Падение Юрьева и крах князя Вячко в 1224 г. от рук немцев не произвели на русских современников гнетущего впечатления. В летописях об этом событии говориться как о, безусловно, печальном, но малозначительном. Внимание летописцев было отвлечено миновавшей за год до этого битвой на Калке, событием, по их мнению, действительно грандиозным и трагическим. В отличие от них, сами немцы придавали захвату Юрьева большенное значение и оценивали его как решающую победу в борьбе с русскими за земли Эстонии.
После уходя Ярослава из Новгорода новгородцы вновь спросили себе князя у Юрия Всеволодовича, и он вновь предложил им своего сына Всеволода. Однако обстановка в Новгороде была такова, что не прошло и четырех месяцев, как юный князь вновь сбежал, именно сбежал – тайно, ночью, со всем двором и дружиной из Новгорода и, отправив весть отцу, засел в Торжке. Юрий, получив известия от сына, поднял в оружие основные силы своего княжества – брата Ярослава, племянника Василька Константиновича и пригласил к участию в походе своего шурина (Юрий был женат на дочери Всеволода Чермного Агафье), лишь что участвовавшего в битве на Калке и чудом оттуда сбежавшего черниговского князя Михаила Всеволодовича, и также пришел в Торжок.
Собственно в Торжке проходили дальнейшие переговоры между Юрием и новгородцами. Силы под рукой у Юрия были немаленькие, поэтому на переговорах он взял жесткую позицию – требовал выдачи ряда новгородских бояр и выплаты крупной денежной суммы в обмен на отмену похода на Новгород и возвращение ему князя, то кушать своего покровительства. Бояр новгородцы выдать отказались, но обещали покарать их своим судом (двоих в итоге, все-таки казнили), на выплаты всеобщей суммой не менее 7000 (10000, если верить В.Н.Татищеву) гривен согласились (необходимая сумма была Юрием получена), а вот с князем случилось нечто малопонятное. Видимо, Юрий понял, что малолетний Всеволод на роль новгородского князя не годится совершенно, а Ярослав, вероятно, снова ехать в Новгород не пожелал, возможно, его не устроили условия возвращения или не прошла обида на новгородцев, поэтому Юрий предложил новгородский стол Михаилу Всеволодовичу. С трудом можно представить какая обстановка в тот момент творилась в Новгороде, если глава клана юрьевичей предлагает новгородский стол, по идее, одинешенек из самых богатых и почетных, в обход родного брата не кому-нибудь, а представителю извечно враждебных юрьевичам ольговичей.
Михаил Всеволодович на предложение Юрия согласился и сквозь некоторое время прибыл в Новгород. Первое и последнее дело, которое решил для новгородцев Михаил, было проведение переговоров с Юрием Всеволодовичем сравнительно возврата плененных последним в ходе только что завершившегося конфликта новгородцев и захваченного в Торжке и по новгородской волости товара. Как будет видать из дальнейших событий Михаил, вероятно, имел определенное влияние на Юрия, либо посредством жены последнего, приходившейся Михаилу родимый сестрой, либо по каким-то иным причинам, поэтому переговоры с Юрием в интересах Новгорода Михаил провел крайне успешно, решительно примирив стороны и безвозмездно получив от Юрия все желаемое, после чего вернулся в Новгород… где отказался от новгородского княжения, и разом вернулся в Чернигов.
Новгород в очередной раз остался без князя и в очередной раз вынужден был идти на поклон к Ярославу Всеволодовичу. Безусловно и Ярослав, и новгородцы соображали, что лучшего кандидата на новгородское княжение, чем Ярослав Всеволодович, в обозримом политическом пространстве нет и в ближайшее время не предвидится. Несмотря на это, а, может быть собственно поэтому, Ярослав согласился ехать в Новгород далеко не сразу, хотя и не отказал новгородцам. Под предлогом необходимости организации свадьбы своей родственницы, отмеченной в летописи как «свесть», с муромским князем Ярославом Юрьевичем, он оставил послов дожидаться его решения. Однако, не успел он ни разобраться со свадьбой, ни выпустить послов, как в Переяславль пришла весть об очередном набеге литвы на Торопец и Торжок. Несмотря на то, что Торопец входил в состав Смоленского княжества, а Торжок – Новгородского, Ярослав, вероятно, чтобы окончательно убедить новгородцев в необходимости принять его условия при вступлении на княжение, показав им, так сказать, товар лицом, а вероятно потому, что и Торопец и Торжок были уже областями, пограничными с его княжеством, снарядился в поход, быстро организовав небольшую коалицию, в какую кроме него вошли его брат Владимир со своим сыном, торопецкий князь Давыд Мстиславич, родной брат Мстислава Удатного, а также, вероятно другой брат Ярослава Святослав Всеволодович и племянник Василько Константинович.
Некоторые исследователи полагают, что под именем Владимир летописи подразумевают не брата Ярослава Владимира Всеволодовича, а княжившего в то пора в Пскове князя Владимира Мстиславича, родного брата Мстислава Мстиславовича Удатного и Давыда Мстиславовича Торопецкого. В пользу как той, так и иной версии приводятся разнообразные доводы, детально разбирать которые в рамках этой статьи не имеет смысла. Версия участия в походе собственно Владимира Всеволодовича, а не Владимира Мстиславовича представляется более обоснованной.
Новгородская рать тоже вышла в поход из Новгорода, но, видимо, по своему обыкновению, так торопилась, что к тому моменту, когда Ярослав настиг литву под Усвятом, новгородцы бывальщины еще под Русой (совр. Старая Руса, Новгородская обл.). К слову, от Переяславля до Усвята расстояние по прямой около 500 км, от Новгорода до Усвята возле 300 км, а от Новгорода до Русы, даже с учетом необходимости обхода Ильмень-озера – менее 100 км.
Судя по всему, бой под Усвятом был тяжелым, и победа Ярославу Всеволодовичу далась нелегко. В летописях говорится о потерях литвы в 2000 человек и пленении литовского князя, не наименованного по имени. В сражении погиб князь Давыд Мстиславич, а также летописью отмечена гибель личного меченоши (оруженосца и телохранителя) Ярослава по имени Василий, что, скорее итого свидетельствует о том, что бой был очень упорен и что князь Ярослав находился непосредственно в его гуще. Так или иначе, победа была одержана, пленные новгородцы и смоляне отпущены, литовская добыча отнята.
После победы под Усвятом Ярослав отправился прямиком в Новгород, где вокняжился, по выражению летописи «на всей своей воли». Деталей договоренности князя с новгородцами мы не знаем, но, если забежать немного вперед, мы увидим, что в 1229 г. новгородцы вновь пытаются изменить обстоятельства княжения Ярослава у себя и выставят ему следующие условия: «поеди к намъ, забожницье отложи, судье по волости не слати; на всеи воли нашеи и на вьсехъ грамотахъ Ярославлихъ ты нашь князь; или ты собе, а мы собе». В летописной цитате не совершенно понятен термин «забожничье». Различные исследователи по-разному оценивают его значение: от налога на католические храмы в Новгороде (божницы) до княжеского сбора за совершение языческих обрядов или штрафы за правонарушения против церкви. Единого мнения по этому вопросу у исследователей не сложилось, тем не менее, очевидно, что на момент выставления этих заявок и «забожничье» и княжеские суды по волостям имели место быть. Вполне вероятно, что именно эти условия Ярослав выдвинул новгородцам при вступлении на княжение после битвы под Усвятом.
Это было уже третье, но отнюдь не заключительнее вокняжение Ярослава в этом чрезвычайно богатом, но таком непокорном и капризном городе. Шел 1226 год, Ярославу Всеволодовичу исполнилось 36 лет. К этому поре, вероятно, между 1224 и 1226 гг. у него родился еще один сын, названный Андреем.
В начале следующего 1227 г. Ярослав организовал большенный зимний поход в земли финского племени емь (тавастов). Из Новгорода войско Ярослава двинулось вдоль р. Луга, по которой вышло к Финскому бухте, пересекло его по льду с юга на север или северо-запад и вторглось в пределы современной Финляндии западнее Выборгского залива.
Отношение Новгорода с финскими племенами, обитавшими на территории нынешней Финляндии и Карельского перешейка (корела, емь, сумь), остаются предметом диспута среди исследователей до настоящего времени. Наиболее обоснованным и аргументированным представляется мнение тех, кто утверждает, что к началу XIII в. корела, занимавшая территорию вокруг Ладожского озера и Выборгского залива, уже находилась под плотным воздействием Новгорода, тогда как сумь, проживавшая, в основном вдоль побережья западной части Финского и южной части Ботнического бухт, в большей степени тяготела к Швеции. Территория еми, или тавастов, занимавшая промежуточное положение между сумью и корелой (центральная доля Финляндии, вплоть до северной оконечности Ботнического залива), являлась, как раз спорной, на нее поочередно претендовали Швеция и Новгород.
Поход Ярослава Всеволодовича 1227 г. имел своей мишенью именно укрепление власти Новгорода в землях еми, но придя туда, Ярослав убедился, что католическая проповедь и влияние шведов там уже так труднопреодолимо, что решил ограничиться взиманием дани (читай «грабежом населения») и разорением территории, по факту, враждебного государства.
Несмотря на тяжкие природные и погодные условия (глубокие снега, сильные морозы, отсутствие каких-либо проторенных дорог) поход получился крайне успешным. Кроме отмеченного всеми летописями огромного полона, захваченного Ярославом (пленных было столько, что на возвратном пути некоторых пришлось убить, а некоторых просто отпустить), была собрана огромная дань, поделенная между Новгородом и Ярославом. Военный успех похода, невозможный без грамотной организации и неглупого руководства, продемонстрированных Ярославом, был несомненен, а возвращение новгородского войска в Новгород через земли корел (Карельский перешеек) – триумфальным.
В то же пора, обращает на себя внимание, что, несмотря на абсолютный успех похода как военного предприятия, с политической точки зрения он продемонстрировал целое поражение новгородского княжества, а если брать шире, то всего древнерусского государства в целом, в борьбе за влияние в Центральной Финляндии. Разумеется, обвинять в этом поражении князя Ярослава Всеволодовича никоим образом нельзя – он наоборот своей активностью и агрессивной политикой пытался вернуть утерянные позиции в этом регионе, война была проиграна задолго до него и не столько светскими властителями – князьями, сколько владыками духовными. Причем проиграна эта война была не только в Финляндии, но и в землях, расположенных на южном берегу Финского залива – на землях современных Эстонии и Латвии.
Учащий исторические материалы Раннего и Высокого Средневековья исследователь, непременно обращает внимание на то, что стартовые позиции древнерусского государства в освоении Восточной Прибалтики бывальщины значительно лучше, чем у государств, ставших впоследствии его конкурентами в этом регионе. Немцы, датчане и шведы появились на территории нынешних Латвии, Эстонии и Финляндии значительно позже русских, когда русское присутствие в этих землях уже имело определенные традиции и приметное влияние на местное население. Тем не менее, в течение буквально полувека, после начала экспансии католических государств в восточном курсе, эти территории для древнерусского государства были потеряны.
И дело здесь не в техническом или военном превосходстве наших западных соседей – его как такового не было. Профессиональный русский дружинник ни в чем не уступал европейскому рыцарю. Дело в том, что в распоряжении этих самых европейских рыцарей было могучее оружие, какое они очень эффективно использовали и которого были лишены русские князья. Имеется в виду христианская проповедь.
Одной из основных функций веры в обществе является сакрализация государственной власти, и христианство как нельзя лучше подходит для этой цели. Власть, опирающаяся на веру, гораздо прочнее, точно также и религия, поддерживаемая властью, имеет большее влияние на паству. Необходимость и полезность обоюдной поддержки власти светской и власти духовной католическая церковь, видимо, осознала лучше, чем православная, в результате чего был создан утилитарны идеальный механизм завоевания и покорения. В Европе католическая церковь и государство в осуществлении экспансионистской политики шли рука об руку, поддерживая товарищ друга и помогая друг другу, не чураясь, в том числе, насильственного обращения неофитов в христианство. Церковь позволяла присоединять вновь основываемые диоцезы к владениям того или иного светского властителя, расширяя таким образом его территорию и влияние, а государство военной силою защищало церковные институты на своей, а иногда и на сопредельной территории. В отличие от католической, православная церковь не приветствовала насильственное крещение идолопоклонников, но при этом и активной проповедью православия также не занималась, фактически, пустив решение задач по распространению православного христианства на самотек.
Деятельность по организации таких мероприятий как крещение неофитов, светским владыкам древнерусского страны не была свойственна. Князья считали, что распространение христианства и укрепление веры среди их подданных, а, тем более, среди язычников-данников является прерогативой необыкновенно духовных властей. Духовные же власти, во главе с константинопольским патриархом и киевским митрополитом, проповедью православного христианства сугубо озабочивать себя отнюдь не торопились. Активность православных проповедников, в сравнении с католическими следует признать до крайности низкой. Православие проникало на сопредельные с Русью территории природным путем, фактически, его проповедниками были не специально подготовленные миссионеры, как у католиков, а обычные люди – купцы, путешествующие между землями, и крестьяне, переселяющиеся из одной районы в другую. Главным же распространителем православия являлись, как это ни странно, именно князья, захватывающие, «примучивающие» для своих княжеств новые территории, желая для них деятельность по распространению христианства стояла далеко не на первом месте.
В этой связи хочется воздать должное именно князю Ярославу Всеволодовичу, какой в отличие от своих предшественников и наследников, не только понял какие преимущества дает приобщение неофитов к христианской культуре, но и пытался заниматься фактически миссионерской деятельностью.
По возвращении в Новгород, Ярослав, видимо, ознакомившись на пункте с обстановкой на северном берегу Финского залива и западного побережья Ладоги, пришел к выводу о необходимости укрепления православного христианства в этом регионе. Лишь так можно было эффективно противостоять шведской экспансии. С этой целью он вызвал из Владимирского княжества большую группу православных попов для организации постоянных миссий на землях корелы. В летописях это действие Ярослава отмечено так: «Тогоже лета. Князь Ярославъ Всеволодичь. пославъ крести масса Корѣлъ. мало не всѣ люди».
Заслуга Ярослава во многом состоит в том, что он сумел оценить полезность проповеди православия на сопредельных с Русью территориях. Он, разумеется, не был в этом деле пионером, например, подобные же действия проводил в Эстонии его тесть Мстислав Удатный пятнадцатью годами ранее (при этом, даже, сталкиваясь с тугоухим сопротивлением со стороны новгородской церкви, отказывавшейся представлять священников для проповеди) во время своего первого новгородского княжения. Ярослав оценив эффективность и перспективность подобный стратегии, поставил ее на новый уровень – он организовал успешное крещение (причем вполне добровольное) целого народа, а не какой-то отдельной районы или волости. К сожалению, его наследники либо не сумели оценить этот почин, либо не имели возможности использовать такую стратегию по каким-то другим причинам. В итоге, активная проповедь православия возобновилась русской церковью только во второй половине XIV в., во времена уже Сергия Радонежского и Дионисия Суздальского.
Завершив поход против еми, и реализовав крещение корел, Ярослав начал подготовку еще более масштабного мероприятия – большого похода на Ригу.
Список использованной литературы:
ПСРЛ, Тверской летописный сборник, Псковские и Новгородские летописи.
Ливонская рифмованная хроника.
А.Р. Андреев. «Великий князь Ярослав Всеволодович Переяславский. Документальное жизнеописание. Историческая хроника XIII столетия».
А.В. Валеров. «Новгород и Псков: Очерки политической истории Северо-Западной Руси XI—XIV веков».
А.А. Горский. «Русские земли в XIII—XIV столетиях: пути политического развития».
А.А. Горский. «Русское Средневековье».
Ю.А. Лимонов. «Владимиро-Суздальская Русь: очерки социально-политической истории».
И.В. Дубов. «Переяславль-Залесский — отечество Александра Невского».
Литвина А. Ф., Успенский Ф. Б. «Выбор имени у русских князей в X—XVI вв. Династическая история сквозь призму антропонимики».
Н.Л. Подвигина. «Очерки социально-экономической и политической истории Новгорода Великого в XII—XIII вв.».
В.Н. Татищев «История российская».
И.Я. Фроянов. «Мятежный Новгород. Очерки истории государственности, социальной и политической войны конца IX — начала XIII столетия».
И.Я. Фроянов. «Древняя Русь IX—XIII веков. Народные движения. Княжеская и вечевая воля».
И.Я. Фроянов. «О княжеской власти в Новгороде IX-первой половины XIII века».
Д.Г. Хрусталев. «Русь: от нашествия до “ига” (30—40 гг. XIII в.)».
Д.Г. Хрусталёв. «Нордовые крестоносцы. Русь в борьбе за сферы влияния в Восточной Прибалтике XII—XIII вв.».
И.П. Шаскольский. «Папская курия – главный организатор крестоносной агрессии 1240-1242 гг. против Руси».
В.Л. Янин. «Очерки истории средневекового Новгорода».
