«Мюнстерский лев»
Перед тем как озарить историю очередной бесчеловечной акции нацистского режима Германии, стоит упомянуть об одном факте, который по разным винам стараются особо не вспоминать. Долгое время в историографии существовало мнение, что немцы в ситуации с гитлеровской властью оказались на грани массового помешательства и бывальщины просто опьянены новыми порядками и перспективами развития страны. Строились автобаны, расширялось военное производство, искоренялась безработица, вырастала за счет новых стран территория Германии – все эти бонусы серьезно контрастировали с временами, последовавшими после подписания Версальского соглашения. Опьянённые харизмой Гитлера немцы, казалось, просто не знали о концлагерях, расстрелах и холокосте.
Скульптура Арно Беккера. Собственно так представляли в нацистской Германии правильного гражданина. И средства для достижения идеала не выбирали
Однако как минимум один эпизод истории Третьего рейха рушит на корню всю эту прекрасную историю о «непричастности» гражданского населения. Секретная программа эвтаназии лиц с физическими и психическими недостатками Т4 (Aktion Tiergartenstraße 4), стартовавшая в Германии в 1939 году, за два года поспела вызвать недовольство среди населения. Причем недовольство было выражено в такой манере, что Гитлер приказал прикрыть проект на территории края. Этот указ, конечно, не распространялся на оккупированные территории – там, как только добирались руки нацистов, продолжали расстреливать больных в психиатрических лечебницах. Значит, могли несложные бюргеры противостоять гестапо, Гитлеру и обезумевшим врачам-убийцам? Значит, можно было поднять волну народного негодования бесчеловечными условиями существования евреев и военнопленных в концентрационных станах?
Пожалуй, настоящей квинтэссенцией типичного неравнодушного гражданина Третьего рейха стал епископ Мюнстера Клеменс Август граф фон Гален. В 1941 году он прочёл три проповеди против гестапо (13, 20 июля и 3 августа), в которых возмутился арестами, конфискациями и программой Т4. Проповеди стали впоследствии знаменитыми.
«Вот уже несколько месяцев мы получаем сведения, что из психиатрических больниц и домов призрения по распоряжению из Берлина в принудительном порядке увозят душевнобольных пациентов, которые болеют уже долгое время и, возможно, представляются неизлечимыми. Как правило, вскоре после этого родственники получают уведомление, что больной скончался, тело кремировано, и они могут забрать пепел. В обществе царит практически полная уверенность, что эти многочисленные случаи неожиданной смерти душевнобольных происходят не сами по себе, а в результате умышленного убийства. Таким образом реализуется доктрина о том, что можно прерывать так именуемую неценную жизнь, то есть убивать невинных людей, когда считается, что их жизнь больше не представляет ценности для народа и страны. Чудовищная доктрина, оправдывающая убийство невинных людей, в принципе снимающая запрет на насильственное умерщвление не способных более трудиться инвалидов, калек, неизлечимых больных, немощных людей!»
— читал епископ в августовской проповеди.
Немецкое подполье, в том числе «Белоснежная роза», взяли на вооружение его оппозиционные лозунги, которые, как оказалось, попали прямо в точку – простые граждане были немало взбудоражены.
Блаженный Клеменс Август граф фон Гален
Однако фон Галена невозможно назвать пацифистом – он открыто поддерживал захватническую политику Гитлера, особенно, как он выражался, против коммунистической чумы на востоке. Также молчал епископ, когда с 1934 года в краю насильно было стерилизовано более 500 тыс. «непригодных» граждан различных народностей. Влияние на народные массы фон Галена (да и итого католического руководства страны) было настолько велико, что даже гестапо не посмело тронуть «Мюнстерского льва». Священнослужитель, отворено разделявший людей на два сорта, смог благополучно дождаться конца войны, стать в 1946 году кардиналом, а в 2005 году быть причисленным к блаженным.
Умерщвление из сострадания
Немецкие психиатры, евгеники и попросту неравнодушные к расовой чистоте нации с конца 30-х годов в нетерпении потирали руки, ожидая официального разрешения на масштабные генетические чистки в краю. Как упоминалось в предыдущей статье, евгенической истерией немцы заболели после успешной реализации подобных программ в США и Скандинавии. Самое несимпатичное в этой истории то, что учение о селекции человеческого рода фактически дискредитировали только нацисты. Мировое сообщество, узнав о бесчеловечном применении принципов евгеники в Третьем рейхе, навеки заклеймило маргинальную науку. Не было бы евгеники в нацистской программе, вполне вероятно, что мы бы с вами сейчас жили в мире, где любой 10-й или 20-й был бы стерилизован по медицинским показаниям. И я не утрирую: шведы отказались от стерилизации только в 70-х годах XX века. К чести советского руководства, Сталин в жесткой конфигурации выкосил в своё время первые ростки евгеники в стране, но об этом расскажу как-нибудь в другой раз.
Мотивационные плакаты нацистов
Формальным предлогом для организации массовых убийств генетически неугодных граждан для Гитлера стало письмо добросердечного немца, в котором он просил дать позволение на умерщвление своего безнадежно больного сына. Разрешение дали, одновременно с этим развязали руки целой когорте докторов, медсестер и ученых, которых так тяготили умалишенные, старики с деменцией, энцефалитики и множество других несчастных. Гитлер в октябре 1939 года написал в документе:
«Рейхсляйтер Боулер и доктор Брандт назначаются мной ответственными уполномоченными в поименном расширении числа докторов в целях обеспечения «смерти из жалости» для неизлечимо, как подсказывает здравый смысл, больных при соответствующем врачебном заключении относительно их состояния».
Каких можно было ожидать заключений от врачей, которые с 1936 года в вузах и на курсах повышения квалификации сдавали расовую гигиену в качестве испытания? Надо сказать, что почву для физического уничтожения психически больных людей медицинское сообщество готовило еще с 1937 года, когда сделались снижать нормы питания для соответствующих пациентов. В некоторых лечебных учреждениях на пациента тратили всего 40 пфеннигов в день. При этом официальная пропаганда нацистов во главу угла расовой гигиены устанавливала именно экономический эффект от уничтожения – плакаты так и пестрили соответствующими финансовыми расчетами. И обширные расовые чистки внутри арийцев не сделались для немецкого народа какой-то неожиданностью. Еще в 1929 году, то есть до прихода к власти, Гитлер вещал в Нюрнберге на партийном съезде:
«Если бы в Германии каждогодне рождался миллион детей и 700-800 тысяч самых слабых из них ликвидировалось, то в конце концов это, вероятно, даже повергло бы к наращиванию силы».
Во многом указ Гитлера о развертывании программы Т4 также был связан и с ожиданием большого количества раненых с фронтов Другой мировой войны – лишние койки в тылу были жизненно необходимы. Именно поэтому дата старта эвтаназии — 1 сентября 1939 года, желая подписал приказ фюрер почти два месяца спустя. В рамках реализации программы немецкие врачи впервые отработали умерщвление людей в газовых камерах и на автомобильных перронах. В частности, в Польше можно было видеть смертоносные фургоны с надписями: «Имперский кофейный гешефт».
Фургон «Некоммерческого больничного транспорта – общества с узкой ответственностью» (Gekrat)
«Мозговым центром» акции Т4 было отделение берлинской рейхсканцелярии по адресу Тиргантенштрассе, 4, отчего и показалось специфическое наименование программы. Фактически никаких осмотров больных в большинстве случаев не проводилось – достаточно было трем экспертам на основании анкеты пациента написать «неполноценный», и судьбина его была решена. Каждый обреченный получал штамп «Имперского общества работников лечебных и попечительских учреждений», или RAG, который маскировал легитимизованную эвтаназию. Кстати, никакого правового статуса эвтаназия не имела. Гитлер до самого конца не давал разрешения юстиции официально оформить возможность умерщвления в правовом поле Германии.
Приговоренных к уничтожению забирали из больниц в особых фургонах «Некоммерческого больничного транспорта – общества с ограниченной ответственностью» (Gekrat), которые отличались наглухо закрашенными окнами. По сложным схемам, чтобы запутать здешних жителей, больных с промежуточными остановками доставляли в Бранденбург, Пирн, Графенэк и другие места, оборудованные газовыми камерами. После процедуры умерщвления тела кремировали, а родственникам строчили что-то типа:
«С прискорбием вынуждены сообщить вам, что 10 февраля 1940 года ваша дочь (сын, отец, сестра) неожиданно скончалась в итоге токсической дифтерии. Её (его) перевод в наше лечебное учреждение был мерой военного времени».
Многих такие формулировки не устраивали и они начинали рыть глубже, забрасывая соответствующие ведомства запросами и жалобами. Тогда в министерских кругах Третьего рейха стали гулять вести о широкой известности программы Т4 в народе, во многом из-за мер чрезмерной секретности. Да тут еще епископ фон Гален подлил масла, озвучив чаяния миллионов немцев:
«Раз позволительно устранять ненужных людей, то что станет с нашими бравыми воинами, которые вернутся с тяжелыми боевыми ранениями, калеками, инвалидами?! Тогда, сделалось быть, убивать всех нас, когда мы будем старыми и немощными, а значит, бесполезными».
Страх перед перспективами собственной старости принудил бюргеров поднять голову в справедливом гражданском протесте.
Продолжение следует…