Итак, 5 февраля 1742 г. наследный герцог Голштейн-Готторпа и Шлезвига Карл Петер Ульрих пришёл в Санкт-Петербург. Здесь он принял православие, получил новое имя – Петр Федорович, титул Великого князя и был назначен наследником престола Российской империи.
Портрет великого князя Петра Федоровича. Тип Г.Х. Гроота. Не ранее 1740-х гг.
Самое любопытное, что все историки, описывающие события тех лет, пользуются одними и теми же ключами. Однако, словно пребывая под гипнозом “Екатерининской традиции”, большинство из них тщательно выбирают из воспоминаний и мемуаров современников только факты, должные подтверждать устоявшееся суждение об этом Великом князе и императоре. Либо вольно трактуют в том же ключе факты, свидетельствующие скорее в пользу Петра III. К иным персонажам они относятся гораздо более снисходительно. Приведем несколько примеров.
Французский дипломат Клод Рюльер в своих “Писульках” рассказывает о находчивом караульном, который говорит проходящему мимо него высокопоставленному лицу: “Кто тебя не узнает? Ты освещаешь все пункты, которыми проходишь” (вы же понимаете, что постовой не мог не узнать, даже в полумраке, силуэт охраняемого лица).
За эту нехитрую лесть солдат получил золотую монету. Можно представить, какой град издевательств и уничижительных отзывов последовал бы в комментариях историков, если бы речь шла о Петре III. Но любительницей таких комплиментов оказалась Екатерина, и потому этот эпизод трактуется, как доказательство “любви солдат к матушке-императрице”.
А вот свидетельства о том, что один из русских императоров (по имени Петр), при виде таракана, шарахался в сторонку и даже падал в обморок. Вы представляете, какой шквал зубоскальства поднялся бы, если бы этот Петр был “третьим по счету”? Но выговор идет о Петре I, и потому факт проходит по разряду “причуды гения”.
Еще одно сравнение этих императоров: один из них весьма хорошо (почти профессионально) играет на скрипке, другой – маршевые “дроби” на барабане отбивает. Но, поскольку любитель барабанного стука Петр I, то никакой он не солдафон – как вы вообще, поразмыслить такое могли? А о Петре III Пикуль напишет: подыгрывал Фридриху II “на своей дурацкой скрипице”.
А вот это о ком?
“Двое из ближайших к нему любимчиков, обещав за деньги ходатайствовать у него, были жестоко биты из собственных его рук; он отнял у них деньги и продолжал обходиться с ними с старой милостию”.
(К. Рюльер.)
О Петре III. Вы думаете, автор восхищается? Не дождетесь! Во-первых, писалось это, когда уже была создана и утвердилась “Екатерининская предание”, французские энциклопедисты в переписке с “Семирамидой Севера” состояли. Во-вторых, привычный к тому, что при королевских дворах всё продается и все покупаются, куртуазный француз комментирует поступок императора вытекающим образом:
“Чудно́е соединение справедливости и закоренелого зла, величия и глупости видимо было при дворе его”.
И все радостно повторяют эти слова, выговаривая скороговоркой “справедливость” и делая акцент на “глупости”.
Интеллектуальный уровень Великого князя Петра Федоровича
Часто приходится декламировать, что не слишком образованная (мягко говоря) императрица Елизавета пришла в ужас от уровня развития и образованности приехавшего в Россию мальчишку. Что тут можно сказать? Если она расспрашивала его о парижских модах и новых бальных танцах, то Карл Петер Ульрих мог, конечно, и “завалить вступительный экзамен”.
А вот наставник Петра в светских науках, академик Я. Штелин, писал, что у наследника высокие способности к обучению и отличная память – “отличная, до крайних мелочей”.
Портрет Я. Штелина по оригиналу Г.Ф. Шмидта
Скоро Петр уже “знал твердо основные основания русской истории, мог пересчитать по пальцам всех государей от Рюрика до Петра I” (Штелин). На русском языке Петр терпимо говорил уже через год (утверждение Н.И. Панина о том, что “Петр по-русски почти не говорил”, является ложным и служит цели очернения низвергнутого императора). А вот любившая при каждом удобном случае подчёркивать свой патриотизм Екатерина II, по-русски говорить толком так и не научилась – жуткий немецкий ударение сохранялся у неё до конца жизни, про многочисленные ошибки при письме не стоит даже и говорить. А ведь она пережила убитого мужа на 34 года. Благовоспитанный в Киле наследник, конечно же, не мог в одночасье стать русским. Русской, вопреки распространенному заблуждению, не стала и Екатерина II. Разница между супругами была в том, что Петр ощущал себя “немцем на русской службе”, Екатерина же – немкой, завоевавшей Россию. Отсюда и дикие траты на содержание ее Двора, и какие-то умалишенные, вызывающие недоумение несоразмерностью, подарки за “ночи любви”, так что любой фаворит за несколько дней становился “крезом”. Этим же объясняется и обращение подавляющего большинства населения чужой для нее страны в бесправных рабов, которым и приходилось оплачивать “красивую жизнь” Екатерины и ее фаворитов.
Но вернёмся к Петру и его обучению в России. Гуманитарным наукам он предпочитал буквальные, часто прося Штелина заменить занятие по истории, географии или по изучению латинского языка уроком математики. Но, больше итого, его привлекали фортификация и артиллерийское дело. Согласно описи библиотеки наследника, в ней хранились книги на немецком, французском, итальянском и английском стилях, в том числе, первое французское издание трудов Вольтера. Книга, напечатанная на русском языке, была лишь одна, но зато какая! Первоначальный и единственный выпуск петербургского научного журнала «Краткое описание комментариев Академии наук». Не было книг на латинском стиле, к которому Петр с детства питал отвращение.
Все знают об огромном интересе, который с детских лет проявлял Петр ко всему, связанному с военным делом и армией. Однако в Петербурге Великий князь научился резаться на скрипке и, по словам Штелина, мог быть партнёром профессиональных музыкантов (хоть и фальшивил порой в некоторых, особенно трудных, пунктах). Как минимум раз в неделю устраивались большие концерты с его участием. Чрезвычайно критически настроенный против Петра мемуарист А.Т.Болотов тоже признает, что тот “играл на скрипице… будет хорошо и бегло”. Тогда же наследник “стал обладателем ценного собрания скрипок кремонских, Амати, штайнеровских и других знаменитых искусников” (Штелин). А в 1755 г. Петр ещё и открыл в Ораниенбауме певческую и балетную школу для подготовки русских артистов. Так что рассказы врагов наследника о беспросветном солдафонстве Петра Федоровича, мягко сообщая, не вполне соответствуют действительности
Систематическому и регулярному обучению наследника весьма мешала взбалмошная Елизавета. Императрица требовала, чтобы Петр присутствовал на всех придворных балах и праздниках (а они весьма часто проходили в ночное время) и сопровождал ее в поездках – в Москву, Киев, на богомолья в различные монастыри.
Наставником Петра в Православии был назначен учёный монах Симон Тодорский (он же обучал после невесту великого князя – будущую Екатерину II).
Симон Тодорский
С этим учителем наследник вел самые настоящие, и весьма эмоциональные, богословские диспуты – буквально по любому догмату, что также является свидетельством хорошего образования и высокой эрудиции мальчика. А вот его жена Екатерина Алексеевна с наставником не препиралась – то ли уровень образования не позволял, то ли боялась, что учитель плохо отзовется о ней при Елизавете.
Вероятно, эти споры Петра со своим духовным наставником и послужили ключом сплетен о том, что наследник намеревается ввести на Руси лютеранство. Нам неизвестно содержание этих дискуссий, но утверждают, что очень похожие думы о реформировании Православной церкви (а не веры) высказывал в то время М.В. Ломоносов, которого в измене православию никто не обвинял. И об идеях Ломоносова мы ведаем: они излагаются в его письмах фавориту Елизаветы И.И. Шувалову. Что же предлагал Ломоносов? Не ограничивать вдовцов в количестве браков, запретить пострижение в монастыри людей, какие ещё способны иметь детей, крестить младенцев не в холодной, а в теплой воде. Кроме того, он, учитывая тяжёлый климат России, предлагал перетащить время Великого поста на позднюю весну или раннее дето, так как “посты учреждены не для самоубийства вредными пищами, но для воздержания от излишества”.
Женитьба наследника
7 мая 1745 г. достигший совершеннолетия Петр был официально оглашён владетельным герцогом Гольштейна. А в августе того же года состоялась свадьба Петра и немецкой принцессы Софии Фредерики Августы. Ангальт-Цербстской, получившей при крещении русское имя Екатерина Алексеевна.
Антуан Пэн. Портрет Екатерины II в молодости
С точки зрения Елизаветы, основным достоинством этой кандидатки была ее худородность: императрица надеялась, что благодарная ей девица станет хорошей женой и послушной невесткой. Пришагавшая к власти в результате дворцового переворота, она страшно боялась нового заговора. Поэтому Елизавета не доверяла наследнику престола, какого устранила от любых государственных дел и, фактически, держала под домашним арестом (позже точно так же не будет доверять своему сыну и Екатерина II). И потому Елизавета отвергла весьма интересные варианты с женитьбой Петра на французской или саксонской принцессе (отец которой был также и польским королем), и “выписала” ему, по рекомендации Фридриха II, захудалую немочку, дочь одного из генералов этого короля. И, как мы ведаем, жестоко ошиблась в своих расчетах. Благодарна будущая Екатерина II была не ей, а Фридриху II. Вот что писала она ему накануне свадьбы из Москвы:
“Будьте уверены, что я сочту его славным для себя лишь тогда, когда буду иметь случай убедить Вас в своей признательности и преданности”.
Итак, наследник российского престола Петр Федорович итого лишь открыто восхищается талантами Фридриха II (и он не одинок, Фридрих – очень яркая личность, сильный и неординарный человек, у него масса поклонников по всей Европе). А его жена, в это же время, посылает Фридриху II тайные письма, в которых даёт обязательства “быть признательной”. Что хуже, страшнее, опаснее?
Петр и Екатерина были знакомы с 1739 г., и даже состояли в родственных связях – София Фредерика Августа доводилась Карлу Петеру Ульриху троюродной сестрой. В первом варианте “Записок” Екатерины, о знакомстве с Петром в 1739 г. (ещё в Германии) написано:
“Впервые увидала великого князя, который был действительно красив, любезен и хорошо воспитан. Про одиннадцатилетнего мальчика рассказывали прямо-таки чудеса”.
Ни о каком болване и дегенерате, как видаете, даже и речи не идёт. Но, в отредактированном варианте мы читаем:
“Родственники толковали между собою, что молодой герцог наклонен к алкоголизму, что приближенные не дают ему напиваться за столом”.
Напомню, что речь идёт об 11-летнем мальчике. Который, если верить отредактировавшей свои “Писульки” старой императрице, уже в этом возрасте был законченным алкоголиком.
Свадебный портрет великого князя Петра Фёдоровича и великой княгини Екатерины Алексеевны (грядущих Петра III и Екатерины II). 1745 г. Приписывается Г. К. Грооту
Супруги оказались очень разными людьми, отношения между ними не уложились. В своих “Записках” Екатерина не скрывала, что с самого начала, мечтала об одном – стать самодержавной императрицей России. На пути к этой мишени стояли два человека – правящая императрица Елизавета и ее племянник, законный наследник престола, муж Екатерины. С Елизаветой Петровной приходилось почитаться и соблюдать приличия, но “живость характера”, все же, заставила ее через канцлера Бестужева вступить в рискованные отношения с британским посланником Вильямсом (Елизавета какое-то пора была даже близка к тому, чтобы выслать невестку из страны, спасло ее рождение наследника). А вот мужа Екатерина Алексеевна, с самого основы демонстративно презирала, и после смерти Елизаветы, немедленно устроила заговор, стоивший императору жизни. Чтобы, перед ликом потомков, оправдать себя и очернить супруга, Екатерина создала миф о ненавидевшем все русское болване-императоре. Себя же она представила кроткой страдалицей, вырванной долгие годы сносить несправедливые оскорбления вечно пьяного дурака-мужа. Который, к тому же, и полноценным мужчиной не был никогда (надо же было как-то разъяснить наличие у “примерной жены” такого количества любовников). В частности, она утверждала, что, в своем развитии муж был ребенком, и, после свадьбы, ночи с ним она коротала не в постели, а за игрой в оловянные солдатики, оставаясь девственницей на протяжении то ли 5, то ли 9 лет. Однако до нашего времени дошла, написанная на французском стиле, записка Петра, адресованная Екатерине:
“Мадам, прошу не беспокоиться, что эту ночь Вам придется провести со мной, потому что время обманывать меня прошло”.
Написано это в 1746 г., через год после свадьбы, Петр упрекает жену в неверности. Какая уж тут девственность, сохраняемая на протяжении 9 лет!
Интимные взаимоотношения между супругами продолжались, как минимум, до начала 1754 года, поскольку до рождения Павла Екатерина беременела несколько раз (эти беременности заканчивались выкидышами). Уже после основы отношений с Сергеем Салтыковым (который стал первым из многочисленных фаворитов Екатерины) очередная беременность, закончилась, наконец, рождением её первенца – Павла (20 сентября 1754 года). Петр не колебался в законности происхождения этого мальчика. В письме королю Швеции (с которым, кстати, был отправлен в Стокгольм граф Салтыков), сообщая о рождении Павла, Петр именует его “мой сын”. А вот следующего ребенка – рожденную Екатериной в 1757 г. дочь Анну, он в письме к тому же адресату “своей” не называет.
О рождении Анны Петр отозвался вытекающим образом:
“Бог знает, откуда моя жена берет свою беременность. Я не слишком-то знаю, мой ли это ребенок и должен ли я принять его на свой счет”.
Таким манером, Петр был уверен, что Павел является его сыном. А вот в том, что он отец Анны – сильно сомневался.
О многом говорит и новый титул Павла, дарованный ему императором Петром III: он сделался не просто Великим князем, а первым в России цесаревичем – во Франции этому титулу соответствовал “дофин”, в Швеции – “кронпринц”. Напомним, что, сообразно закону, установленному Петром I, император был волен сам назначать преемника, не обращая внимания на степень родства. Петр III заранее указывал своим подданным, кто будет их вытекающим императором.
Портрет великого князя Павла Петровича с арапчонком. Картина неизвестного художника
Эти беременности Екатерина не скрывала. А вот беременность от Григория Орлова исчезала ею от всех, и роды были тайными. Это говорит о том, что к этому времени близости с мужем у нее уже давно не было, и, следовательно, не было возможности выдать ребенка за сына Петра.
Итак, у самого Петра Федоровича сомнений по предлогу происхождения Павла, не было. Но придворные сплетники приписывали рождение первенца великокняжеской семьи именно “любовному усердию” графа Сергея Салтыкова, (да и Екатерина в своих “Писульках” дает очень серьёзные основания думать об этом).
Предполагаемый портрет С. Салтыкова
Пикуль же в романе “Пером и шпагой” ошибочно именует отцом Павла Станислава Августа Понятовского, который место в постели Великой княгини занял позже – в 1755 г.
Лампи И.-Б. Старший. Портрет Станислава Августа Понятовского
Дочерью Понятовского, видимо, и сделалась Анна (умерла в возрасте двух лет). А Петр в это время увлекся фрейлиной Екатерины – Елизаветой Воронцовой, которая была моложе его на 11 лет.
Портрет Елизаветы Романовны Воронцовой пятерни неизвестного мастера
Елизавета Петровна и ее отношения с наследником
Что касается Елизаветы, которая сама и вызвала Петра в Россию, то она разом же невзлюбила воспитанного в чуждой для нее германской среде племянника. И это почувствовали придворные подхалимы, которые, чтобы угодить императрице, повествовали о наследнике всевозможные гадости. Елизавета этим сплетням внимала вполне благосклонно, и наследник российского престола неожиданно обратился в изгоя в царском дворце, поддерживать тесные отношения с ним было опасно для карьеры.
Петр не любил свою тётку (и было за что) и презирал ее ненасытных фаворитов, ничтожных придворных подхалимов, министров, продажность которых была известна всем. Елизавета, ее фавориты, подхалимы и подкупные министры утверждали, что наследник не любит и презирает Россию. Очень знакомая и удобная для правителей любой страны формула, не истина ли? Не любишь “его величество” и многочисленных “высокородий” и “превосходительств” отирающихся возле него – значит не патриот, и гражданин негодный.
В отличие от своей супруга Екатерины, которая в случае необходимости могла быть льстивой, угодливой и послушной, Петр не считал нужным заниматься притворством. Он, один-единственный, отказывался наряжаться женщиной на странных балах Елизаветы, куда мужчины должны были являться в женских платьях, а дамы – натягивать мужские костюмы. Участие для придворных было обязательным, за неявку они платили крупный штраф. Екатерина же с удовольствием принимала участие в этих маскарадах, так как находила, что ей идёт военный мундир.
Страдая от недостатка любви и внимания, Петр тосковал по родному для него Гольштейну, неосторожно изливая сожаления о своей судьбе, забросившей его в далёкую страну, где он всем чужой и никому не нужен. Придворные шпионы доносили об этих расположениях наследника императрице, многое добавляя от себя. Ярким примером такой клеветы служат мемуары А.Т.Болотова, который строчит, что Петр, якобы, встав на колени перед портретом Фридриха II, назвал его своим государем. Эта ложь растиражирована во множестве исторических трудов и околоисторических романов. А вот простосердечная оговорка Болотова о том, что сам он ничего подобного не видел, просто “говорят об этом”, остаётся “за кадром”.
Канцлер империи А.П.Бестужев деятельно торговал интересами России, беря деньги от британцев и австрийцев (вовлекая в свои грязные дела и Екатерину). Чтобы отвлечь внимание от себя и своей подопечной, он, в то же пора
“внушал императрице Елизавете опасения, как бы Петр Федорович не захватил престола, и много содействовал его отстранению от участия в русских государственных делах”.
В итоге постоянных доносов таких “доброжелателей”, Елизавета все больше ожесточалась против племянника. Как мы уже говорили, он фактически находился под “домашним арестом”, не имея права независимого перемещения – буквально на все приходилось испрашивать разрешение подозрительной тетки. Вот, например, выдержка из письма Великого князя к фавориту Елизаветы И.И. Шувалову:
“Милостивый государь, я Вас упрашивал о дозволении ехать в Ораниенбаум, но я вижу, что моя просьба не имела успеха, я болен и в хандре до высочайшей степени, я вас прошу именем Господа, склоните ея величество на то, чтоб позволила мне ехать в Ораниенбаум”.
А.П. Лосенко. И.И. Шувалов
При этом Елизавета ещё и смела обвинять его в недостаточной влюбленности и в неблагодарности. Естественно, Петр, по возможности, избегал общения с такой “благодетельницей” и ее подхалимами, все более отдаляясь от “большого” двора, что лишь усугубляло ситуацию. Зато у Великого князя установились хорошие отношения с “обслуживающим персоналом”, что очень не нравилось его тётке, какая поручила обергофмейстеру двора наследника Н.Н.Чоглакову пресекать “игры с егерями и солдатами… всякие шутки с пажами, лакеями и другими негодными людьми”. При этом, сама Елизавета свободно общалась с певчими, горничными, поломойками, лакеями и солдатами, а ее пристрастие к английскому пиву “подвергалось порицанию как проявление низости происхождения”. Видимо, в глубине души, она понимала, что ведёт себя неподобающе званию, но изменять своим обыкновениям не желала. И, в качестве компенсации, требовала, чтобы Петр стал “настоящим” императором.
После смерти Чоглокова присматривать за наследником возложено было не кому-нибудь, а главе Тайной канцелярии – А.И. Шувалову. Елизавета требовала от него “отчетов о поведении великого князя; она была разгневана, разузнав, что он отсутствовал при Петре Федоровиче, когда тот проводил в окрестностях Ораниенбаума маневры со своим отрядом”.
Любопытно, что другим “подопечным” А.И. Шувалова, о каком он также слал отчёты Елизавете, был в то время “Шлиссельбургский узник” – законный российский император Иоанн Антонович, именовать которого теперь было велено везде Григорием. Очень показательно, не правда ли?
Граф А.И. Шувалов, глава Тайной канцелярии
Опасалась императрица не тщетно: имеются свидетельства того, что далеко не все были в восторге от бесконечных балов и все новых и новых платьев “веселой Елизавет”. У края не было самостоятельной внешней политики, дела приходили в расстройство и упадок, народ нищал, и многие украдкой начинали поглядывать в сторонку наследника, с надеждой ожидая нового царствования. Так, солдаты Преображенского полка (полковником и шефом которого была сама императрица) заявили раз Петру:
“Дай Бог, чтобы Вы скорее были нашим государем, чтобы нам не быть под владычеством женщины”.
И подобные случаи, о которых тут же доказывали императрице, были не единичны. Так что подозрения Елизаветы не были беспочвенными, вот только смотрела она не в ту сторону – опасалась заговора со стороны неизменно лояльного ей Петра, упуская из облика интриганку Екатерину.
Бестужев предлагал Екатерине сделать ее официальной соправительницей Петра (но она хотела большего). А подполковник лейб-кирасирского полка М.И. Дашков в декабре 1761 г. предложил ей отвести от власти и тяжело больную Елизавету, и ее наследника – Петра (но Екатерина была в то время беременна от Григория Орлова, и не решилась).
М.И. Дашков, муж Екатерины Дашковой. Незнакомый художник, 1760-е гг.
Лишь единственный раз, после отставки и ареста Бестужева, тучи сгустились над головой Екатерины. Но старый хитрован соображал: за “простое воровство”, конечно, по головке не погладят, а вот за “политику” – сразу же, потащат в Тайную канцелярию, на дыбу. А потом, если выживет, от пыток не умрет — на каторгу. И потому на допросах о Екатерине умолчал.
Особенно нехорошо императрица стала относиться к наследнику после 1755 г. В это время она неоднократно публично нелицеприятно высказывалась о нем, в том числе и при иностранных политиках. Елизавета ревниво отстранила наследника от всех государственных дел, участие Петра Федоровича в созданной в 1756 г. Конференции при высочайшем дворе (консультативный орган) носило незапятнанно формальный характер, к его мнению никто не прислушивался, в 1757 г. он, вышел из ее состава. Единственным случаем, когда Петр получил хоть какую-то самостоятельную место, стало назначение его генерал-директором Сухопутного шляхетского корпуса (в феврале 1759 г.). Должность для фигуры такого уровня невысокая, но деятельность Петра Федоровича на этом посту обосновывает, что сплетни об его умственной неполноценности не имеют под собой никакого основания. Под руководством Петра, были расширены и реконструированы казармы корпуса (сейчас в одной комнате стали жить 5-6 человек, вместо прежних 10), улучшены питание воспитанников и их обмундирование, организована типография, в какой стали печататься необходимые для учебы книги – на русском, немецком и французском языках.
25 декабря 1761 г. императрица Елизавета померла, и Петр, почти через двадцать лет довольно унизительной жизни в России, наконец смог начать осуществление давно замышленных им планов. О правлении Петра III, вовсе не “похабном” мире с Пруссией и 192 указах и законах, изданных им, будет рассказано в вытекающей статье.
