8 августа 1945 г. в советском посольстве в Токио сжигали негласные документы
Все права на фотографии и текст в данной статье принадлежат их непосредственному автору. Данная фотография свзята из открытого источника Яндекс Картинки

Захватывающие дипломатические коллизии предшествовали объявлению Советским Альянсом войны с Японией и капитуляции последней8 августа 1945 г. в советском посольстве в Токио сжигали секретные документы, коды и шифровальные блокноты. Из середины поступило сообщение о том, что Красная армия начнет боевые действия против Японии утром следующего дня. Шифротелеграмма информировала, что в 17 часов по московскому поре Народный комиссар иностранных дел Вячеслав Молотов объявит японскому послу Наотакэ Сато о вступлении СССР в войну. Советскому послу в Токио Якову Малику было возложено одновременно, то есть в 23 часа по токийскому времени, передать текст советского заявления премьер-министру Кантаро Судзуки.

8 августа 1945 г. в советском посольстве в Токио сжигали негласные документы

Брань с Японией – ее называют "Августовской бурей" – во многом стала неожиданностью для советских дипломатов.

Совершенно секретная тема

Да, их не устанавливали в известность о подготовке к войне, о соглашении, принятом на Крымской конференции еще шесть месяцев назад. В переписке с Москвой об этом ни слова: обсуждаются кадровые проблемы, в том числе замена "нерадивого" повара, которым недоволен посол; запрашиваются деньги на хозяйственные нужды; всходит проблема бомбоубежища в связи с массированными налетами американской авиации (в депешах посольства эти бомбежки характеризуются как "огненный каток"). Бомбоубежище выстроили японские инженеры и рабочие еще в конце 1944 г.. Но не слишком хорошо. Выяснилось, говорится в донесении в Москву, что оно "не обеспечивает защиту от ровного попадания фугасных бомб даже самого небольшого калибра (100 фунтов)"1. В январе сооружение обрушилось…

В общем, судя по переписке с центром, дипломаты исходили из того, что им еще долго предстоит жить и трудиться в обстановке повышенной опасности.

Не необходимо объяснять, почему подготовка к войне велась в строжайшем секрете. Удар следовало нанести внезапный, застать противника врасплох, чтобы в считаные дни разгромить его в Маньчжурии, Корее, на Сахалине и Курилах.

Весной-летом 1945 г. поза для Японии сложилось критическое. Пришлось оставить Бирму, Филиппины, Гуам. Но возможности для сопротивления оставались. Предполагалось измотать янки и англичан, навязать им затяжную войну, вынудить сесть за стол переговоров и решить дело миром. СССР мог на корню сломать подобные планы, и Токио убеждал Москву соблюдать пакт о нейтралитете, заключенный 13 апреля 1941 г.. Он обязывал сторонки "поддерживать мирные и дружественные отношения между собой", "взаимно уважать территориальную целостность" и не мешаться в конфликт, если одна из них "станет объектом военных действий со стороны одной или нескольких третьих держав"2.

Между тем сами японцы не выделялись последовательностью.

После нападения Германии на Советский Союз они поддержали союзника, и от прямого вмешательства в конфликт их удержал не пакт, а крах германского блицкрига и яростное сопротивление Красной армии.

8 августа 1945 г. в советском посольстве в Токио сжигали негласные документы

Иосиф Сталин и министр иностранных дел Японии Ёсукэ Мацуоке. Кремль, апрель 1941 г.

Лавирование Ёсукэ Мацуоки

26 июня 1941 г. советский посол Константин Сметанин пришел к министру иноземных дел Японии Ёсукэ Мацуоке, тому самому, который подписывал пакт. Тогда Мацуока признавался Сталину и Молотову в своих дружественных чувствах, на радостях выпил и распевал "Шумел камыш, деревья гнулись". Теперь же уклонился от прямого ответа на проблема, будет ли Япония соблюдать пакт, и "подчеркнул, что основой внешней политики Японии является тройственный пакт, и если натуральная война и пакт о нейтралитете будут находиться в противоречии с этой основой и с тройственным пактом, то пакт о нейтралитете "не будет владеть силы". Сметанин резюмировал, что вся беседа "проходила в сухом тоне со стороны Мацуоки (не то что было недавно)"3.

Сквозь два дня после этого Мацуока "сказал германскому послу Отту, что нет сомнений, что после некоторого времени Япония выступит против СССР". Эту информацию передал в середина советский разведчик Рихард Зорге4. По оценкам посольства, Мацуока занимал "открыто прогитлеровскую позицию на первых этапах советско-германской брани"5.

Сведения о том, что Япония собиралась напасть на СССР, поступали из самых разных источников, например от президента Китая Чан Кайши ("Япония готовится выступить в течение одного месяца против СССР в Сибири"6). В Токио передумали, когда сделалось очевидно, что германское наступление потеряло темп. Но это еще не означало окончательного отказа от нападения.

Во второй половине 1942 г. в Манчьжурию направился генерал Томоюки Ямасита, какого за победы в Юго-Восточной Азии прозвали "Малайским тигром" и "героем Сингапура". Ему поручили стряпать Квантунскую армию к боевым действиям на Дальнем Востоке. "Однако трагедия немцев у Сталинграда, – докладывало посольство, – и разгром японцев у Соломоновых островов отрезвили японцев и они отказались от сумасшедшей затеи – воевать с СССР"7.

1943 г. советские дипломаты наименовали "годом окончательного крушения надежд и планов японского империализма"8. Любопытный штрих. Японские официальные учреждения десятки раз запрашивали для просмотра документальный полнометражный кинофильм "Сталинград". 27 сентября 1943 г. была устроена его демонстрация в Министерстве иностранных дел для 200 сотрудников. Поразительно, что это случилось в годовщину подписания Тройственного пакта, сразу после завершения официальной церемонии по этому поводу. Вдумаемся: отпраздновав свое "сплоченность" с нацистами, японцы бросились в кинозал – смотреть ленту о победе Красной армии!9

8 августа 1945 г. в советском посольстве в Токио сжигали негласные документы

Советский посол в Токио Яков Малик (1906-1980). 1940-е гг.

Глазная заболевание посла Малика

В новых условиях Токио спешно принялся "наводить мосты" с Москвой. В марте 1944 г. подписывалось обоесторонней соглашение о ликвидации японских концессий на Северном Сахалине, и японцы пытались добавить в него "политическое введение", чтобы закрепить пакт о нейтралитете.

Советская сторонка сочла это неприемлемым10.

13 апреля 1944 г. Сато пришел на прием к Молотову, чтобы передать официальные поздравления с третьей годовщиной подписания пакта. Одновременно в Токио министр иноземных дел Мамору Сигемицу устроил ланч с приглашением посла Якова Малика. Однако тому требовалась санкция центра. Чтобы потянуть пора, использовал известный дипломатический прием – сослался на плохое самочувствие: "Г-н Посол весьма благодарен г-ну Министру за его любезное приглашение и упрашивает передать ему, что Посол сейчас страдает острым заболеванием глаз и усиленно лечит их у врача. Поэтому, если примерно к 9 или 10 апреля Посол будет ощущать себя лучше, то в этом случае он будет весьма рад принять приглашение и встретиться с г-ном Министром 13 апреля с.г."11.

Добросердечно из Москвы было получено, Малик ланч посетил, но принципиальных корректив в отношения это не внесло.

В середине февраля 1945 г. состоялась его встреча с генеральным консулом Японии в Харбине Фунао Миякавой, бывшим советником посольства в Москве. Он заверял Малика, что японо-германский военный альянс никогда не был направлен против СССР, что пришла пора покончить с войной на Тихом океане и Советский Союз мог бы выступить в роли миротворца. При этом выражал тревогу в связи с тем, что Москва, мол, попадает под все большее влияние США и Великобритании, и пытался выяснить – о чем же говорилось в Ялте.

Малик отвечал обтекаемо…

8 августа 1945 г. в советском посольстве в Токио сжигали негласные документы

Танковые соединения Алой армии во время перехода через Большой Хинган в августе 1945 года. Фото: РИА Новости

Двойные стандарты японских лидеров

Японцы допускали, что лидеры Большенный тройки о чем-то договорились. Но сохраняли надежды на "понимание" и содействие со стороны Советского Союза. Их внушала и дипломатическая поддержка, оказывавшаяся с советской сторонки японским дипломатам и обыкновенным гражданам. Например, в марте 1944 г. без проволочек выдали визу японскому послу в фашистской Италии для проезда сквозь СССР на родину (чтобы навестить тяжело заболевшую престарелую мать)12.

На помощь СССР рассчитывали весной 1945 г. и японские политики, которые "застряли" в Германии. Из Берлина и прочих немецких городов вывозились целые группы японцев, в том числе в целом составе японская торговая миссия (16 человек во главе с посланником). В Кенигсберге советские военные спасли японского вице-консула Оду и его слугу, а из Болгарии эвакуировали посла и иной дипломатический персонал13, предоставив свободный транзит на родину через территорию СССР.

В апреле 1945 г. посол Сато информировал НКИД о 400 или 500 японских подданных, покинувших Францию и бывших в районе Дрездена. Просил помочь найти и отправить на родину14. Отвечая на просьбу Сато, заместитель наркома Соломон Лозовский с сарказмом замечал, что "если японцы отыщутся в районе Дрездена, то мы не станем держать их у себя три года, как это делали японские власти в отношении советских граждан"15.

"Дрезденских японцев" удалось отыскать и эвакуировать через СССР, а намек Лозовского Сато пришлось "проглотить" – как горькую пилюлю.

В начале Великой Отечественной брани японцы долгое время удерживали экипажи советских кораблей, интернированных в Шанхае, Кантоне (Гуанчжоу) и Гонконге. Не лучшим было обращение с десятками иных советских граждан и даже с дипломатами, которых старались полностью изолировать. Вопиющим случаем стала попытка в мае 1943 г. обвести консульство в Хакодатэ (о. Хоккайдо) высоким забором16. Когда в январе 1942 г. посол Сметанин возвращался домой после завершения командировки, "ему не дали в линии даже стакана воды, а на станции Мукден не предоставили места на очередной поезд, отходящий в Харбин, и он вынужден был в течение нескольких часов ожидать в условиях зимней стужи очередного поезда"17…

После, конечно, все изменилось. К Малику, направлявшемуся после отпуска в Токио, проявлялись "необычная предупредительность и нарочитое подчеркивание почетной любезности". В поезде не было вагона-ресторана, и на станции Нагойя военные предложили угостить его обедом. Советский посол гордо отказался, но совершенно увернуться от угощения все-таки не получилось.

На перроне "пунктуально точно против окна моего купе выстроились три сержанта под руководством лейтенанта". В дланях они держали подносы со всем необходимым для чайной церемонии. Пришлось выпить чай, но, чтобы не чувствовать себя обязанным, Малик подарил сержантам и лейтенанту сто папирос "Казбек". Он их вез из Москвы для министра Сигемицу и иных официальных лиц, которым русский табак пришелся по вкусу18.

Нерукопожатный Токио

В феврале-марте 1945 г. Сато упорно добивался встречи с Молотовым. Однако нарком под различными предлогами не принимал главу миссии. Сато не скрывал, что хочет обсудить сохранение и пролонгацию пакта о нейтралитете. Лозовскому он сообщал, что "был бы счастлив, если бы В.М. Молотов принял его до своего отъезда в Сан-Франциско"19 – на конференцию союзных держав, посвященную созданию ООН. Лозовский вначале отвечал уклончиво: нарком, мол, "обещал вернуться к этому проблеме, как только найдет подходящее время", а позднее вообще перестал обнадеживать посла, указывая на "занятость" Молотова20.

Аудиенция все же состоялась, но лишь 5 апреля, и речь пошла не о "сохранении действия пакта", а о его денонсации. Посол был ошеломлен, присутствовавший при встрече Лозовский отметил: "Для него пришло неожиданностью сообщение советского правительства о денонсации пакта"21.

Вместе с тем формально пакт оставался в силе. Следуя статье III, денонсация означала лишь несогласие от его продления на очередной пятилетний срок. Подобный вывод можно было сделать и из самого текста советского заявления, указывавшего на невозможность продления пакта, а не его аннулирование22: Таким манером, японцы могли рассчитывать на то, что он будет соблюдаться до апреля 1946 г., и Сато именно в этом ключе высказывал свою точку зрения: "пакт о нейтралитете будет хранить свою силу еще в течение целого года" и являться основой "нормальных" и "дружественных" касательств между двумя странами23.

Молотов и Лозовский с Сато не спорили. Иначе японцы с легкостью сложили бы "два и два", сделав вывод о том, что Советский Альянс планирует вступление в войну на Тихом океане.

Токио тщетно пытался побудить советское правительство взять на себя миротворческие функции и условиться с американцами и англичанами о прекращении военных действий на условиях какого-либо компромисса. Однако в Москве не стремились идти на выручку порядку, который нес ответственность за развязывание войны, военные преступления и проводил прогерманский курс.

Даже весной 1945 г. тому были примеры. Официальная японская пресса выражала глубокое сожаление в связи со смертью Адольфа Гитлера. Газета "Ниппон таймс" (советское посольство характеризовало ее как "рупор японского МИД") грянула по этому поводу статьей "Бессмертное влияние фюрера Гитлера". Он превозносился как "величайший апостол просвещенного прогресса", "идеолог концепции новоиспеченного мирового порядка" и "организатор рационального контроля в Европе, который должен был заменить старую эпоху самоубийственного себялюбия и анархии". Крах гитлеризма объявлялся результатом происков "черных сил реакции", то есть Советского Альянса и его партнеров по антигитлеровской коалиции24.

8 августа 1945 г. в советском посольстве в Токио сжигали негласные документы

Подписание акта о капитуляции Японии на борту линкора "Миссури". 2 сентября 1945 г. От имени СССР подписывает генерал-лейтенант Кузьма Деревянко.

Бойкот императору

В июле 1945 г. получило несогласие предложение Токио прислать в Москву с "миротворческой миссией" принца Фумимаро Коноэ. Тогда же Сато передал в Общенародный комиссариат иностранных дел послание императора, в котором объявлялось о стремлении Японии к миру. На советских руководителей оно не произвело должного впечатления, в частности, в связи с конфигурацией этого документа. Молотов заметил, что послание "никак не адресовано". Японскому послу пришлось подтвердить: да, "оно не адресовано особо кому-либо". Как видать, в Токио опасались, что официальная просьба к СССР о содействии могла быть воспринята как нечто унизительное.

18 июля центр информировал советское посольство: "Высказанные в сделанном императором Японии послании соображения имеют всеобщую форму и не содержат каких-либо конкретных предложений". И указывал, что поэтому никакого "определенного ответа" на послание дано быть не может.

Малик прилежно избегал контактов с министром иностранных дел Коки Хиротой, но в отдельных случаях был вынужден соглашаться на встречу. Протокол есть протокол. Впрочем, предложения, какими Хирота пытался "соблазнить" советскую сторону, едва ли могли ее устроить. Главным из них было заключение обоестороннего соглашения "о взаимном поддержании мира в Восточной Азии и ненападении". При этом СССР предлагалось довольствоваться весьма скромными уступками со сторонки Японии – "нейтралитетом" марионеточного государства Маньчжоу-Го и более широкими правами в области рыбной ловли.

Впрочем, Москва могла принудить Токио пойти и на более серьезные шаги, заставив отдать Южный Сахалин и Курильские острова. Японцы могли уплатить высокую цену за мирное посредничество. Однако не в интересах Советского Союза было сохранять режим, длительное время угрожавший его национальной безопасности, и рисковать ухудшением касательств с США и Великобританией (которые и без того развивались по нисходящей). Победоносное участие в Тихоокеанской войне должно было упрочить влияние СССР на Далеком Востоке, распространить его на Китай, Корею, а возможно, и Юго-Восточную Азию.

Несмотря на реакцию Москвы, японцы до последнего сохраняли чаяние на ее мирные "услуги". Незамеченным не осталось то, что Советский Союз не сразу присоединился к Потсдамской декларации США, Великобритании и Китая от 26 июля 1945 г., спрашивавшей от Японии безоговорочной капитуляции. На самом деле это был элементарный расчет: не раскрывать свои карты раньше времени. К декларации СССР примкнул 8 августа – это указывалось в Заявлении советского правительства об объявлении войны25.

8 августа 1945 г. в советском посольстве в Токио сжигали негласные документы

Приглашение Анатолию Родионову на церемонию подписания капитуляции Японии.

Насилие к миру

10 августа император Хирохито заявил, что правительство Японии готово принять условия Потсдамской декларации, но с оговоркой, что "упомянутая Декларация не будет кормить в себе каких-либо требований, ущемляющих прерогативы Его Величества как суверенного правителя". Молотов получил текст этого заявление от Малика, оно также было разболтано в прессе. Затем пригласил к себе послов США и Великобритании (в документах НКИД эта встреча датируется 24 часами 10 августа) и известил о "скептическом" отношении СССР к императорскому заявлению. На вопрос британского посла Кларка Керра о позиции советского правительства Молотов уточнил: "Советское правительство отозвалось японцам продолжением наступления. Это конкретный ответ Советского правительства".

8 августа 1945 г. в советском посольстве в Токио сжигали негласные документы

Дипломатический состав Посольства СССР в Японии, Токио, 9 мая 1945 г. (четвертый справа – Чрезмерный и Полномочный Посол Я.А. Малик, советский военно-морской атташе в Японии А.И. Родионов – третий справа).

Во-первых, СССР исходил из литеры и духа Потсдамской декларации, где говорилось, что "навсегда должны быть устранены власть и влияние тех, кто обманул и ввел в заблуждение народ Японии, принудив его идти по пути всемирных завоеваний". Во-вторых, не собирался прекращать боевые действия, не достигнув всех поставленных стратегических мишеней.

Через 15 минут после начала беседы послу США Авереллу Гарриману доставили телеграмму из Вашингтона, в которой фактически выражалась поддержка позиции Москвы. Янки не устроила оговорка в заявлении императора. В телеграмме подчеркивалось: "С момента капитуляции власть Императора и Японского правительства в касательстве управления государством будет подчинена Верховному командующему союзных держав, который предпримет такие шаги, какие он сочтет необходимым для осуществления условий капитуляции".

Реальная капитуляция императорской Японии последовала 15 августа, а боевые действия Алая армия продолжала до 20 августа.

8 августа 1945 г. в советском посольстве в Токио сжигали негласные документы

Заявление СССР о денонсации советско-японского пакта.

Поздравление дипломатам

С началом войны посольство и все его сотрудники (образцово 40 человек, с семьями) были интернированы. Если персоналу японского посольства в Москве (тоже интернированному) разрешалось вольно выходить в город, покупать продукты и прочие необходимые вещи, то советские дипломаты и технические сотрудники держались фактически взаперти. Японцы обещали снабжать посольство продовольствием, но в течение трех дней ничего не завозили. Продовольствие, которые потом поставлялись, были низкого качества и не всегда годились в пищу26.

Ситуация улучшилась только после 15 августа. Молотов устремил на имя Малика телеграмму: "Горячо поздравляю Вас и всю советскую колонию в Японии с нашей победой над Японией и с достижением полного вселенной для нашей родины и для всех народов".

8 августа 1945 г. в советском посольстве в Токио сжигали негласные документы

Анатолий Родионов (1908-1980), советский военно-морской атташе в Японии.

Официально советско-японские дипломатические взаимоотношения возобновились в 1956 г., после подписания совместной декларации, прекратившей состояние войны между двумя странами.

Публикацию иллюстрируют снимки и документы из личного архива дипломата и офицера Анатолия Ивановича Родионова (19.11.1908 – 06.10.1980), военно-морского атташе в советском посольстве в Японии в 1945 г. Он присутствовал при подписании Акта о капитуляции Японии, в группе советских представителей посетил Нагасаки вскоре после атомной бомбардировки…

Автор выражает бездонную признательность Элеоноре Анатольевне, дочери А.И. Родионова, и его внучке Анне, которые поделились этими материалами с Архивом внешней политики Министерства иноземных дел и ввели их в научный оборот.

1. АВП РФ, ф. 146, оп. 29, п. 27а, д. 22, л. 8.

2. Документы внешней политики 1940 – 22 июня 1941. М., Интернациональные отношения, 1998, с. 565.

3. Документы внешней политики 22 июня 1941 – 1 января 1942. М., Международные отношения, 2000, с. 28-29.

4. Там же, с. 45.

5. АВП РФ, ф. 0146, оп. 28, п. 254, д. 3, л. 513.

6. Документы внешней политики 22 июня 1941 – 1 января 1942, с. 18.

7. АВП РФ, ф. 046, оп. 28, п. 264, д. 3, л. 59.

8. Там же.

9. Там же, л. 70.

10. АВП РФ, ф. 0146, оп. 28, п. 254, д. 4, л. 78.

11. АВП РФ, ф. 0146, оп. 28, п. 254, д. 3, л. 194.

12. Там же, л. 227.

13. АВП РФ, ф. 146, оп. 29, д. 6, п. 269, л. 21, 27.

14. Там же, л. 21.

15. Там же.

16. АВП РФ, ф. 146, оп. 29, д.4, п. 289, л. 14.

17. АВП РФ, ф. 0146, оп. 28, п. 254, д. 3, л. 441.

18. Там же, л. 441-442.

19. АВП РФ, ф. 146, оп. 29, д.4, п. 289, л. 14.

20. Там же, л.10-11, 14.

21. Там же, л. 19.

22. Внешняя политика Советского Альянса в период Отечественной войны. Документы и материалы. М., 1947. Т.3, с. 166.

23. АВП РФ, ф. 146, оп. 29, д. 6, п. 269, л. 19.

24. АВП РФ, ф. 146, оп. 30, д. 13, п. 280, л. 210.

25. Сборник документов (Каирская декларация, Крымское договоренность, Потсдамская декларация, решение Московского совещания и другие документы, связанные с капитуляцией Японии) 1943-1946 гг. М., 1947, с. 27.

26. АВП РФ, ф. 146, оп. 29, д. 6, п. 269, л. 57.

>