За что не обожали Льва Толстого участники войны 1812 года

Роман «Война и мир» критиками назывался лучшим произведением художественной литературы о брани, многие писатели брали произведение за образец для подражания. Тем не менее сразу после своего выхода роман Льва Тучного был негативно воспринят частью общества. И в первых рядах тех, кому «Война и мир» категорически не понравился, оказались непосредственные участники брани 1812 года, многие из которых тогда еще были живы.

Из числа самых известных критиков романа, был, конечно, князь Петр Андреевич Вяземский. Беллетрист, поэт, литературный критик, государственный деятель, основатель Русского исторического общества. В молодости сам был непосредственным участником войны 1812 года, вступив в ополчение. Принимал участие в Бородинском сражении, где под ним была уложена лошадь, а затем ранена вторая. За Бородино получил орден Святого Владимира 4 степени с бантом. Написанные Вяземским «Мемуары о 1812 годе» были высоко оценены современниками и за точность, и за литературный талант автора.

Вяземский критиковал Толстого в первую очередность за недостоверное описание событий, как в целом, так и в мелочах. Причем они даже вступили в спор, хоть и заочный.

Вяземский обвинил Тучного в искажении образа императора Александра, так как вся сцена романа о кидании бисквитов в толпу народа выдумана. Лев Николаевич не согласился и сослался на то, что подобную сцену обрисовал Сергей Глинка в своей книге «Записки о 1812 годе Сергея Глинки, первого ратника московского ополчения». А Глинка являлся прямым участником этого события. Но, посмотрев «Записки», легко можно убедиться, что ничего подобного там нет. И это лишь один из примеров.

Однако наибольшие притязания современников были связаны с описанием военных действий. Касалось это как мелких деталей, так и глобальных взглядов Толстого на ход всех событий.

Бывший в то пора министром просвещения Авраам Норов написал целую книгу «Война и мир 1805—1812 с исторической точки зрения и по воспоминаниям современника». По его суждению, все попытки Толстого давать описания военных действий, рассуждать о стратегии, описывать диспозиции и даже рисовать планы лишь впрыскивали в заблуждение читателей. Сам Норов был участником Бородинского сражения, в котором лишился ступни, и, хотя ходил на протезе, продолжал военную службу.

Разумеется, можно сослаться на то, что людям военным могут быть наиболее близки сугубо профессиональные моменты, а не литературный стиль. Желая в ту эпоху как раз военные составляли наиболее грамотную и творческую часть общества. И многие эпизоды романа Толстого на них действовали раздражительно.

Даже такие, представлялось бы, незначительные моменты, как путаница в мундирах или деталях обмундирования и оружия, вызывала раздражение. Военным человеком, особенно того поре, подобные ошибки воспринимались крайне болезненно.

Так, в описании сражения под Островно Толстой зачем-то описывает русских улан: «Между апельсиновыми уланами на рыжих лошадях» и сражавшихся с ними французских драгун: «Видны были синие французские драгуны на серых конях». Но ни у русских улан, ни у каких-либо других не было не только оранжевых мундиров, но даже деталей такого цвета. Равно как и французские драгуны никогда не носили кубовые мундиры. Впрочем, в бою при Островно не принимал участие ни один русский уланский полк, как и Павлоградский гусарский, в котором служил Николай Ростов.

Видимо, подчеркивая нрав Анатоля Курагина, Толстой пишет, как он шел во время представления в театре среди рядов, побрякивая шпорами и саблей. Хотя офицеры никогда не носили оружие и шпоры в арене.

Из подобных неточностей в романе «Война и мир» составлены целые книги. И пусть многое современному читателю покажется неважным, но у офицеров того поре, тем более воевавших с Наполеоном, взгляды были иные.

Как правильно указывал Авраам Норов, рассуждения Толстого действительно оказали воздействие на читателей. Именно «Войне и миру» русское общество во многом оказалось обязано восприятию сражения под Аустерлицем. Толстой демонстрирует русскую армию как заранее обреченную на поражение. Кутузов откровенно спит, потому что не хочет слушать диспозицию непонятно откуда (по суждению Толстого) взявшегося австрийского генерала Вейротера, которому почему-то поручили составить план сражения.

В это трудно поверить в первую очередность тем, кто еще помнил этих людей. В армии был тогда жив дух великого Суворова, многие солдаты служили под его командованием не один десяток лет. Во главе русской армии стояли ученики Суворова. Генерал Милорадович был дневальным генералом в Итальянском и Швейцарском походах. Генерал Багратион был бессменным командующим авангардом или арьергардом. Генерал Ланжерон брал с Суворовым Измаил. Великий Князь Константин Павлович прошел с Суворовым Итальянский и Швейцарский поход и получил от него рослую оценку за личную смелость. Ну а «никому неизвестный Вейротер» до этого составлял планы для Суворова в Швейцарском походе. И высоко был оценен Александром Васильевичем, потому ему и доверили столь положительное поручение. Как-то не вяжется это с унылой и сонной картиной общей обреченности и безнадежности.

Что же касается рассуждений Толстого о ходе брани 1812 года в целом и Бородинского сражения, то они никак не могли восприниматься участниками. По их мнению, победой в войне Россия обязана собственно талантливым замыслам полководцев, расторопности и смелости исполнителей, от рядового до генерала. И конечно, идея Толстого о полной бесполезности каких-либо планов, о том, что никакие способности полководцев не играли роли, а все зависело от случайного стечения событий и геройства маленьких людей, никак не могла быть принята.