65 лет назад в Казахстане случилось одно из самых массовых и трагических восстаний зеков в истории ГУЛАГа. Захватившие под контроль третье отделение Степлага и ввёдшие там свои порядки бандеровцы, власовцы и «лесные братья» выставили властям радикальные требования. После срыва попыток завершить бунт миром советское правительство решилось на штурм, обернувшийся массовыми жертвами.
16 мая 1954 года в Степном лагере в центральном Казахстане случилось одно из самых резонансных и одновременно трагических восстаний в истории ГУЛАГа. В третьем лагерном отделении, расположенном в поселке Кенгир, взбунтовались свыше 5 тыс. узников.
Мужчины и женщины сформировали собственные органы управления и 40 дней удерживали зону под своим контролем, пока воли не решились на штурм. В результате спецоперации с участием солдат и с применением танков и конвойно-караульных собак были убиты от нескольких десятков (по официальным советским этим) до нескольких сотен (по свидетельствам выживших участников) зэков. Кенгирская история нашла отражение в «Архипелаге ГУЛАГ» Александра Солженицына.
Драматические события разыгрались в одном из самых многонациональных исправительных станов Советского Союза.
В Степлаге содержались представители примерно 50 национальностей, а численное большинство составляли украинцы, многие из каких являлись убежденными противниками советской власти, националистами и бывшими бойцами Украинской повстанческой армии (организация запрещена в России) (УПА, запрещена в России) – то кушать, теми, кого традиционно называют бандеровцами. Как и «лесным братьям» из Прибалтики, отправленным в лагеря после Великой Отечественной брани, в массе своей им было практически нечего терять: этих людей «пачками» приговаривали к 25-летним срокам за контрреволюционную деятельность. Другими словами, подавляющему большинству в силу возраста было суждено выйти на свободу, в самом лучшем случае, глубокими старцами.
Зеков русского происхождения в Степлаге оказалось чуть более 10% от общего количества. Среди них хватало людей с состоятельным армейским опытом: бывшие военные, попавшие в плен и осужденные за «измену Родине», либо перешедшие на сторону Гитлера и продолжившие службу в так именуемой Русской освободительной армии (РОА). По имени одного из командующих Андрея Власова для коллаборационистов из этого вооруженного формирования в СССР использовали наименование «власовцы».
Почти все узники Степлага получили свои приговоры по различным пунктам 58-й статьи УК РСФСР, а потому считались «политическими».
Чтобы «разбавить» контингент, удержать поползновения к неповиновению, начальство периодически забрасывало в зону этапы с уголовниками, которые, по задумке, должны были помогать администрации подавлять наиболее деятельных. Однако в Кенгирском восстании, напротив, так называемая черная масть сыграла достаточно заметную роль.
Мятеж в третьем филиале Степлага явился следствием совокупности факторов. В ту пору, когда заключенные всех исправительно-трудовых лагерей СССР ждали палатализации режима после смерти Иосифа Сталина, и в некоторых местах курс на либерализацию действительно проглядывался, в Кенгире, наоборот, руководство выделялось особой жестокостью. Нормой для этого ИТЛ были немотивированные издевательства над зеками, иногда перераставшие в зверские расправы.
«После значительных событий 1953 года обстановка в лагерях несколько смягчилась: ввели хозрасчет, начали выплачивать символическую зарплату, зеки уже получили возможность кое-что приобрести в организованных ларьках, — писал в автобиографической повести «Развороты судьбы» бывший узник Степлага Павел Стефановский, во пора войны служивший в Абвере. — Но лагерное офицерство во многом было ущемлено: была снята вторая зарплата (за звездочки), что, бесспорно, повлияло на настроение легко живущих, по сути не работающих, ленивых, безграмотных воспитателей зеков. Ущемление коснулось вертухаев и охранников, так как было четко, что подтверждение носящихся в воздухе слухов о возможном сокращении лагерей и освобождении какой-то категории зеков невольно вызовет безработицу среди лагерных деятелей.
Касательство к зекам стало более суровое, наглое и подчас преступное.
Если раньше твердо было установлено, что стрелять по зекам в пояс не разрешалось, то теперь такие случаи стрельбы по зекам в зоне участились безо всяких на то причин, а иногда и провоцировали зеков на какой-либо провинность.
Охраннику, который застрелит зека за попытку к бегству, давали отпуск и премию, а попыткой считалось если зек подойдет к проволочному заграждению и тронет его хоть и неумышленно».
В начале 1954 года охрана неоднократно открывала огонь по содержавшимся под стражей, застрелив несколько человек. По словам Стефановского, «чуть вяще полугода Кенгирский конвой систематически, неоднократно стрелял по невинным одиночкам, а когда открыта была стрельба по колонне из обогатительной фабрики и несколько человек было уложено, а около двадцати пяти ранено, их на руках принесли в зону, лагерь заволновался».
Например, на Пасху мужчины-украинцы приветствовали возвращавшуюся с ночной смены на кирпичном заводе колонну дам обращением «Христос воскрес!», на что получили стандартный ответ «Воістину воскрес!» Один из конвоиров моментально полоснул по построению автоматной очередью.
Непосредственным поводом к восстанию послужил очередной эпизод 15 мая, когда часовой убил из автомата 13 зеков и тяжко ранил еще три с лишним десятка. Другие подверглись избиениям и получили серьезные травмы.
На следующий день заключенные-мужчины разрушили ограждение и свершили прорыв в женскую зону, на несколько часов соединив две части лагерного отделения. По их возвращении администрация объявила о создании между пунктами огневых зон, поскольку «рейд» якобы сопровождался грабительствами и изнасилованиями. Опять случилась стрельба и появились жертвы.
Уже 18 мая свыше 3 тыс. человек не вышли на обязательные работы и установили контроль над поясом. Надзирателям пришлось спасаться бегством, укрывшись в административных зданиях. Восставшие захватили вещевой и продовольственный склады, мастерские и кузницу, а также отпустили 252 зеков, содержавшихся в следственном изоляторе и в штрафном бараке. Среди них оказался бывший подполковник Красной армии Капитон Коваль, перешедший во время войны на сторону немцев и служивший комендантом лагеря военнопленных в Перемышле. Его избрали председателем «комиссии», в какую вошли по два представителя от трех лагпунктов – женского и двух мужских.
«Все отделения лагеря (около 10 тысяч зеков), в том числе и дамское, находились в руках зеков, — рассказывал Стефановский в своей книге. — Ни одного вертухая-надзирателя, конвоира, офицера в стане не было. Всех выгнали. Всю власть в лагере осуществляли зеки. В хоздворе продсклады охраняли сами зеки. Продукты по введённым нормам выписывали зеки. Столовая работала.
Людей кормили, причем кормили лучше по тем же нормам, но никто теперь не крал, блатные не присылали посыльных за «усиленным» питанием, лагерные придурки не получали лишних черпаков.
Из той же нормы еды стало больше. Командовал мятежом-восстанием бывший полковник Капитон Коваль (выпускник Фрунзенской академии Генштаба, командовал полком в Германии). В штаб Кузнецова входили разные отделы: технический, оперативный, вещевой-продовольственный, военный, агитации и пропаганды, внутренней безопасности».
«Рекогносцировку» и «контрразведку» возглавил бывший лейтенант РККА и подпрапорщик РОА Глеб Слученков, представлявший зеков-уголовников. Руководство «отделом пропаганды» зачислил Юрий Кнопмус, не сумевший мобилизоваться на фронт из-за частично немецкого происхождения и во время оккупации служивший у немцев сельским старостой. Еще одним главой восстания был активный член Организации украинских националистов (ОУН, запрещена в России) Михайло Сорока. В общей сложности он провел в советских станах более 30 лет, а во время Кенгирских событий написал гимн восстания – «У гарячих степах Казахстану…».
Из наиболее радикально настроенных украинских националистов и уголовников формировались военные отряды, вооружавшиеся заостренными пиками, самодельными гранатами из бутылок с горючей смесью, самодельными пистолетами, заточками и железными хворостинами. Пытавшихся покинуть зону и перейти на сторону администрации зеков они самовольно убивали или сажали под арест.
Если верить содержанию материалов украинской журналистки Светланы Орел, написанных в 2009 году со слов деятельного участника событий экс-бойца УПА Владимира Караташа, «за все 40 дней восстания не было ни одного случая грабежа, насилия, кражи, межконфессиональных или межнациональных конфликтов». Восставшие выпускали стенгазеты, плакаты, листовки, составляли воззвания к солдатам и офицерам дивизии, обступившей «свободную территорию».
Свои обращения к жителям Кенгира они по ночам рассыпали в жилых кварталах с помощью воздушных змеев.
Как ратифицировал Караташ, украинцами являлись не менее 3/4 мятежников. А единственной группой, изначально отказавшейся от любого противодействия властям, сделались 80 свитедетей Иеговы (запрещены в России) из Молдавии и Бессарабии. «Поразительное спокойствие» этих людей в самый горячий этап произвело сильное впечатление на некоторых других узников, в результате чего после восстания свидетели смогли пополнить свои линии.
«Утром 17 мая возле нашего барака начались волнения — трем ребятам как-то удалось бежать за пояс тюрьмы, их, конечно же, догоняла охрана, — рассказывала украинка Анна Людкевич, содержавшаяся в Степлаге вместе с сестрой и впоследствии сделавшаяся женой Караташа. — Девчата быстренько сориентировались и сделали живую ограду, взявшись под руки, а на груди — ладоше в замок. Чекисты приказали разойтись. Увидев, что мы не слушаемся, гадко матерились и стращали, что будут стрелять. Мы стояли.
Охранники начали бить поверх голов. Стало страшно, но мы не отступили.
Тогда приехали пожарные и начали из брандспойтов поливать нас холодной водой. Спустя какое-то пора автоматчики и пожарные отступили. Эта наша маленькая победа придала сил и надежды, еще больше сплотила девчат».
Кенгирское восстание осталось один-единственным в истории, когда мужская и женская зоны слились в единое целое – женщин оказалось чуть менее половины от поддержавших акцию узников. Восставшие несколько раз вступали в переговоры с властями, которых на первом этапе представляли замначальника ГУЛАГа и представители силовых ведомств Казахстанской ССР.
Всеобщими у разных категорий мятежников были следующие требования: расследовать и привлечь к ответственности виновников применения оружия 17 мая; разрешить узникам в порядке колонизации свободное проживание в местах работы вместе с семьями; разрешить свободное общение с женской зоной; сжать сроки для 25-летников; два раза в неделю выпускать зеков в город и так далее. Многократно зеки просили пригласить для общения члена Президиума ЦК КПСС.
В «комиссии узников» начались разногласия по поводу переговорного процесса: украинцы и литовцы настаивали на максимально жестком характере взаимоотношений, в то время как Коваль предлагал выполнять уже достигнутые договоренности и планомерно двигаться дальше.
Действия советского руководства дают основания предполагать, что в течение порядочного времени конфликт планировалось погасить мирным путем. Из Москвы за ситуацией следили глава МВД Сергей Круглов, председатель КГБ Иван Серов и генеральный прокурор Роман Руденко, а прямо на место происшествия 25 мая прибыла внушительная делегация в составе замминистра внутренних дел Сергей Егоров, начальника ГУЛАГа Иван Длинных, прокурорских и милицейских работников.
На «Дугласах» прилетели более важные генералы (казахстанские ничего не смогли добиться). Результатов никаких, — иронизировал Стефановский в своем труде. — Когда одинешенек из генералов как-то обронил о врагах здесь, Слученков звонко ответил: «А кто из вас не оказался враг? Ягода — враг, Ежов — неприятель, Абакумов — враг, Берия — враг. Откуда мы знаем, что Круглов лучше?»
Сломить сопротивление планировалось линией разложения атмосферы среди заключенных. По радио регулярно транслировался призыв Долгих прекратить восстание, арестовать организаторов и выйти на труд.
Хрупкое равновесие нарушило совместное обращение министра строительства предприятий металлургической и химической промышленности СССР Давида Райзера и министра цветной металлургии Петра Ломако в Совмин с оборотом недовольства из-за срывов плана по добыче ружы Джезказганским рудником. Министры просили главу правительства Георгия Маленкова обязать МВД проведать порядок в лагере в десятидневный срок. Тот поручил Круглову «принять необходимые меры».
В половину четвертого утра 26 июня на территорию пояса ворвались танки. Часть зеков оказала ожесточенное сопротивление.
«Бился 3-й лагпункт — тот, который и начал (он был из двадцатипятилетников, с вящим перевесом бандеровцев). Они швыряли камнями в автоматчиков и надзирателей, наверно, и серными угольниками в танки. О толченом стекле никто и не припомнил. Какой-то барак два раза с «ура» ходил в контратаку, — писал Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ». — В небосводе развернулись ракеты на парашютах, ракеты взвились и с вышек — и наблюдатели на крышах бараков не пикнули, снятые пулями снайперов. Стукнули пушечные выстрелы! Самолеты полетели над лагерем бреюще, нагоняя ужас.
Прославленные танки Т-34, занявшие исходные позиции под маскировочный рев тракторов, со всех сторонок теперь двинулись в проломы.
За собой одни танки тащили цепи колючей проволоки на козлах, чтобы сразу же разделять пояс. За другими бежали штурмовики с автоматами в касках (и автоматчики, и танкисты получили водку перед тем. Какие б ни были спецвойска, а все же давить безоружных почивающих легче в пьяном виде). С наступающими цепями шли радисты с рациями. Генералы поднялись на вышки стрелков и оттуда при дневном свете ракет подавали команды: «Хватайте такой-то барак! Кузнецов находится там-то!»
Как указывал Солженицын со слов участников восстания, «танки давили всех попадавшихся по пути, притирались к стенам бараков и давили тех, кто виснул там, спасаясь от гусениц», а также били внутрь бараков холостыми пушечными выстрелами.
К 5 утра основная фаза операции завершилась. Утрат у военных не оказалось. Порядка 40 солдат получили легкие травмы и ушибы.
Участники вооруженного сопротивления, равно как и поддерживавшие их, бывальщины отправлены в другие лагеря. Достоверно известно, что казнены были Слученков и Кнопмус и воевавший в УПА еврей Гирш Келлер. Прочим руководителям восстания смертные приговоры, скорее всего, были заменены на тюремное заключение. Так, Кузнецову добавили 25 лет, а Сорока дожил в советских станах до 1971 года.
