В заключительной статье цикла мы сведем воедино все основные факты и выводы, что бывальщины нами сделаны в предыдущих материалах.
История крейсера «Варяг» началась в высшей степени странно: контракт с Ч. Крампом (с нашей сторонки его подписал начальник ГУКиС вице-адмирал В. П. Верховский) был заключен 11 апреля 1898 г., вне официального конкурса и до того, как были рассмотрены конкурсные проекты прочих иноземных фирм. При этом, в сущности, Ч. Крамп вообще не представил никакого проекта крейсера: контракт подразумевал, что американский промышленник создаст подобный проект на основе спецификации, которую, однако, следовало согласовать уже после того, как контракт будет подписан. Сам же контракт кормил лишь предварительную спецификацию самого общего характера, при этом она содержала массу недочетов: расхождения в английском и русском текстах документов, нечеткие формулировки, арифметические промахи, и – что наиболее странно – документ содержал прямые нарушения требований Морского технического комитета (МТК). И, наконец, стоимость контракта и распорядок определения сверхконтрактных платежей были невыгодны для России и, впоследствии, вызвали вопросы со стороны государственного контролера, сенатора Т. И. Филиппова, на какие Морское ведомство не смогло ответить сколько-нибудь удовлетворительно. В целом можно констатировать, что контракт с американским промышленником был составлен крайне безграмотно.
Одним из крупных нарушений сделалось разрешение использовать на новом крейсере котлы системы Никлосса, в то время как МТК настаивал на котлах Бельвилля. На самом деле, заявки Морского ведомства к новейшим крейсерам не могли быть удовлетворены с котлами Бельвилля, и, впоследствии, МТК вынуждено было отказаться от этого заявки – и «Аскольд», и «Богатырь» оснащались котлами других систем (Шульца-Тоникрофта, Нормана), но против котлов Никлосса сильно возражал МТК, находя их ненадежными. К сожалению, специалисты опоздали, и запрет на использование котлов Никлосса в Российском императорском флоте был подписан на три дня позже контрактов на стройка «Ретвизана» и «Варяга». В этом вопросе вице-адмирал В.П. Верховский действовал по собственной инициативе и вопреки требованиям МТК: впрочем, справедливости ради вытекает отметить, что на тот момент достоверных свидетельств порочности конструкции котлов Никлосса еще не было. МТК к своим выводам пришел не по опыту эксплуатации, а на основании теоретического разбора конструкции.
На самом деле история эксплуатации котлов Никлосса очень своеобразна, потому что отдельные корабли, получившие котлы этого типа, ходили по морям вполне успешно (по крайней мере – на первых порах) – в других случаях эксплуатация таких котлов приводила к бесчисленным авариям. Из этого обычно делается вывод о недостаточной квалификации машинных команд, но наш анализ показывает, что возможно и другое толкование – котлы Никлосса спрашивали столь ювелирной подгонки деталей (снимающихся трубок к коллекторам), каковая если и могла быть обеспечена, то разве лишь на лучших предприятиях мира. В то же время котлы «Варяга» производило американское предприятие, до того котлами Никлосса не занимавшееся. Это, и еще тот факт, что американский флот немедля отказался от котлов Никлосса сразу после получения минимального опыта их эксплуатации, и, впоследствии, переоборудовал пять из семи кораблей, изначально строившихся с котлами Никлосса, на котлы иных марок, свидетельствуют о том, что проблемы с котлами русских кораблей все-таки в куда большей степени связаны не с профессионализмом команды, а с невысоким качеством их, котлов, изготовления. Ну а в тех случаях, когда котлы Никлосса изготовлялись на первостатейных европейских заводах, они, по крайней мере, первое время работали вполне стабильно.
Конструктивные недостатки котлов «Варяга», к сожалению, дополнялись несчастливой регулировкой его машин. Они работали стабильно лишь при высоком давлении пара (15,4 атмосферы), в противном случае цилиндры низенького давления не выполняли свою функцию – вместо того, чтобы вращать коленвал, приводивший в движение винты корабля, они сами приводились в движение коленвалом. Природно, подобные напряжения не были предусмотрены конструкцией, отчего быстро расшатывались подшипники и другие элементы конструкции паровых машин крейсера. В итоге образовался замкнутый круг – котлы Никлосса было опасно эксплуатировать, создавая большое давление пара, а при малом машина исподволь разрушала сама себя. Согласно мнению опытнейшего инженера И.И. Гиппиуса, обстоятельно изучавшего машины «Варяга» в Порт-Артуре:
«Тут само-собой напрашивается догадка, что завод Крампа, спеша сдать крейсер, не успел выверить парораспределение; машина быстро сорвалась, а на судне, естественно, стали исправлять части, которые более других страдали в смысле нагрева, стука, не устранив исконный причины. Вообще выправить судовыми средствами машину, выпущенную первоначально неисправной с завода, бесспорно, задача крайне сложная, если не невозможная».
К сожалению, все эти обстоятельства не бывальщины выявлены при сдаче корабля флоту. Сложно сказать, было ли это следствием ошибок приемной комиссии, или же результатом давления Ч.Крампа, влёкшегося придерживаться не духа, но буквы контракта. Другой «шеститысячник», крейсер «Аскольд» комиссия не принимала до тех пор, пока тот не развил положенную по контракту скорость, не имея при этом повреждений в машине, а вот в случае с «Варягом» это сделано не было: он был зачислен по факту достижения контрактной скорости, невзирая на то, что после этого его энергетической установке понадобился существенный ремонт.
В результате служба крейсера «Варяг» обратилась в бесконечные мучения с энергетической установкой: так, за время перехода из Филадельфии в Россию и далее, в Порт-Артур крейсер имел 102 ходовых суток, но для того, чтобы их гарантировать, понадобилось как минимум 73 дня ремонта на стоянках и в портах, и это не считая того ремонта, который проводился в море во время переходов (а таковой производился, крейсер шел на доли котлов, остальные ремонтировались). Ничего подобного на кораблях отечественного флота французской или русской постройки не наблюдалось. После прихода в Порт-Артур крейсер немедля встал на ремонт: в 1902 г., по выходу из вооруженного резерва Эскадра Тихого океана занималась боевой подготовкой в течение 9 месяцев, а «Варяг» почти половину этого поре провел в ремонтах и в качестве личной яхты великого князя Кирилла Владимировича (которому вздумалось посетить Таку). В 1903 г дела обстояли еще хуже – в то пора как эскадра на протяжении 7 месяцев (с марта до сентября) интенсивно тренировалась, «Варяг» первые 3,5 месяца подвергался разного рода испытаниям, призванным установить успешность зимнего ремонта, а также бесконечной переборке механизмов (инженер И.И. Гиппиус работал на крейсере как раз в это время). Следующие 3,5 месяца крейсер отстоял в ремонте, закончившемся, увы, столь же неуспешно, как и предыдущие – «Варяг» мог стабильно поддерживать скорость не выше 16-17 узлов, кратковременно мог развивать 20, но с риском аварий котлов или повреждения машин. Когда «Варяг», наконец-то, вышел из ремонта, завязался смотр, который устроил эскадре наместник Е.И. Алексеев: в ходе последнего шлюпочных учений было много, а вот боевой подготовки не было почти совершенно. Как-будто всего этого было мало, в конце 1903 г. с крейсера (впрочем, как и с других кораблей эскадры) было демобилизовано масса старослужащих, в том числе – почти половина комендоров.
В целом же можно констатировать, что к моменту ухода в Чемульпо крейсер «Варяг» воображал собой тихоходный (проигрывал даже «Палладе» и «Диане») крейсер с растренированным экипажем. Несмотря на то, что и В.И. Бэр, и сменивший его на посту командира крейсера «Варяг» В.Ф. Руднев, предпринимали вящие усилия для подготовки комендоров, бесконечные простои в ремонтах, особенно – в ходе кампании 1903 г., в которой крейсер практически не принимал участия, повергли к тому, что «Варяг» по качеству подготовки артиллеристов сильно уступал прочим кораблям эскадры.
В отличие от большинства остальных кораблей эскадры, крейсер не был выведен в вооруженный резерв и в крышке 1903 г. его направили в качестве стационера в корейский порт Чемульпо, куда он и прибыл 29 декабря – до знаменитого боя оставалось меньше месяца.
Пришагав в Чемульпо В.Ф. Руднев угодил в информационный вакуум. Политически, причем на самом высшем уровне ситуация складывалась так: Россия не была готова приступить войну в 1904 г., и это осознавалось всеми, включая и царя и его наместника Алексеева. Корея рассматривалась не как самостоятельное государство, а всего лишь как поле битвы японских и русских заинтересованностей – и также ее видели другие европейские и азиатские державы. Поэтому, в случае если японцы начнут аннексию Кореи, не объявляя при этом брани России, решено было с этим смириться и не препятствовать — именно такие указания получил командир крейсера «Варяг», какому было прямо запрещено мешать японской высадке.
Вскоре после прибытия В.Ф. Руднев обнаружил многочисленные свидетельства того, что японцы собираются высаживать армии в Чемульпо, и исправно сообщал о том по инстанциям, не получая, однако, никаких дополнительных указаний. Ему даже не удосужились сообщить о разрыве дипломатических касательств с Японией, хотя слухи такие доходили, однако же посланник России в Корее А.И. Павлов их не подтвердил. В.Ф. Руднев, похоже, намного лучше посланника ощущал всю опасность ситуации и предлагал покинуть Корею, но А.И. Павлов не согласился и на это, отговорившись отсутствием руководств.
Поскольку из-за отсутствия распоряжений в адрес русских командиров и дипломатов возникало ощущение, что японцы перехватывают телеграммы В.Ф. Руднева и А.И.Павлова, в Порт-Артур с донесением был послан «Кореец». Волею случая канонерская лодка двинулась к выходу в море именно тогда, когда к Чемульпо подошла японская эскадра с десантом – она столкнулись на выходе из территориальных вод, что потребовало некоторую сумятицу у японцев, не знавших как поступить – они потопили бы «Кореец», встреться он им в море, но ввиду рейда и иностранных стационеров не сделались делать этого. «Асама» вышел из строя, маневрируя так, чтобы находиться между «Корейцем» и транспортами с десантом, что, по всей видимости, было воспринято командиром канлодки Г.П. Беляевым как попытка преградить ему выход в море. «Кореец» поворотил на рейд, и в это время был атакован японскими миноносцами, действовавшими без приказа — в ходе короткой стычки (было выпущено две торпеды, канонерская ладья ответила двумя снарядами) пострадал японский миноносец «Цубамэ», не рассчитавший маневра и вылетевший на камни, в результате чего его винты получили повреждения, ограничившие скорость корабля 12-ю узлами.
Обвинения В.Ф. Руднева в том, что тот не поддержал огнем «Кореец» и не воспрепятствовал силою высадке японского десанта совершенно беспочвенны. С крейсера не могли видеть применения торпед японцами и могли только слышать выстрелы «Корейца», а это не было весомым основанием для незамедлительного открытия огня: ведь если бы «Кореец» вступил в бой, он продолжал отстреливаться, но этого не было – значит ему ничего не угрожает. Чета выстрелов из мелкокалиберного орудия могли быть предупредительными, или вообще сделанными по ошибке. Препятствовать японской высадке командир «Варяга» попросту не имел права – у него было указание не мешать десанту. Кроме того, у него не было физической возможности это сделать – к тому моменту, когда на «Варяг» пришёл Г.П. Беляев и доложил о торпедной атаке, четыре японских миноносца 9-го отряда уже вошли на рейд и расположились в непосредственной близости от русских кораблей.
Другими словами, открывать огонь для защиты «Корейца» не требовалось, так как к тому моменту, как это можно было бы сделать, канонерской лодке уже ничего не угрожало. Но если бы «Варяг» все же начинов стрелять, это привело бы к нарушению В.Ф. Рудневым, полученного им приказа, нарушению нейтралитета Кореи и войне с Японией, что было совершенно не выгодно России, кроме того, было чревато осложнениями в интернациональной политике, так как ставило под угрозу иностранные стационеры на рейде Чемульпо. Кроме того, в случае открытия огня оба русских корабля очутились бы очень быстро уничтожены без всякой пользы, так как находились под прицелом миноносцев и входящих на рейд крейсеров эскадры С. Уриу.
Безусловно, пальба торпедами по русскому военному кораблю не должна была остаться безнаказанной, но в данном случае меру «взыскания» должно было установить руководство Российской империи, но никак не командир крейсера 1-го ранга.
Бой «Варяга» и «Корейца» с японской эскадрой состоялся на следующий день – фактически у В.Ф. Руднева оставались еще вечер и ночь для того, чтобы предпринять какие-то поступки. Однако же выбора у него не было никакого – атаковать японские транспорты он не мог по указанным выше причинам, а уйти с рейда не имел возможности, так как был под прицелом японских миноносцев, которые могли потопить русские корабли немедленно, или же сопроводить их до выхода из международных вод, с тем чтобы немедля уничтожить их, как только последние покинут нейтральную территорию. Многочисленные альтернативные сценарии ночного прорыва «Варяга» «грешат» одним допущением – что подобный прорыв застанет японскую эскадру врасплох, и она окажется не готова к бою. Сегодня, из рапортов и приказов японских командиров, мы знаем достоверно, что ничего такого не было – Сотокичи Уриу опасался не только и не столько русских стационеров, сколько возможности подхода добавочных русских сил из Порт-Артура и был готов ко всему.
Другими словами, выходило так, что если японцы не готовы начать войну и уничтожить русские корабли, то бегство с рейда было совсем не нужным, и выглядело бы трусостью, а если японцы были готовы воевать, то приводил к гибели русских кораблей при минимуме шансов намести ущерб неприятелю. И да, скорее всего, при попытке прорыва русские были бы обвинены в нарушении нейтралитета на рейде. Надо произнести, что коммодор Бейли совершенно недвусмысленно довел до Всеволода Федоровича позицию Англии в данном вопросе – высадку войск он находил внутренним делом японцев и корейцев, в которое не следует вмешиваться третьим державам, но готов был немедленно стрелять в любой корабль, преступивший нейтралитет на рейде.
В этой ситуации у В.Ф. Руднева, в сущности, не оставалось другого выбора, кроме как ждать рассвета, а он принес недобрые новинки. В 08.00 на борт «Варяга» прибыл командир французского крейсера «Паскаль» Виктор-Баптистэн Сенэс, с уведомлением от японского адмирала о начине боевых действий, которое также содержало предложение иностранным кораблям, во избежание недоразумений, покинуть рейд Чемульпо до 16.00. Если до завершения этого срока «Варяг» и «Кореец» не выйдут на прорыв, С. Уриу предполагал атаковать и уничтожить их прямо на рейде.
Подобное решение японского адмирала не оставляло В.Ф. Рудневу другого выбора, как только идти в бой.
Изучив план боевых действий, составленный С. Уриу, мы понимаем, что оставаться на рейде было совсем бессмысленно. В этом случае японцы собирались ввести «Асаму», «Акаси» и «Нийтаку» на фарватер, и, остановившись в нескольких километрах от «Варяга», расстрелять оба русских корабля, как на учениях. Это было тем немало просто, что русские крейсер и канонерская лодка не могли маневрировать на узком рейде, а на расстоянии свыше двух миль панцирь «Асамы» оставалась бы совершенно неуязвимой и для 152-мм пушек «Варяга», и для восьмидюймовок «Корейца». При этом, если бы «Варяг» попытался кинуться на фарватер для сближения с неприятелем, то его встретил отряд миноносцев, сопровождавший японские крейсера – очевидно, им не составило бы особого труда подорвать крейсер, какой к этому времени был бы уже изрядно поврежден артиллерийским огнем.
Но С. Уриу мог и вовсе не ввязываться в артиллерийский бой, а подождать до темноты, и затем послать на рейд Чемульпо миноносцы. Статистика ночных боев показывает, что немногочисленные корабли, находящиеся на чужом рейде, без прикрытия береговой обороны (особенно значительно было отсутствие стационарных прожекторов) и не имеющие возможность маневрировать, двигаясь при этом хотя бы средним ходом, стали бы легкими мишенями для японских мин (успехи русских моряков в отражении минных атак японцев у Порт-Артура и т.д. обусловлены перечисленными выше факторами). Другими словами, принимая дневной бой на рейде, «Варяг» утрачивал возможности маневра, ничего не приобретая взамен, а шансов пережить ночную минную штурм практически не существовало. Таким образом, оставаться на рейде не было совершенно никакого смысла – следовало выходить и сражаться.
Японская эскадра обладала огромным перевесом в мочах, один только «Асама» был сильнее «Варяга» и «Корейца» вместе взятых, при том что «Варяг», что с канонерской лодкой, что без нее не имел преимущества в скорости. Таким манером, при сколько-то правильных действиях японцев, прорыв в море был невозможен. Анализируя поступки В.Ф. Руднева в бою, можно предположить, что, объявив о том, что крейсер пойдет на прорыв, командир «Варяга» зачислил решение не предпринимать «попытку прорыва любой ценой», а вступить в бой и далее действовать по обстоятельствам, имея основной целью миновать в открытое море мимо японской эскадры, а в случае невозможности это сделать – нанести максимум ущерба японцам.
В.Ф. Руднев не мог кинуть в Чемульпо канонерскую лодку «Кореец», несмотря на то, что последняя имела скорость всего 13,5 узлов. Не в традициях русского флота было оставлять товарища в подобной ситуации, а кроме того, не необходимо забывать, что две 203-мм пушки канонерской лодки были, по сути, единственным козырем В.Ф. Руднева, тем более, что «Кореец», в отличие от его крейсера уже принимал участие в бою (форты Таку). Вытекало опасаться, что японцы могут перекрыть выход из фарватера у о. Пхальмидо (Йодольми), маневрируя на медленном ходу рядом с островом, и в этом случае, если бы удалось подвести канлодку на довольно близкое расстояние, можно было надеяться причинить японцам изрядные повреждения. Собственно говоря, если в руках русских и было какое-то оружие, которое давало хотя бы тень шанса заставить японцев отступить, дав выход с фарватера (если бы они его перегородили), то это были восьмидюймовки «Корейца».
«Варяг» и «Кореец» покинули рейд и вступили в бой. В.Ф. Руднев вел свои корабли небольшим ходом, что сегодня многие ставят ему в вину, (мол, с такой скоростью на прорыв не идут!), но благодаря этому командир «Варяга» гарантировал себе серьезные тактические преимущества. Во-первых, он прикрылся о. Пхальмидо (Йодольми) от основных сил японской эскадры, так что на протяжении первой четверти часа бой, по сути, свелся к единоборству «Асамы» и «Варяга». Во-вторых, не дав сосредоточить огонь на своих кораблях, он вывел к острову «Корейца», где его восьмидюймовые начали доставать до неприятеля. И, в-третьих, идя с небольшой скоростью, он обеспечил «режим максимального благоприятствования» своим комендорам, потому что до русско-японкой войны артиллерийские учения проводились обыкновенно на 9-11 узлах.
Как ни странно, выход русских стационеров застал японцев врасплох, но те в считанные минуты снялись с якоря и вступили в бой. По плану крейсера С. Уриу, поделившись на 3 отряда, должны были рассредоточиться по акватории в сторону Восточного канала и, тем самым, создать эшелонированную оборону от прорыва в этом курсе – при этом (по всей видимости) предполагалось, что «Асама», маневрируя у о Пхальмидо (Йодольми) не пропустит «Варяг» к западному каналу. Однако небольшой ход «Варяга» сыграл злую шутку с японцами – они чрезмерно оттянулись к Восточному каналу, открывая проход к Западному каналу, и В.Ф. Руднев, по всей видимости, попытался этим воспользоваться. Миновав траверз острова, он повернул вправо – не то, чтобы данный маневр давал ему реальные шансы на прорыв, но японцам, для того, чтобы перехватить «Варяг», пришлось бы шагать на перехват, створясь и мешая друг-другу, при этом часть их кораблей могла бы стрелять только из носовых орудий, в то время как «Варяг» мог им отвечать орудиями неповрежденного, до того поре не участвовавшего в бою правого борта.
Однако именно тут вмешался несчастливый случай, скомкавший планы русского командира. Мы, к сожалению, уже никогда не разузнаем, что же именно там произошло в действительности. Со слов В.Ф. Руднева, японский снаряд перебил трубу, где проходили рулевые приводы, но, японцы, исследовавшие крейсер во время его подъема, утверждали, что приводы были в полном порядке. Мы же представили две версии происходящего. Возможно, крейсер подлинно получил повреждения, но не рулевых приводов, а рулевой колонки, установленной в боевой рубке корабля, или же такое повреждение получила труба, ведущая от кормчих колонок в центральный пост, откуда, собственно, осуществлялось рулевое управление. То есть крейсер утратил способность управляться из рубки, желая рулевые приводы и не были повреждены – это не противоречит японским данным. Согласно второй версии, рулевое управление из рубки оставалось неповрежденным, но из-за порвавшегося снаряда, убившего несколько матросов и ранившего рулевого и командира крейсера, на короткое время управление «Варягом» было утрачено, в то пора как руль был повернут для поворота вправо.
Как бы то ни было, но в результате, по независящим от В.Ф. Руднева причинам, его крейсер вместо того, чтобы поворотить вправо и пойти на прорыв в сторону Западного канала, развернулся едва не на 180 град. и пошел прямо в о. Пхальмидо (Йодольми). Версия ревизионистов о том, что этот разворот был совершен в результате осмысленного решения командира «Варяга» для того, чтобы как можно скорее выйти из боя, не выдерживает никакой критики. Разворот вправо приводил «Варяг» в прямую близость к острову. Крейсер шел с относительно малой скоростью по течению, а разворачивался против течения – с учетом неизбежной потери скорости при развороте по мере его завершения скорость корабля упадала до 2-4 узлов, при этом течение сносило его на камни о. Пхальмидо (Йодольми).
Иными словами, разворот вправо мало того, что превращал «Варяг» в «сидячую утку», утерявший ход корабль ввиду неприятеля, облегчая японцам ведение огня по крейсеру, так еще и создавал аварийную ситуацию буквально на ровном пункте. Подобный маневр противоречил азам науки кораблевождения и немыслимо, чтобы капитан 1-го ранга мог допустить подобную ошибку. Если бы В.Ф. Руднев подлинно собирался выйти из боя, он развернулся бы влево – подобный маневр не только разрывал дистанцию с поворачивающим на сближение «Асамой», но и исключал возможность посадки на камни у о. Пхальмидо (Йодольми). Ссылки на то, что В.Ф. Руднев якобы запаниковал, совсем бессмысленны – когда человек поддается панике, он бежит от неприятеля (поворот влево) а не поворачивает в сторону вражеского крейсера.
Собственно сообщая, именно кратковременная потеря управления крейсером «Варяг» (вне зависимости от причин ее вызвавших) и поставила точку в попытке прорыва, потому что в это пора корабль оказался почти без хода под сосредоточенным огнем японских крейсеров, вызвавших сильный пожар на корме, а главное, вящую пробоину у ватерлинии, через которую затопило одну из кочегарок «Варяга». Крейсер получил крен порядка 10 градусов на левый борт (желая трудно установить, в какой момент он достиг максимального значения, но тот факт, что корабль кренится, и достаточно быстро, был, конечно, приметен), и все это послужило причиной для В.Ф. Руднева уйти за о. Пхальмидо (Йодольми) для того, чтобы оценить повреждения, а они были таковы, что кораблю пришлось перебить бой и отступить на рейд Чемульпо. Вопреки распространенному мнению, «Варяг» вовсе не бежал на рейд на 20 узлах – его скорость лишь ненамного превосходила ту, с какой он шел на прорыв и, по всей видимости, не составляла даже 17 узлов, которые он мог развить без опасности выхода механизмов из строя.
В сути, можно говорить о том, что за первые четверть часа крейсер почти не понес ущерба (за исключением убитых и раненых осколками членов экипажа), но затем, в последующие 15 минут, с 12.00 до 12.15 по русскому поре, корабль получил практически все доставшиеся ему в том бою прямые попадания, в результате чего крейсер оказался совершенно выведен из строя.
Итого в корпус, трубы и рангоут крейсера попало 11 снарядов, по другим японским данным – 14, но, по мнению автора, первая цифра немало реалистичнее. Вроде бы не так много – однако не следует забывать, что попадание попаданию рознь, и что в бою 27 января 1904 г. «Варяг» утерял убитыми и смертельно ранеными больше, чем экипажи «Олега» и «Авроры» вместе взятые, за все время Цусимского сражения. С учетом ранее обрисованных повреждений и того, что крейсер потерял 45% людей на верхней палубе убитыми и серьезно раненными (а этот факт подтверждается, в том числе, английским доктором, оказывавшим помощь раненным «Варяга» непосредственно на борту крейсера), корабль, безусловно, утратил боеспособность.
Сам же «Варяг» в бою израсходовал не немало 160 снарядов калибром 152-мм и порядка 50 – 75-мм. Основываясь на статистике результативности стрельбы русских кораблей в бою при Шантунге, подобный расход снарядов мог обеспечить не более одного попадания снаряда калибром 152-мм в японские корабли. Было ли оно достигнуто или нет – проблема дискуссионный, так как в случае, если данное попадание не произвело каких-либо разрушений (например, рикошетировав от бронеплиты «Асамы»), японцы могли и не отбить его в рапортах. Официально японцы отрицают наличие повреждений своих кораблей или жертв среди их экипажей, и, хотя имеются косвенные подтверждения, что это не так, они не настолько значимы, чтобы можно было уличить японских историков во лжи.
Решение В.Ф. Руднева уничтожить крейсер было верным. Ретроспективно мы понимаем, что лучше всего его было взорвать, но у командира «Варяга» были весомые резоны не делать этого (эвакуация раненых, нужда отводить крейсер в сторону от стационаров в условиях цейтнота по времени, так как ожидался обещанный С. Уриу приход его эскадры на рейд и т.д.). С учетом той информации, какой располагал В.Ф. Руднев, решение затопить «Варяг» можно оценивать как правильное.
Как известно, рапорты и воспоминания В.Ф. Руднева о бое 27 января 1904 г. кормят множество неточностей. Тем не менее, основные из них вполне объяснимы. Так, сведения о тотальном выходе из строя орудий «Варяга» вроде бы опровергаются тем, что японцы впоследствии сочли все 12 152-мм орудий пригодными и передали их в свои арсеналы, но на самом деле повреждения могли иметь не сами орудия, а их станки, причем не боевые, а эксплуатационные, связанные с недостачами конструкции (проблемы подъемных дуг, и выкрашивающиеся зубцы подъемных механизмов) – такие повреждения японцы не указывали. Орудийные установки могли владеть мелкие повреждения (к примеру – заклинивание), легко устраняемые на артиллерийском заводе, но делающие невозможным ведение огня в боевой обстановке.
Рослый расход снарядов (1 105 ед.), по всей видимости угодил в рапорты В.Ф. Руднева из вахтенного журнала, куда этот расход угодил за подписью лейтенанта Е. Беренса и является результатом счетной ошибки: расход снарядов скорее всего был посчитан как разница между фактически оставшимися снарядами в погребах и их штатным числом, а так считать было нельзя – крейсер расходовал боеприпасы на стрельбах еще до прихода в Чемульпо, часть боеприпасов была подана на верхнюю палубу, но не «истрачена» по японцам и т.д.
В.Ф. Руднев показал сверхвысокие потери японцев, но оговорил, что в оценке повреждений противника руководствовался сведениями из вторых рук, что вполне приемлемо непосредственно после боя (рапорт Наместнику). Что же до немало позднего рапорта Управляющему Морским министерством, равно как и мемуаров командира «Варяга», то во время их написания совершенно отсутствовали достоверные эти о японских потерях – отечественные источники еще не были написаны (не говоря уже об издании), а в иностранных приводились самые полярные точки зрения, от целого отсутствия потерь и вплоть до гибели «Асамы». Неудивительно, что этих условиях В.Ф. Руднев просто повторил данные первого рапорта. Кроме того, невозможно отметать возможность, что, даже если бы он откуда-то точно узнал об отсутствии японских потерь, ему просто запретили публиковать уточненные эти о потерях (как, например, это произошло с Вл. Семеновым, сражавшимся на 1-ой и 2-ой Тихоокеанских эскадрах, которому запретили публикации на тему Цусимского сражения до завершения труды исторической комиссии).
Много говорилось о неких договоренностях между командирами «Варяга» и «Корейца» с целью приукрасить рапорты о бое, однако сопоставление этих рапортов целиком опровергает такую точку зрения. Дело в том, что одни и те же (причем – ключевые!) события боя 27 января 1904 г. В.Ф. Руднев и Г.П. Белов излагали весьма по-разному, что вполне объяснимо обычными разночтениями в свидетельствах очевидцев, но которые совершенно необъяснимы, если рассматривать версию о предварительном сделке командиров.
Ревизионисты утверждают, что В.Ф. Руднев сознательно лгал в рапорте о повреждении рулевых приводов, и сделано это было для того, чтобы обосновать ранний выход из боя. На самом деле существует вполне разумное объяснение, что это не ложь, а ошибка, и что на самом деле повреждения имела либо рулевая колонка, либо же передача этих от нее в центральный пост. Но даже если предположить, что В.Ф. Руднев все-таки лгал, то наиболее вероятной причиной его обмана, скорее итого, является вовсе не стремление выйти из боя, а желание оправдать неудачный разворот «Варяга» у о. Пхальмидо (Йодольми) техническими причинами. Как мы уже сообщали выше, В.Ф. Руднев явно не планировал и не приказывал делать этого разворота, и если этот маневр не был следствием повреждения рулей, то он мог случиться только по причине временной утраты управления, когда командир «Варяга» получил удар осколком в голову. Однако этот разворот привел к созданию аварийной ситуации, потере скорости и получению критических повреждений, исключающих дальнейший прорыв, и В.Ф. Руднев мог опасаться роли «козла отпущения» за все это.
Вот, собственно, и все.
Завершая наш, едва-едва не ставший бесконечным цикл, мы можем констатировать, что Всеволод Федорович Руднев на посту командира крейсера показал себя в высшей степени достойно. Зачислив технически неисправный, не вылезающий из ремонтов корабль, он предпринял большие усилия, чтобы подготовить его экипаж «к походу и бою», и, если не добился в этом большенного успеха, то лишь потому, что эта задача не имела решения в принципе – стоя у стенки на ремонте или во время смотра Наместника, корабль к брани не подготовить. Прибыв в Чемульпо, в условиях нехватки информации, В.Ф. Руднев принимал разумные и взвешенные решения: он до последнего момента вытекал букве и духу полученных им приказов и не провоцировал японцев, но, когда стало известно об объявлении войны, действовал решительно и храбро.
Выход «Варяга» и «Корейца» на бой с японской эскадрой в составе (по факту) шести крейсеров и трех миноносцев следует считать геройским деянием, прославившем командиров и экипажи русских кораблей. Действия В.Ф. Руднева в бою следует признать тактически грамотными. «Варяг» воевал до полного исчерпания возможностей к прорыву: нас не должен вводить в заблуждение тот факт, что корабль исчерпал эти возможности всего через 30 минут после основы боя и через четверть часа после того, как в него попал первый снаряд. В этом нет вины командира или экипажа, потому что крейсер, не имевший бортовой панцири и броневой защиты артиллерии, был крайне уязвим к воздействию фугасных лиддитных снарядов и не мог выдерживать обстрел ими сколько-то продолжительное пора.
Возможно, подвиг «Варяга» кому-то режет глаз своей… скажем так, незаконченностью. Действительно, миноносец «Стерегущий», броненосный крейсер «Рюрик», броненосец береговой обороны «Адмирал Ушаков», флагманский броненосец 2-ой Тихоокеанской эскадры «Князь Суворов» воевали до последнего снаряда и погибли в бою, а вот «Варяг» не погиб. Но нужно понимать, что ни один командир не обречет свой экипаж на бессмысленную крах, если есть возможность избежать ее без ущерба для чести. Иными словами, у Всеволода Федоровича Руднева был нейтральный порт, куда он мог отступить после того, как его крейсер утратил боеспособность, а у командиров иных вышеперечисленных русских кораблей такого порта под рукой не оказалось.
Командир и экипаж «Варяга», вне всяких сомнений, совершили воинский подвиг, и этот подвиг потребовал большой резонанс и восхищение в России и в мире. Он стал, если можно так выразиться, «визитной карточкой» Российского императорского флота в ту брань – и можно только сожалеть, что многие другие, куда более яркие деяния русских моряков оказались как бы «в тени» варяжского. Ведь не доводится сомневаться, что на долю моряков того же броненосного крейсера «Рюрик» выпало куда более страшное испытание – они вели бой на протяжении пяти с половиной часов с превосходящими мочами неприятеля без надежды на победу, потеряв одними только убитыми и умершими впоследствии от ран свыше 200 человек. Тем не менее, массовых награждений и чествований его экипажа не было, и о подвиге «Рюрика» ведают лишь те, кому небезразлична история флота, в то время как о подвиге «Варяга» знает (по крайней мере, знал во времена СССР) утилитарны каждый.
Это, разумеется, несправедливо по отношению к многим незаслуженно забытым героям русско-японской войны. Но такая несправедливость не может предназначаться оправданием для того, чтобы принижать доблесть командира и экипажа «Варяга» — они в полной мере заслужили свои лавры. Для того, чтобы восстановить историческую правда, нам следует не развенчивать подвиг «Варяга», а воздать должное другим героям этой, несчастливой для русского оружия, войны.
На этом наш рассказ о крейсере «Варяг» и бое 27 января 1904 г. завершается. Автор выражает свою бездонное уважение и благодарность читателям, чей интерес к теме не угасал на протяжении полугода, в течение которого выкладывался данный цикл. Раздельно хотелось бы поблагодарить всех, кто своими комментариями, вопросами и аргументированными возражениями помог работе над данными материалами и сделал ее немало интересной и полной, чем она могла бы быть.
Спасибо за внимание!
Список литературы
1. А.В. Полутов. «Десантная операция японской армии и флота в феврале 1904 г. в Инчхоне».
2. Вахтенный журнал крейсера 1-го ранга «Варяг»
3. Вахтенный журнал мореходной канонерской ладьи «Кореец»
4. В. Катаев. «Кореец в лучах славы «Варяга». Все о легендарной канонерской лодке».
5. В. Катаев «Крейсер «Варяг». Легенда российского флота».
6. В.Ю. Грибовский. Российский флот Негромкого океана. 1898-1905. История создания и гибели.
7. М. Кинай. «Русско-японская война: Официальные донесения японских главнокомандующих сухопутных и морских армий».
8. Описание военных действий на море в 37-38 гг. Мейдзи / Морской Генеральный штаб в Токио. Т.1.
9. Отчет британского военно-морского атташе о бое в Чемульпо. Флотомастер 2004-01.
10. Р.М. Мельников. Крейсер «Варяг» (издания 1975 г и 1983 г.).
11. Русско-японская брань 1904-1905 г. Книга первая. Действия флота на южном театре от начала войны до перерыва сообщений с Порт-Артуром.
12. Русско-японская брань 1904-1905 г. Действия флота. Документы. Отдел III. 1-ая Тихоокеанская эскадра. Книга первая. Действия на Южном морском арене войны. Выпуск 1-1. Период командования флотом вице-адмирала Старка.
13. Т. Остин «Уборка и размещение раненных в современном крейсерском сражении (бой крейсера «Варяг»). Флотомастер 2004-01.
14. Хирургическое и медицинское описание морской брани между Японией и Россией. — Медицинское Бюро морского департамента в Токио.
15. F.A. McKenzie «From Tokyo to Tiflis: Uncensored Letters from the War»
16. THE RUSSO-JAPANESE WAR. 1904-1905. Reports from naval attachés.
А также материалы сайтов http://tsushima.su и http://wunderwaffe.narod.ru и многое, многое иное.
