молчании подавала место процессии, которая медленно посреди её пробиралась. Это были великолепные похороны, пронесенные по главным улицам, и никто не ведал: чьё погребение? Солдаты, одетые по-казацки, в трауре несли факелы; и между тем, как внимание народа было все на сем месте, сия церемония исчезла из вида… едва ли двадцать человек даже и во дворце понимали сие происшествие, как оно было. Народ, солдаты, не зная, жив или нет император, и восклицая беспрестанно «ура!»… размышляли, что провозглашают императором юного великого князя и матери дают регентство”.

То есть многие в столице тогда решили: Екатерину “выкрикивают” императрицей потому, что скончался её муж.

Княгиня Екатерина Дашкова сообщала потом: “Мы хорошо приняли свои меры”.

В это время молодой лакей-француз, прибывший из Петербурга, сообщил Петру, что Екатерина есть в столице и в городе “праздник”: “все войска стоят под ружьём”. А затем еще явился гонец, посланный парикмахером императора Брессаном, какой доставил записку следующего содержания:
“Гвардейские полки взбунтовались; императрица впереди; бьет 9 часов; она идет в Казанскую храм; кажется, весь народ увлекается сим движением, и верные подданные вашего величества нигде не являются”.

Мучительное бездействие императора

В 1987 году А. Городницкий написал увлекательное стихотворение о событиях того дня:

“Шорох волн набегающих слышен
И далёкое пенье трубы.
Над дворцовою острою крышей
Золочёные сияют гербы.
Пол паркетный в покоях не скрипнет,
Бой часов раздаётся не вдруг.
Император играет на скрипке, –
Государство уходит из рук.
Держит построение у ограды пехота –
Государева верная рать.
Надо срочно приказывать что-то, –
Что-то можно ещё предпринять…
Спят в пруду золочёные рыбки,
Разрезают в кухне петрушку и лук.
Император играет на скрипке, –
Государство уходит из рук.
Приближённые в страшной тревоге,
Приближается пьеса к концу,
Близясь по пыльной дороге,
Кавалерия скачет к дворцу.
В голос скрипки, тревожный и зыбкий,
Посторонний вплетается звук.
Император играет на скрипке, –
Страна уходит из рук”.

Нет, на скрипке в тот день Петр III, конечно не играл – не до того было. Зато он “играл с заговорщиками в поддавки”, и всё ещё находился в Петергофе. В его свите, помимо прочих, бывальщины канцлер М.И.Воронцов, бывший глава упраздненной Петром Тайной канцелярии граф А.И.Шувалов, фельдмаршал Н.Ю.Трубецкой, генерал-аншеф П.А.Девиер, генерал-адьютант А.В.Гудович, генерал-майор М.М.Измайлов, генерал-лейтенант А.П.Мельгунов. А также рядышком с ним находился генерал-фельдмаршал Бурхард Кристоф Миних – человек с железными нервами и несгибаемой волей, прошедший огонь, воду, медные трубы, оставшийся неисполненным тленный приговор и ссылку в Пелым.

Портрет графа Миниха работы Г. Бухгольца. Эрмитаж

Он ходил в Крым, брал Бахчисарай, Очаков и Хотин. Собственно Миних в 1740 году с кучкой солдат арестовал всесильного Бирона, и, наверное, сейчас, в глубине души, он потешался над ничего не смекающими дилетантами, которые, по его мнению, были обречены: кому-то придется идти на плаху, кому-то – с рваными ноздрями на каторгу. Немало опытного и авторитетного консультанта и специалиста в данной ситуации найти было невозможно, как ни старайся. На тот момент фельдмаршалу исполнилось 79 лет, но он цел сил, сохранил бодрость духа и тела (“возвратился из ссылки с редкою в таковых летах бодростию” – Рюльер), и безуспешно пытается предложить свои услуги. И у Петра – груда вариантов подавления этого глупого мятежа. Миних вначале предложил ему, взяв всего 12 гренадеров, скакать совместно с ним в Петербург, уверяя, что этого вполне достаточно – для пресечения возможного бунта императору нужно, всего лишь, лично показаться армиям и народу. Принимая во внимание рассказы Державина и Рюльера (о странной “похоронной процессии”), можно предположить, что своевременное появление императора в Петербурге, подлинно, могло изменить очень многое.

Рюльер пишет о событиях того дня:
“Один полк явился печальным; это были отличные кавалеристы, у которых с детства своего император был полковником и которых по восшествии на престол он тотчас ввел в Петербург и дал им место в Гвардейском корпусе”.

На этот полк Петр мог храбро рассчитывать.

Колебались и преображенцы, Шумахер сообщает:
“Между Преображенским и Измайловским полками царило сильное соперничество”.

Преображенские командиры П.И. Измайлов и П.П. Воейков (какие арестовали Пассека) и ещё один офицер – С.Р. Воронцов, обратились к своим подчиненным с призывом сохранять верность императору. Солдаты, в ответ, кричали: “Мы помрём за него!”

Другим вариантом, предложенным Минихом, был немедленный переезд в Кронштадт, где Петр будет неуязвим.

Кронштадт, гравюра

Император отрекается ехать ни в Петербург, ни в Кронштадт. Второе лицо в государстве, канцлер империи М.И. Воронцов, в сопровождении А.И. Шувалова и Н.Ю. Трубецкого отправлен в Петербург, чтобы разобраться в ситуации, но высшие лики государства были задержаны пикетом заговорщиков и препровождены к Екатерине. Ожидающий их возвращения (или, хотя бы, каких-то известий от них) Петр III бездействует, а драгоценное пора уходит. Здесь в полной мере проявился характер этого императора, о котором Я.Штелин сказал:
“На словах нисколько не страшился кончины, но на деле боялся всякой опасности”.

В советском фильме “Обыкновенное чудо” король говорит о таком типе людей:
“Он… при малейшем горе замирал, ничего не предпринимал, надеялся на лучшее. Когда при нем душили его родную жену любимую, он стоял возле и уговаривал: потерпи, может, обойдется”.

Об этих чертах нрава Петра III прекрасно знали и заговорщики, которые и рассчитывали, главным образом, на трусость и слабость воли императора. И, люди, какие сейчас окружают монарха, тоже знают – у него нет мужества Петра I и нет норманнской отваги Карла XII, император не вождь и не боец. Почувствовав его нерешительность и уверившись, что чуда не будет, придворные начинают покидать его.

Между тем, от пристани Петергофа видны стены и башни Кронштадта – и он пока “ничей”: Петр мешкает, но и заговорщики поначалу “забыли” о нем. Наконец, по настоянию Миниха, туда отправляется генерал Девиер, он успевает первым, но вслед за ним, от Екатерины прибывает адмирал Талызин, какой приказывает арестовать Девиера – заговорщики берут под контроль Кронштадт.

Но Петр может отправиться в расположение своей победоносной армии: популярно, как везде и во все времена “любят” фронтовики “тыловых крыс” и столичных паркетных шаркунов – возможности “пощекотать” их своими штыками военные солдаты и офицеры очень бы обрадовались. Командует этой армией (80 тысяч солдат!) – П.А.Румянцев, лучший полководец России, приверженец Петра, из-за этого, после победы Екатерины, его отстранят от должности, некоторое время он будет в опале.

П.А. Румянцев, портрет незнакомого художника конца XVIII века

И вот ведь совпадение: для встречи одного из заграничных гостей императора по Нарвскому тракту стоят сменные коню и экипажи – хоть сейчас садись и кати, куда хочешь со всем возможным комфортом. Можно даже прямо в Гольштейн – если в России царствовать наскучило. И пусть теперь Екатерина и ее подельники, трясясь от страха, гадают, куда отправился законный император России Петр III.

А ещё в распоряжении императора гольштейнские доли – три тысячи безусловно ему преданных, прекрасно обученных, дисциплинированных солдат. И в них служат не только немцы, есть много русских. Это вполне боеспособные и самодостаточные отряды, имеющие даже свою артиллерию.

Офицер и флейтист артиллерийского батальона гарнизона Петерштадта

Возле 6 часов вечера, получив наконец приказ, они выходят из казарм Петерштадта и начинают строиться в боевые порядки. Дорога любая минута. Даже одно известие о подходе к столице воинских отрядов, верных императору, отрезвит очень и очень немало. Тем более, что никто толком не будет знать, какие силы удалось собрать Петру и его сторонникам (ведь на марше есть полки, направляющиеся в Померанию), а у страха “глаза велики”. Большинство частей армейского гарнизона либо перейдет на сторону легитимных властей, либо займет выжидательную позицию – в надежде примкнуть потом к победителям. Немногочисленные заговорщики из числа тех, кому нечего терять, будут скоро перебиты (а таковых всего 40 человек – остальные используются “втёмную” и не вполне понимают, что происходит). Министры наперегонки кинутся в Петергоф, Екатерина будет валяться у Петра в ногах, умоляя не казнить, не запирать в крепость и не отправлять на вечное покаяние в сибирский монастырь, а выпустить в Цербст.

Но Петр отменяет приказ: он решает отправиться в Кронштадт, не зная, что крепость уже под контролем изменников – она не принимает своего императора. Но горе-заговорщики, в дланях которых весь военный флот России, даже не подумали блокировать Балтийское побережье, а в Нарве и Ревеле понятия не имеют, что выходит в Петербурге. В распоряжении Петра – яхта (которую он отправит в Петергоф) и галера, на которой он прибыл в Ораниенбаум. В Ревеле можно пересесть на любое подходящее для морского перехода корабль и отправиться на нем куда угодно – хоть в Померанию, к армии Румянцева, хоть в Гольштейн. Именно это и предлагает сейчас Миних. Но, как сообщает Рюльер, придворные отговаривают императора:
“Они сообщали, что у гребцов недостает сил, чтобы везти в Ревель. «Так что же, – возразил Миних, – мы все будем им помогать». Весь Двор содрогнулся от сего предложения… императору представили, что он не в подобный еще крайности; неприлично столь мощному государю выходить из своих владений на одном судне; невозможно верить, чтобы нация против него взбунтовалась, и неизменно целию сего возмущения имеют, чтобы примирить его с женою”.

Петр направляется в Ораниенбаум, где получает донесение о марше гвардейских долей: становится ясно, что “примирять” его с Екатериной никто не собирается. Перетрусившие придворные умоляют Петра сдаться на милость жены. Но неизменные Петру части готовы стоять насмерть. В Ораниенбауме по всем правилам фортификационной науки построена крепость Петерштадт, имеющая конфигурацию 12-конечной звезды. Она окружена земляными валами высотой 4 метра с четырьмя бастионами, защищена рвами с водой шириной от трехс половиной до четырех метров, и глубиной 2 метра. Внутри Петерштадта – ещё одна, пятиугольная, твердыня (святого Петра), ныне выполняющая роль арсенального двора.

План крепости Петерштадт

С ходу Петерштадт не возьмёшь – да заговорщики и не готовы к положительному бою: идут парадным маршем (“Шествие сие уподоблялось празднику” – Рюльер). Подавляющее большинство солдат и офицеров петербургского гарнизона невзначай вовлечены в мятеж, у них нет никакой мотивации проливать свою кровь за нарядившуюся в преображенский мундир Екатерину.

Мундир обер-офицера лейб-гвардии Семеновского полка, в каком Екатерина II возглавила поход гвардии на Петергоф 28 июня 1762 г.

И, вообще: одно дело – пить дармовую водку за здоровье “матушки Екатерины”, и совершенно другое – стрелять по приказу заезжей немки в “природного императора”, внука Петра I. А в Петербурге, тем временем, солдаты уже трезвеют и приходят в ужас от своей “крамолы”. Да и расположения в войсках, участвовавших в “походе на Петергоф” скоро изменятся.

После ареста императора, заговорщики откроют для солдат кабаки, и горькая польется рекой. Разосланные по городу агитаторы будут кричать здравицы Екатерине – их подхватывают пьяные солдаты полков, участвовавших в походе на Ораниенбаум. Но иные угрюмо молчат, а порой и лезут в драку.

Г. Державин сообщает, что “пикеты с заряженными пушками и с зажженными фитилями по всем мостам, площадям и перекресткам расставлены бывальщины. В таком военном положении находился Петербург, а особенно вокруг дворца, в котором государыня пребывание свое имела дней с восемь, то кушать по самую кончину императора”.

К. Рюльер сообщает, что, когда “тело покойного было привезено в Петербург и выставлено напоказ… бойцы мешались в толпе народа и, смотря на своего государя, обнаруживали на лицах своих жалость, презрение, некоторый род стыда и запоздалого раскаяния”.

То есть до убийства плененного Петра III Петербург находился на осадном положении. А если бы император не сдался и был жив? В осажденном Петерштадте или в армии П. Румянцева, не значительно. Ему нужно продержаться буквально несколько дней, пока не спадут эйфория и угар, в которых пребывают сейчас солдаты петербургского гарнизона. После, когда выяснится, что их обманули, цинично и грубо “использовали втёмную”, что император жив и сдаваться не собирается, наиболее благоразумные сами скрутят Орловым длани, и приволокут их к Петру, моля его о прощении. В следующей статье, прочитав отрывки из воспоминаний и официальных донесений современников, дипломатов различных стран, вы сможете убедиться в справедливости данного тезиса.

Капитуляция Петра III

Но вернёмся в июнь 1762 года и увидим, что император Петр III уже пал и отказался от борьбы. В отличие пассионарных заговорщиков, он был “гармонической личностью” и оказался не готов к противостоянию с ними. Пораженный предательством людей, каким он всецело доверял и которые не могли обвинять его даже в малейшей несправедливости, 29 июня, ещё до подхода мятежных войск, император отказался от воли. Перед этим он распорядился выплатить верным ему солдатам и офицерам жалованье на месяц вперед и отдал им последний приказ: вернуться в казармы и не предпринимать никаких попыток к сопротивлению.

Рюльер сообщает:
“При сем зрелище Миних, объятый негодованием, спросил его: Ужели он не умеет помереть, как император, перед своим войском? Если вы боитесь, – продолжал он, – сабельного удара, то возьмите в руки распятие, они не отважатся вам вредить, а я буду командовать в сражении”.

Император не слушает его.

Фридрих II скажет позже:
“Отсутствие мужества в Петре III, несмотря на рекомендации храброго Миниха, погубило его”.

Петр ещё делает последнюю попытку бежать: приказывает седлать любимую лошадь, намереваясь отправиться в сторонку Польши, но Елизавета Воронцова
“убедила его послать к императрице просить её, чтобы она позволила им ехать вместе в герцогство Голштинское. По словам её, это значило исполнить все жажды императрицы”.
(Рюльер.)

Итак, оставляя Екатерине корону и трон, Петр просит лишь разрешения выехать в Гольштейн с Елизаветой Воронцовой и адьютантом Гудовичем.

Австрийский посланник Марси д’Аржанто доказывал в Вену:
“Во всемирной истории не найдется примера, чтобы государь, лишаясь короны и скипетра, выказал так мало мужества и бодрости духа”.

А Фридрих II произнёс графу Сегюру об отречении Петра:
“Он позволил свергнуть себя с престола, как ребенок, которого отсылают спать”.

Первым к Ораниенбауму пришёлся отряд Алексея Орлова, который “одержал победу” над вооруженными деревянными мушкетами гольштейнскими рекрутами, мирно занимавшимися на плацу (бунт бунтом, но строевые дела никто не отменял). Потом в Ораниенбаум прибыли конные отряды генералов В.И. Суворова, и А.В. Олсуфьева, которые разоружили гольштейнские отряды. Готовые воевать, но получившие приказ не оказывать сопротивление, солдаты расставались с оружием очень неохотно, выказывая досаду и негодование. Очевидцы вспоминают о неприглядном поведении В.И. Суворова, отца будущего генералиссимуса, который сбивал своей шпагой с уже безоружных пленных офицеров шляпы, глумливы упрекая их в недостаточной почтительности. Говорили и об ограблении пленных солдат и офицеров пьяными гвардейцами.

Следует сказать, что знаменитый сын Василия Суворова до унижения пленных никогда не опускался. По сведениям, отысканным А.С. Пушкиным, даже к Е. Пугачёву Александр Васильевич отнёсся с почтением: во время конвоирования не причинял никаких дополнительных неудобств и “с любопытством расспрашивал славного мятежника о его военных действиях и намерениях”. А вот участник комплота Екатерины Петр Панин, недовольный ответом пленённого Пугачева (его слова произвели большое впечатление на собравшихся вокруг людей), в Симбирске прилюдно “стукнул самозванца по лицу до крови и вырвал у него клок бороды”. На то, чтобы возразить неграмотному казаку не кулаками, а словами, у генерал-аншефа, видимо, ума не достало.

Портрет Пугачева, написанный в XVIII веке, поверх портрета императрицы Екатерины II. Имя художника неизвестно. Хранится в Государственном Историческом музее г. Москвы

Печальная судьбина гольштейнских солдат и офицеров Петерштадта

Но вернемся в июнь 1762 года. На следующий день после “капитуляции” гарнизона Петерштадта, его военные были разделены: российские подданные приведены к присяге новой императрице, гольштейнские солдаты и офицеры переведены в Кронштадт. Об их судьбине Рюльер сообщает:
“Скоро их посадили на суда и отправили в свое отечество; но по роковому действию на них жестокой их судьбы буря потопила почти всех сих несчастливых. Некоторые спаслись на ближайших скалах к берегу, но были также потоплены тем временем, как Кронштадтский губернатор посылал в Петербург справиться, позволено ли будет им помочь”.

Так Петр III своим малодушием погубил не только себя, но и людей, беззаветно ему преданных, готовых погибнуть в бою, отстаивая его жизнь, честь и корону.

В следующей статье будет рассказано об убийстве Петра III в Ропше и “посмертных приключениях” данного императора.

Ключ