130 лет назад родился Серго Орджоникидзе И непростая кавказская фамилия Орджоникидзе, и партийная кличка Серго до сих пор остаются значимыми предзнаменованиями нашей повседневности.

Что же такого совершил Орджоникидзе, имевший помимо прозвища имя и отчество – Григорий Константинович, чтобы стать самым узнаваемым на вывесках грузином не лишь в истории ХХ века, но и вообще (названия с фамилией Сталина исчезли 55 лет назад, осенью 1961-го, а имя самого приметного уроженца Грузии позапрошлого столетия, князя Петра Ивановича Багратиона, встречается в нашей повседневности не так уж и нередко)? По частоте встречаемости улиц, поселков, городов, предприятий и вузов, названных именем этого грузинского дворянина со скромным состоянием, родившегося в селе Гореша Кутаисской губернии 24 октября 1886 года, могут поспорить разве что объекты, названные именами Фрунзе, Кирова и Калинина.

Вечное поселение в Сибирь мастер изобретательных побегов Серго обращал в странствия за границу и учебу в ленинской школе в Лонжюмо, открывшей ему дорогу уже в 1912 году в ЦК партии большевиков. С ранней юности выходец из обедневших низов великодушного сословия был удивительно пластичен, переимчив и органичен при многочисленных в течение его бурной 50-летней жизни перевоплощениях. Выпускник фельдшерской школы при Михайловской больнице в Тифлисе сочетал поклонение присяге Гиппократа с революционными эскападами и дружбой с пламенным боевиком Камо.

Эскулап при необходимости мог превращаться в активного деятеля событий октября 1917-го, углубляться при войне с Деникиным в военную проблематику, руководить советским Закавказьем, снискать славу главного контролера страны во главе партийной ЦКК и советской Рабоче-крестьянской инспекции и обратиться в последние семь лет жизни в ревностного проводника интересов советской индустрии на постах руководителя ВСНХ и наркома тяжелой индустрии.

Анастас Микоян, Иосиф Сталин, Серго Орджоникидзе. Фото: РИА Новости

Оказавшись на новой должности, занятие которой подчас сопровождалось его яростным сопротивлением (как, так, в 1926-м при переезде на работу в Москву), Орджоникидзе полностью и страстно сосредотачивался на новых обязанностях, часто принося в жертву престарелые привычки и привязанности. "Время, вперед!" – этот символ эпохи первых пятилеток и индустриализации целиком и целиком применим к жизненным установкам и каждодневной работе товарища Серго.

В партийном руководстве он был человеком редким, оказавшимся способным сделаться сначала верным ленинцем, а затем и верным сталинцем. Запредельная активность, непримиримость и буйный темперамент уравновешивали очевидные недостачи в управлении экономикой выпускника фельдшерской школы.

Ильич мечтал об уединении и тщательно, с предчувствием, характерным и для сегодняшнего отпускника, грезящего вырваться из столичного муравейника, выбирал желательные места отдыха. Пока неизлечимые хвори еще не до конца одолели Ленина, в мае-июне 1922 года вождь всемирного пролетариата всерьез намеревался поехать в отпуск на Кавказ и вступил на сей счет в доверительную переписку с закавказским партийным лидером Орджоникидзе.

Серго. Абастуман совершенно, де, не годится, ибо похож на "гроб", узкая котловина; нервным не годно; прогулок нет, иначе как лазить, а лазить Чаянию Константиновне никак нельзя. Посылаю Вам еще несколько маленьких справок… 17 апреля 1922-го Ленин писал Орджоникидзе: "Т. Боржом весьма годится, ибо есть прогулки по ровному месту, а это необходимо для Надежды Константиновны".

Советы Серго Ленину в итоге не потребовались – очередное обострение болезни сделало поездку несбыточной мечтой. Отсюда следует, что сам Ильич готов был и по горам лазить, стремясь угодить в Грузию, всего за год до того избавленную большевиками от власти местных меньшевиков.

Со своим земляком Сталиным до конца 1932 года Орджоникидзе жил в Кремле в соседних квартирах

Как ведать, не мелькнула ли уже тогда в голове Серго мысль о том, что и таким путем, когда станет совсем невмоготу, могут уйти от Сталина самые ближние ему люди. Серго был одним из немногих соратников, с которыми генсек был на "ты", именно он оказался рядом с ним в тяжелую для вождя ноябрьскую ночь 1932 года после самоубийства его супруга Надежды Аллилуевой. Со своим земляком Сталиным до конца 1932 года Орджоникидзе жил в Кремле в соседних квартирах (правда, у любого вождя был отдельный вход, и их жилплощадь не соединялась).

Предположение о том, что Серго был убит по приказу Сталина, никакими достоверными источниками не подтверждается, равновелико как и официальная версия о смерти 18 февраля 1937 года от паралича сердца. В биографии Орджоникидзе (равно как Фрунзе и Кирова) в заключительнее время особое внимание обращается именно на обстоятельства его ухода из жизни. При этом распространенное объяснение причин трагедии, сообразно которому своим выстрелом нарком тяжелой промышленности выразил молчаливый протест против репрессий своих ближайших соратников, бедствует в обязательном уточнении: 50-летний член Политбюро ЦК ВКП(б) давно и тяжело страдал целым букетом серьезных заболеваний. Все популярные сегодня объективные данные указывают на то, что Орджоникидзе покончил с собой в своей кремлевской квартире и скончался от огнестрельного ранения. Водитель, привезший Серго домой в тот роковой вечер, спустя немало лет вспоминал, что тот очень плохо себя чувствовал.

Архивные документы по части кремлевской медицины сообщают многочисленные подробности о хворях Орджоникидзе. Уже в 1923 году он был устремлён на лечение в Германию, такая же поездка состоялась осенью 1927-го, из-за чего один из главных партийных вождей даже проглядел торжества по случаю 10-летия Октября.

Дьявольски досадно, что сегодня валяюсь где-то в клинике, а не в своей родной стране. Ныне брат, десятилетие, а до-другого, не доживешь. Но ничего, доживут другие…". Последние слова оказались пророческими – до 20-летия Октября в 1937-м Серго подлинно не дожил. В самый день праздника, 7 ноября, он писал из Берлина Клименту Ворошилову: "Ну, я уже совсем здоровый человек: три дня, как начинов ползать на ногах, вчера прошел весь коридор, сегодня пройду еще больше, а завтра-послезавтра гулять в Тиргартен; числа 20 ноября в Москве. Вот как мои дела!

Ни поддержка зарубежных медиков, ни многомесячные пребывания в санаториях кремлевского круга на Северном Кавказе и в Крыму должного результата не давали. Да и сам пациент лечиться не обожал категорически. 26 июня 1929 года он писал Ворошилову из крымской Мухалатки: "Чертовски надоело болтаться без дела. Ты себе представить не можешь, как мне наскучили врачи". Диагнозы работавшего на износ Орджоникидзе были разнообразны – в их числе серьезные болезни легких, почек, подозрения на чахотка.

Когда же неутомимому Орджоникидзе, помимо врачей, смертельно надоели еще и проблемы неразрешимого свойства, когда с приближением грозного 1937 года надеющийся ему как каждому "большому вождю" "ближний круг" соратников стал сокращаться по причине бурливой деятельности ежовского НКВД, он и решился свести счеты с жизнью. Уже упоминавшийся водитель запомнил, как накануне прихода Сталина на квартиру покойного его еще не простывшее тело укладывали на стол, подкладывая под локти первые попавшиеся книги из домашней библиотеки.