Смогут ли староверы повлиять на жизнь современной России?5 декабря – день рождения знаменитого протопопа Аввакума, празднование 400-летнего юбилея какого в этом году поддержано президентом. О значимости фигуры протопопа Аввакума в современной жизни – наш разговор с главой Всемирного альянса староверов Леонидом Севастьяновым.
Литография из собрания Государственного исторического музея: боярыня Морозова посещает в тюрьме протопопа Аввакума. Фото: РИА Новинки
Протопоп Аввакум – всем известное имя. Он канонизирован в старообрядческой церкви как исповедник веры, пострадавший за “древлее благочестие”. Кажется, он, как никто, постигнут русской культурой и со всей возможной мощью встроен в нее. Он классик древнерусской литературы, его изучают в университетах. Академик Александр Панченко – человек степени Дмитрия Лихачева – посвятил ему изумительные статьи, одна из них называлась “Аввакум как новатор”. Его изучали западные слависты, такие, как Пьер Паскаль. Кушать приношения его имени и от массовой культуры – Досталь снял о нем сериал “Раскол”, широко показанный по ТВ. Великолепно вписанный в культуру, он хоть как-то вписан в сегодняшнюю повестку – социальную, идейную? Не вспоминаем ли мы при имени Аввакум лишь два перста фанатичной боярыни Морозовой с картины Сурикова? И не испытываем ли тайной неловкости за упертость русской думы в мертвый буквализм?
Леонид Севастьянов: “Древлее благочестие” протопопа Аввакума – это не два перста и не сугубая аллилуйя. Они – лишь символы того, что он проповедовал.
Для староверов протопоп Аввакум, конечно, фигура не столько культурная, сколько идейная. Для нас он символ альтернативного видения устройства жизни тогдашней России – Московского царства. Неабсолютистская, докрепостническая, нерекрутская край – избираемый царь, соборность, купец важнее военного. Так было в годуновской России, оставшейся для поколения Аввакума эталоном.
Но вообще-то Годунов как идеал правды и благоденствия – это смело. А “мальчики кровавые в глазах”, и царство развалилось, и Смутное время в итоге.
Леонид Севастьянов: Староверы находят, что это специальная дискредитация времен Годунова, своего рода исторический антипиар.
Старообрядцы не сводят годуновское время к последним пяти кризисным годам его царствования, но глядят на два десятилетия его присутствия рядом с властью.
Голод последних лет его правления у нас объясняется конфликтом с боярами, которые не слушались его распоряжений торговать зерно, боясь, что длившиеся несколько лет жестокие зимы продолжатся. Староверы обычно убеждены и в неучастии Годунова в убийстве малютку Димитрия, для них смерть последнего – случайность.
Для староверов время Годунова – “золотой век” в истории России. Причем в чем-то и буквально – золото лилось рекой, даже решетки на других домах были золотыми. Купечество процветало, церковь, патриаршество установили. Расцвет гимнографии. Это не то, что романовская модель…
То есть нелюбовь к Романовым у староверов на века?
Леонид Севастьянов: У меня лично ее нет. Но очень многие староверы – это известная вещь – до самой революции не молились за царей Романовых. И эта нелюбовь была не столько эмоциональной, сколько идейной – им представлялось, что романовское устройство России неоптимально и несправедливо. Ну а Петра I – не хочется акцентировать, но из песни слова не выкинешь – староверы и вовсе находили Антихристом. И это была не просто фигура речи.
Боюсь, что с годуновскими идеалами мы так бы и остались в пределах Московского царства. А Петр I отвоевал России выходы к Балтийскому морю, утерянные в результате “счастливых” годуновских времен.
Леонид Севастьянов: Ну, конечно, это идеализация. Как после прихода к власти большевиков многие сделались идеализировать “белое движение” и жизнь в царской России.
Посмотрите телеканал “Спас” – там очень заметна идеализация дореволюционной России. Достоверно так же староверы мифологизируют, идеализируют доромановскую страну.
Смена династий была сменой парадигм. Революционной, кстати. И староверы дали на нее реакцию: позиционировали модель Годунова как идеальную для России – соборность, выборность…
Во-первых, первого царя Романова тоже избрали. А во-вторых, смешно противопоставлять абсолютизм XVIII века “демократиям” XVI. Абсолютизм – историческая фаза, которую нельзя было миновать в жанре “демократичного” московского царства, если не относиться к истории в стиле колумнистов Яндекс.дзена.
Леонид Севастьянов: Да, но староверы до сих пор неизменны в своем управлении модели выборности. Священников выбирают. У каждого члена общины – голос. Женщина имеет равный голос с епископом. Староверы кодифицировали и пронесли через века некую идеальную модель устройства жизни. Как “белая Россия”, Россия исхода пронесла сквозь век свои идеалы и ценности: монархия, царь-батюшка…
Часто очевидно не годящиеся для современной жизни.
Леонид Севастьянов: Однако что-то значительное, передающееся от отца к сыну, в себе содержащие. Не забывайте, что люди уходили “за это” в леса и на горы. За нечто радикально другое… А что дало тому же протопопу Аввакуму возможность мобилизовать все мочи так, чтобы 20 лет отсидеть в яме и не сломаться?
Собственная личность максималиста и правдоруба, христианские ценности и буква веры.
Леонид Севастьянов: А я нахожу, что время породило его. И он лишь самый пассионарный выразитель некоей альтернативной идеологии русской жизни. Россия “древлего благочестия” и реальная Россия – романовская и переменившая ее Советская – это как “белые” и “красные”. Нет ведь согласия между ними до сих пор. Как нет полного примирения между сторонами Гражданской войны в Америке. Альтернативная Россия Аввакума – это, может быть, какой-то “третий линия”.
К некоторому согласию с вами меня склоняют слова академика Пиотровского, отозвавшегося на первую, вызвавшую общий фурор выставку “История России, Романовы”: примечательно, но на альтернативные, несостоявшиеся пути лучше смотреть не как на глупость, а как на шанс чего-то другого.
Леонид Севастьянов: Доказательством того, что староверская модель существования – это “что-то другое”, может быть успех купцов-старообрядцев, которым принадлежало 70 процентов капитала.
Это не подтверждено серьезной статистикой.
Леонид Севастьянов: А имена? Рябушинские, Кузнецовы, Пуговкины, Солдатенковы, Алексеевы, Мамонтовы.
Да, имена ослепительные.
Леонид Севастьянов: Именно старообрядцы, становясь зажиточными, вписали идею капитализма в русские ценности. Думаю, что они становились, сообщая современным языком, “успешными людьми”, потому что их старообрядческие представления о жизни задавали им свободу, чувство собственной значимости, без особого ража к подчинению и заглядыванию в рот начальнику. Когда индивидуальный розыск авторитетнее приказа, это конкурентное преимущество.
Протопоп Аввакум стоял на позиции, что на Руси есть все достаточные основания – дух, культура, эксперимент, чтобы держаться своего.
Леонид Севастьянов: И не искать одобрения у греков и латинян.
Ну это, конечно, было чревато и опасной изолированностью края. Тема самодостаточности русского опыта в старообрядческом изводе интересна, но не в моде. Писатель Александр Архангельский, например, считает, что о обожателях русского современная интеллигенция чаще всего думает, как о дураках.
Леонид Севастьянов: Это демонизация русского, над этим постарались еще большевики, собственно, начав ее. В ответ я произнесу, что без этого мы обречены быть обезьянами Запада.
Желание подражать другой культуре в ущерб своей не может принести вящие результаты. Подражатель неконкурентоспособен.
Я связан с культурными проектами на Западе и знаю, как там нужна твоя аутентичность, добавочное знание, свежий, несходный голос. А подражание и высмеивание русского превращает нас в производителей всего вторичного.
Последний царь из рода Романовых начал политику скидки по отношению к староверам, и они, выйдя на сцену, оказали огромное влияние на культуру – на весь Серебряный век. Богатые вчерашние старообрядцы меценатствовали всему – от оперы до живописи.
Леонид Севастьянов: …и литературы. Максим Горестный жил на иждивении Саввы Морозова. Да что Максим Горький, Морозов спонсировал “Искру”. Мамонтов поддерживал Врубеля. У покупавшего Матисса Щукина – старообрядческие корни. По-моему, это все случилось потому, что у торговец старой веры нажива не была главной мотивацией. Их дело было аскетическим.
Сразу вспоминаешь, что писал об аскезе первых капиталистов Макс Вебер в своей знаменитой труду “Протестантская этика и дух капитализма”.
Леонид Севастьянов: Староверам трудно согласиться с тем, что капитализм – изобретение протестантов. Старообрядческая идеология являет нам капитализм как извечно русское явление. Константин Станиславский (Алексеев), например, из староверов. Можно пойти на улицу Солженицына и увидеть, что жилой дом Алексеевых стоит рядышком с фабрикой как ее неотделимая часть. Не было вот этого: тут рабочие – быдло, а я живу на Рублевке.
Какие толчки энергии, влияющие на цивилизацию или бизнес-развитие, идут от старообрядцев сейчас?
Леонид Севастьянов: Я стараюсь помогать интересным, развивающим Россию инициативам. Как меценат занимаюсь русской оперой, классической музыкой, хореографией, кино, документальным кино, выставками. Это работа не дореволюционного масштаба (ресурсы ограничены), но я надеюсь, что и другие современные бизнесмены припомнят о своих старообрядческих корнях и начнут вести себя более нравственно. То есть смотреть на деньги как на механизм благоустройства вселенной.
Конечно, наше влияние сегодня не очень заметно, но, по-моему, даже при одном проценте влияния надо сеять лучшее и надеяться на цветущие поля великодушных культур в будущем.
Общество Религия Общество История
