Водолазов, какие начинали ходить под воду ещё в Великую Отечественную, осталось в живых мало. О тех же, кто до сих пор работает водолазом и ходит под воду, и слышать не доводилось. Речь не идёт о руководителях, а именно о водолазах.

В этой связи Валентин Сергеевич Авинкин, наверное, уникальный водолазный специалист Всемирного уровня.

Мне повезло. С этим человеком судьба меня свела ещё в середине семидесятых, когда я проходил обучение в Ленинградской водолазной школе на 1-2 группу специализации. Наш курс вёл Валентин Сергеевич, какой и в те времена был уже немолод и имел за плечами богатейший опыт работы под водой. Преподавал просто и доходчиво. Никогда не забуду дела, которые он проводил по “Аварийным ситуациям”. Валентин Сергеевич излагал правило и далее подкреплял его примером из жизни. После этого он выдавал рекомендации о том, как вытекало поступить в данном конкретном случае. Поскольку опыта за его плечами было хоть отбавляй, то он без труда мог иллюстрировать свои дела разными реальными случаями. Все рассказанное им свежо в памяти, будто занятия проходили вчера. К сожалению, не всегда сразу соображаешь, с кем свела тебя судьба. После учёбы мы не встречались. Прошло четверть века, и вот недавно я узнал, что Валентин Сергеевич жив, крепок и продолжает ходить под воду, испытывая буксировщики ОКБ, где он работает.

По моей просьбе друзья организовали встречу. Собираясь на неё, спросил: “Бутылку хватать?” В ответ услышал: “Бери две! У Сергеича старая военно-морская закалка. Такие как мы под стол свалятся, а он ещё и на гитаре будет играть и песни распевать.” Но водка не пригодилась. Валентин Сергеевич был за рулём. То, что я услышал в тот вечер, могло бы при полной записи занять достойное место в линии томов приключенческих бестселлеров. Однако предоставим слово Валентину Сергеевичу.

От бортстрелка до водолаза

Водолазом я стал случайно. Вообще грезил об авиации. Перед самой войной подал заявление во 2-ю Ленинградскую спецшколу ВВС и был зачислен. Блокада, обстрелы, бомбёжки, строительство оборонительных сооружений. Спустя кой-какое время школу решили эвакуировать через Ладогу. Оказались мы аж на Горном Алтае. А весной 1944 года нам вдруг предложили вместо бортстрелков сделаться водолазами. Решился я не сразу. Незадолго до этого мы смотрели фильм “Гибель “Орла” о водолазах ЭПРОНа. Фильм оставил впечатление, что водолаз должен быть огромного роста и владеть железное здоровье. После долгих раздумий все-таки согласился и в результате попал в Балаклавскую школу, которая была эвакуирована на Байкал. Преподавали в ней такие киты водолазного дела, как Шпакович, бывший в школе начальником учебной доли, и другие легендарные личности, которые работали в ЭПРОНе с первых дней и, можно сказать, сами его и создали. Майор Хандюк грохотал на Севере ещё до войны. О подъёме “Малыгина”, в котором он участвовал, в ту пору много писали. Одним словом учителя были неплохие и учили хорошо. Никогда не забуду первые спуски в Байкал. Прозрачность воды такая, что страшно отрываться от трапа, представляется, что упадёшь на грунт. Спускались со льда. В майну, прикрытую палаткой, на сорок метров в глубину видно как водолаз копошится. После школу перевели обратно в Балаклаву. Работы было много. Поднимали трупы, убирали со дна боеприпасы. Распределение выпросил на Балтику поближнее к родному Питеру. Прибыл на Набережную Красного флота 34, в Управление Аварийно-спасательной службы. Сейчас в этом здании военно-морская поликлиника. Выстроили нас и распределяют кого куда. Слышу: “Авинкин! На Колыму!” Думаю: “Ничего себе попал”. Оказалось, что “Колыма” – затонувшая в порту землечерпалка. Взрывали лёд кругом неё, вели другие спасательные работы. А рядом весь пробитый, дырявый стоит крейсер “Аврора”. Скоро поняли, что пока лёд стоит “Колыму” не возвысить. Его взрываешь, а он снова намерзает. Решили оставить до весны. Нас же отправили в 143 отряд подводно-технических работ (ПТР), которым командовал полковник Б.С. Казин.

Становление водолаза

Отряд был сформирован на Ладоге, а располагался в тот момент в Риге. Поднимали затонувшую технику, расчищали порт, разминировали стенку, строили мост для хода войск. Рядом добивали Курляндскую группировку. В отряде отработал пять лет. За это время много чего было. Работал на подъёме ледокола “Алеша Попович”, получил квалификацию глубоководника, принимал участие в розысках американского самолёта-разведчика В-29. 

Об этом самолёте расскажу немного подробнее. Он давно портил нервы нашему командованию. Скорость у него неплохая, аппаратура чудесная, да и лётчик за штурвалом тоже видно опытный сидел. Пользуясь этим, он постоянно нарушал границу, а наши никак посадить его не могли. Пока истребители подымаются, его уже и след простыл. Для того чтобы его “прищучить” обратились к перехватчикам, которые войну прошли. Разработали план, согласно какого одна пара работала с аэродрома подскока. Ну и, в конце концов, перехватили. На предложение сесть он не отреагировал и стал уходить. Наш пилот получил сигнал “Молния”, который означал приказ сбить нарушителя. Ла-11 ударил из всех стволов. Как тогда писали: “В-29 удалился в сторонку моря”. Потом в “Известиях” опубликовали письмо жены американского пилота, в котором она интересовалась судьбой мужа. По её предположениям, он где-то в Сибири. Нас всех глубоководников кинули на поиски самолёта. В то время у нас стояла задача отработать в трёх болтовом снаряжении “на воздухе” глубину сто метров, а по возможности и на три-пять метров вяще. В результате азотного наркоза всем хватило. Проявлялось это по-разному. Чувствуешь, что темнота вокруг тебя начинает вращаться, гул шагает. Убеждаешь себя, что ничего не вращается, что все в порядке. Спустишься на грунт и сидишь по колено в иле, привыкаешь к тому, что мерещится. Одному виделся паровоз, к иному мальчик нищий приставал: “Дай копеечку!” Некоторые заговариваться начинали, ерунду всякую городить. Их конечно сразу поднимали… Аэроплан, в конце концов, нашли и все что можно с него подняли, но я уже этого не застал. В пятидесятом году меня сняли с работ по его розыску и откомандировали в Балаклаву на курсы водолазных специалистов. Там собрали со всех флотов опытных водолазов. Всего в группе было двадцать одинешенек человек. Закончив курсы, я снова попал на Балтику. Работали со снаряжением ГСК-3. Снаряжение это в то время было новым. Мы отрабатывали задачи по оказанию поддержки подводной лодке. Поиск, работы на глубине. Занимался и судоподъёмом. До конца 1955 года служил водолазным специалистом в АСС Балтийского флота. Но после судьба сделала крутой поворот.

У истоков спецназа ВМФ

В начале 1956 года мне предложили должность водолазного специалиста во вновь сформированном на Балтике морском разведпункте особого назначения. Несмотря на то, что профиль службы теперь сильно менялся, я дал согласие.

Сейчас различные авторы почему-то пишут, что наша доля была первой. Однако это не так. На самом деле первая часть была сформирована на Чёрном море, в Севастополе. Немного запоздалее ее перевели в Очаков на остров Первомайский. Оттуда прибыл наш командир, Георгий Потехин. В Севастополе он был заместителем командира части. С ним барыши несколько офицеров и матросов для организации части в Парусном.

Когда пришёл приказ о моем переводе, я прибыл в часть и приступил к зачислению должности и всего водолазного хозяйства. В то время оно включало в себя сорок семь аппаратов ИСА-М48, двадцать аппаратов ИДА-51, гидрокостюмы и ВСОН (водолазное амуниция особого назначения). В этом снаряжении по дну топали, ласты у нас позже появились.

ВСОН

На фотографиях изображено водолазное снаряжение ВСОН-55 (водолазное амуниция особого назначения) с аппаратом ВАР-52. Костюм имел камеру всплытия, в которую подавался кислород из того же 2-х литрового баллона. В дланях у В.С. Авинкина прибор для связи под водой. Это первое испытание. Водолаз брал антенну, а на берегу, откуда он уходил, натягивались усы антенны связи. Водолаз с грунта пеленговал курс и связывался с базой.

До этого связь осуществлялась так. Группа идёт по грунту (снаряжения для плавания тогда не было). Водолазы тащили катушки с телефонным проводом и тянули его по грунту. У каждого 500 метров. Провод уложен специальным укладчиком и немножко парафинирован, чтоб меньше путался, вытягиваясь из чехла. Когда провод кончался, хватали следующую катушку и соединяли с помощью полутрансформаторной муфты, наращивая провод. Провод остаётся на месте как ориентир, чтоб вернуться к точке старта. После его можно вытянуть и снова уложить.

Костюм имел катушку всплытия (видна сзади). На ней 20 метров шнура с самоподматывающей патефонной пружиной. Если надо выплыть с глубины до 20 метров, водолаз снимал груза, вешал их на карабин катушки и, поддув камеру всплытия, поднимался, подтравливая стопор. Под поверхностью можно было замешкаться и в водолазный перископ осмотреть горизонт. Можно было на поверхности открыть шлем. Было даже упражнение – стрельба из машины после всплытия. Водолаз всплывал, открывал шлем и вёл огонь. Автомат не герметизировали, он и так отлично стрелял после воды, надо лишь было его приподнять и, отведя затвор, слить воду.

В этом снаряжении водолазы-разведчики уходили пешком по грунту на расстояние немало 1000 метров. Тогда они были подводной пехотой. Ласты появились позже. Аппарат ВАР-52 (водолазный аппарат регенеративный) заслуживает отдельного беседы, о нем будет рассказано в следующих публикациях.

Была камера всплытия. Открывался “кошелёк” на шлеме, на ногах свинцовые задники, на пояске чугунные груза и катушка всплытия. Можно было прицепить на катушку груза, аккуратно всплыть, осмотреть в специальный водолазный перископ берег и поверхность. Такое у спецназа было тогда амуниция. В этих местах в войну работала рота особого назначения (РОН) под командованием И.В. Прохватилова. Так они даже тренировались под водой кислородный баллон менять. Причём никаких байонетных соединений не было. Хватали гаечный ключ, отворачивали один баллон и прикручивали другой. Вообще у ветеранов РОН опыт войны был бесценный. 

Эксперимент войны

В 1951 году, когда я был в Балаклаве, приезжали туда Герой Советского Союза Леонов, который на Севере отрядом командовал, и Прохватилов Иван Васильевич, прокомандовавший РОН от её создания до расформирования, для съёмок учебного кинофильма о действиях разведки флота. Задача фильма была показать, что мы можем и умеем на тот момент, а также перспективы развития и иные аспекты боевой подготовки. В фильме снимались флотские разведчики, которые войну прошли под их командованием и знали, что и как надо мастерить, чтобы задание выполнить и живым вернуться. 

Любо-дорого было смотреть на их работу. Снимали выход из торпедных аппаратов, высадку на резиновых ладьях, десантирование с парашютом на воду. Парашютов водолаза (ПВ) в то время ещё не было, и прыгали на обычных десантных. Запечатлели как оружие к заброске стряпают. Автоматы ещё ППШ были. По тактике снимали разведгруппу в поиске, как она передвигается, как следы запутывает… Этот фильм и сейчас можно как учебное пособие демонстрировать. Позже сняли цветной с современной техникой. Носители “Сирены” и “Протеи”, оружие подводное. Этот фильм консультировали фронтовики, но сами в съёмках не участвовали. Потому не то получилось. Одно дело, когда на экране человек, который всю войну в разведке прошёл, а другое – матрос срочной службы, какого хоть и выучили, но на своей шкуре, рискуя жизнью, он эту методику не опробовал.

Мелочей в водолазном деле нет

Приступили к тренировкам в доли. Отрабатываем тему “Выход из подводной лодки”. Сначала просто шлюзовались через торпедный аппарат, потом придумали разборную шлюзовую ванну. Давление в отсеке выравнивается с забортным, ванна заполняется и группа начинает сходить один за другим. Польза от изобретения ванны была большая. В то время готовили переподготовщиков. Люди они в летах и зачастую заниматься этим не весьма хотели. Но с ванной даже их по сто человек в день, а иногда и больше, пропускать удавалось.

Бывали и нештатные ситуации. Как-то трудились с новым командиром лодки. Спрашиваю: “С ванной работали?” Отвечает: “Работал”. Ложимся на грунт. Глубина двенадцать метров. Задули первоначальный отсек, сравняли давление с забортным, открыли переднюю крышку торпедного аппарата. Вроде бы все в порядке, но чувствую, что что-то не так.

– Все нормально? – спрашиваю командира.

– Нормально!

Первоначальный пошёл в торпедный аппарат, за ним сразу второй. И вдруг раздался звук: “Буль!”, а за ним в отсек через открытую покрышку ворвалась вода, прихватив с собой второго водолаза. Оба отсека наполнились туманом. Из лодки через огромное отверстие торпедного аппарата в облике воздушного пузыря вырвался воздух. Даю команду: “Высокое давление – в отсек! ” Дверь во второй отсек захлопывается, грохот атмосферы высокого давления, туман. У меня в отсеке двадцать водолазов. Им что? Переключились на аппарат и все, а мы с командиром барахтаемся в холодной воде. Полдня после её откачивали. А что получилось. Командир положил лодку на грунт с плавучестью, близкой к нулевой. Когда первый водолаз вышел, ладья облегчилась, нос чуть приподнялся, и через наружное отверстие торпедного аппарата в отсек хлынула вода. Страхующий водолаз, обеспечивавший выход извне, так получил воздушной струёй, что долго кувыркался, не понимая где верх, а где низ. С тех пор командир заполнял балластные цистерны так, чтобы с запасом припечатать ладью к грунту. Я же получил урок: “Доверяй, но проверяй! Мелочей в водолазном деле нет!” 

Верхом на “Тритоне”

В конце 50-х годов на вооружение спецназа ВМФ сделались поступать новые ПСД, позволявшие проникать в места базирования флота противника и проводить диверсии против кораблей.

Когда после испытаний многоопытного образца ПСД “Тритон” были изготовлены первые экспериментальные “Тритоны”, их прислали в Балтийск на обкатку. Изделие было совершенно негласным. Секретили тогда все. Например, когда буксировщик “Протей” прошёл испытания, о нем сняли фильм для показа командованию флота. Перед начином показа конструктора “Протея” В.П. Трошина попросили выйти из зала. Изделие было настолько секретным, что его изобретатель не имел права о нем ведать. У него не было необходимого допуска. 

Итак, совершенно секретное изделие “Тритон” прибыло на станцию “Калининградская товарная” в затворённых контейнерах. От части его поехал получать зампотех Иван Иванович Шолохов. Благополучно доставив секретное изделие в часть, он поведал такую историю. Подхожу к перрону с контейнерами и слышу разговор работяг, которые должны эти контейнеры сгружать. Один другому: “Здесь Тритоны!” У меня все внутри оборвалось! Откуда разузнали? Где утечка информации? И что делать? Хватать их и тащить в особый отдел для выяснения? Решил послушать, что ещё скажут. А, оказывается, они разгрузку обсуждали. Этот контейнер тянул 3 тонны.

И вот первые испытания по боевому использованию. Рассказывает В.С. Авинкин, в то время капитан-лейтенант, водолазный специалист МРП под Балтийском:

– Была поставлена задача пробраться, преодолевая по дороге противоторпедную сеть, в гавань Балтийска. Сеть представляет собой боновое заграждение, к которому крепится “кольчуга” из перстней диаметром 40 см. У меня задача на аппарате “Тритон” самого первого образца, который когда-то мы испытывали в Каспийске в 59-м году, пробраться в базу. Вторым номером у меня мичман Бычинский. В то время у нас существовал такой прибор – перископ водолазный. Я взял подобный прибор и приспособил на “Тритон”. Получилась как бы подводная лодка. Приготовились мы к операции. Стартовали неподалеку от входа в порт Балтийск. Подвигаемся в надводном положении. Вдруг смотрю, вертолёт подходит. Зависает. Вижу – генеральские лампасы в проёме двери. Помахали мы товарищ другу, и я пошёл на погружение. Поднял перископ и начинаю целиться на боновые заграждения. Когда поближе подошли, чувствую, пора уже погружаться. Складываю перископ и начинаю уходить ближней к грунту. Внизу темно. Почти не различаю компаса. Ткнулся носом в грунт. И – стоп! Потом снова даю ход. И так постепенно, шагами подвигаюсь. Слышу над головой скрип. Понял, что скрипят сети. Кольца трутся, и скрежет стоит, будто крабы скребут клешнями. Ощущаю, прошёл! Тогда начинаю постепенно уменьшать глубину. Делается светлее. Поднимаю перископ и сразу к окуляру. Как только перископ показался на поверхности, я сразу удержал глубину. Вижу, сетей нет. Пошёл дальше. Мы прошли. Но в это время изменился ветер, из всех бухт вода начала выходить в море. Получилось сильное встречное течение. Все водолазы, которые одновременно с нами должны бывальщины проникнуть в базу на буксировщиках “Протей-1” и “Протей-2” не смогли преодолеть это течение. Они могли только карабкаться вдоль мола, где течение поменьше. Тритон мощнее. Мы задачу по проникновению в базу выполнили. Надо разворачиваться и уходить. Но течение, сделавшееся попутным, резко увеличилось. Я не сумел учесть расстояние. Потом уже дошло, почему мы прошли в базу под сетями. Течением сеть отвлекло от грунта. Она надулась как парус, и нижняя кромка висела на расстоянии достаточном, чтобы мы проскочили. Но на обратном пути, не рассчитав дистанции, мы влетели в эту сеть. Долго в ней кувыркались. Рычаги управления рулями цепляются за сеть. Нос вытащить – корма цепляется. Развернуло бортом, да ещё течением прижимает. Наверху уже тревожиться начали. Но выпутались, вернулись в кабину и ушли. Задание выполнили. Приобрели опыт. Практика показала, что скорость индивидуального ПСД не достаточна, чтобы победить встречное течение. “Тритон” скорость даёт гораздо больше. Все это (особенно течения) надо знать при планировании операции. В ходе учений выяснились совершенства и недостатки изделия. Иногда возникали недоразумения и недопонимания с конструкторами, которые сами водолазами не были, изделием не пользовались и зачастую изобретали и усовершенствовали приборы, не ведая, как это отразится на ТТД.

Конструктором Юреневым в конструкции “Тритона” были предусмотрены следующие приборы: вольтметр и амперметр, (глубиномер, компас, дифферентометр, перископ и т.д. поначалу сочли излишними). На этих приборах в герметичном корпусе стояли выпуклые стекла, какие под водой уменьшали видимое изображение шкалы.

Изобретатель не мог понять, когда ему доказывали, что лучше плоские и вогнутые. Многое изобретали и усовершенствовали сами.

– В Каспийске на испытаниях был у нас наручный водолазный компас. Но по нему можно было содержать направление только приблизительно, с точностью градусов на 30-40, он очень примитивный. Так как неудобно на него было смотреть сверху, я поставил на приборную доску зеркало под углом 45°. Это позволило хоть как-то удерживать курс, а уже после у друзей-авиаторов нашёл сначала компас с “Каталины” (летающая лодка), потом КИ-11. Поставил его на “Тритон”. Ещё на щиток поставил глубиномер. Желал ещё дифферентометр самодельный, не получилось. Так как “Тритон” металлический, я примитивным способом устранял девиацию. К аппарату привязывал длинную жердину, на крышке которой крепился компас со снятым девиационным прибором. Компас показывает магнитный меридиан в этом районе. А сам садился в кабину с немагнитной отвёрткой, уменьшая воздействие девиации.

Матросы кругами плавают, меня прокручивают, а я с отвёрткой регулирую. У них – 0, у меня 2°, значит надо подкрутить.

Когда на Черноволосом море проводили испытания “Тритона”, для него был сделан прибор, который изобретатели называли “Безопасность”. Он должен был показывать глубину покойного безопасного плавания. Если погрузился глубже предела, у него должна была срабатывать сигнализация, и потом автоматически подключалась продувка цистерны. Как им предполагалось пользоваться? Горит зелёная лампочка – значит аппарат идёт на глубину от 3 до 7 метров. Если бездоннее – красная, потом продувка. В солнечный день вообще не видно, какая горит, да и цвет под водой меняется. Спрашиваю конструкторов: “Отчего прибор со стрелкой спрятали внутрь? Я же должен знать, на 3-х или на 4-х метрах идёт аппарат. Лучше просто поставить глубиномер”. Вразумительного ответа не получил. Такое впечатление, что изобретали попросту ради того, чтобы изобретать. Но постепенно в процессе эксплуатации изделие становилось все лучше и лучше.

Проверено на себе и десантирование…

В то пора ещё не было чётких методик и рекомендаций по спецназовским делам. Что можно, а что нельзя делать приходилось проверять на себе. Например, на какой скорости можно в амуниции прыгать с катера? Как лучше прыгать – лицом или спиной вперёд, с борта или с кормы? Прыгали в кильватер с торпедолова. Приходилось вначале все делать самому. Не посылать же матроса, когда неизвестно, чем все это закончится. Потом начали опробовать прыжки в воду с вертолёта. Вначале прыгали в снаряжении для хождения по грунту. На кислород переключались при вхождении в воду иначе – риск баротрамвы от удара воды по дыхательному мешку. Отрабатывали отчетливые действия при посадке на судно, высадку на острова, взаимодействие, сигналы, работали с резиновыми лодками, десантировались на воду с парашютом. 

…И тактика

Раз часть получила задачу во время учений силами водолазов-разведчиков заминировать крейсер. К тому времени мы уже начали плавать, получили ласты и костюмы ГКП-4. Ласты бывальщины отвратительные, на гидрокостюм не лезли. Приходилось переделывать самим, вырезая их ножом изнутри. В комплект подводного диверсанта входил аппарат ВАР-52 (водолазный аппарат регенеративный). Но матросы эту аббревиатуру расшифровывали по-своему – водолазный аппарат агента. Аппарат имел три дыхательных трубки, одна вдоха и две выдоха. Выдох по одной из них поступал в коробку ХПИ (химопоглатитель известковый), а иной на Оз.* Крейсер, который предстояло минировать, стоял, у причала в Таллиннском порту, на ремонте. Пошли мы со старшиной 2-й статьи Карповым Виктором Ефимовичем. На кораблях оглашена повышенная готовность. Матросы аж на шлюпках вокруг кораблей ходят и баграми в воде шуруют. Мы пошли под водой под всеми кораблями. Маршрут заблаговременно прикинули: транспорт, два эсминца, снова транспорт, баржи… Вода прозрачная. Ночь светлая. Штиль. Из-под воды корабли пять видно. Шли без связок, визуально. Подобрались к крейсеру, установили две магнитные мины, вернулись и доложили. На крейсере суета началась. Опускают фару, водолаза спускают.

Глядим, груза надели, а костюм не зажгутовали. Говорю: “Давай подойдём, ведь утопят парня. Да и толку от его спуска никакого. Как он им одинешенек все днище крейсера осмотрит?” Подошли на катере, предложили: “Давайте сами снимем!”

Они согласились. Сходили, сняли, мины продемонстрировали. Тогда же прочертили учения с выходом из торпедного аппарата и последующей атакой объекта. Наша группа высадилась на остров Плиясаар в Таллиннской бухте, захватила строи и условно уничтожила. После этого атаковали базу ВМФ в Таллинне. Первоначально в план входила высадка на рейде двух парашютистов-водолазов. Они должны бывальщины установить на боновое заграждение термитные шашки. Шашки должны были прожечь боны, в результате этого они утонут и отнимут порт бонового заграждения. В последний момент командование решило, что это будет слишком дорого, и парашютисты получили задачу минировать иные объекты. В книге А. Тараса “Подводный спецназ” эти действия описаны, как имевшие место, но на самом деле они только планировались. 

Освоение буксировщиков

Немножко позднее стали осваивать подводный буксировщик “Сирена”. Сначала его делали из корпусов немецких торпед, но ничего хорошего из этого не вышло. Доходило до анекдота. Приходилось “Сирену” загонять в торпедный аппарат кувалдой. Когда наладили специальный выпуск буксировщиков на заводе, дело пошло на лад. Способ выхода буксировщика из торпедного аппарата может быть различным. Можно зарядить ПСД (подводное средство движения) в торпедный аппарат вместе с водолазами и потом вытолкнуть наружу штанговым толкателем, а после запустить винты. А можно в один аппарат зарядить буксировщик, из другого выпустить водолаза и опять же вытолкнуть буксировщик штанговым толкателем, какой входит в штатное оборудование лодки. Когда с этим работаешь постоянно, то вроде бы все просто, но когда подводники видят все это впервые – у них шок. Шутка ли, ребята облекают гидрокостюмы, аппарат, садятся в торпеду, их заряжают в торпедный аппарат… И это матросы срочной службы?! Поначалу, в пятидесятых-шестидесятых пока все проблемы не отработали, разные случаи бывали. Например, заклинило как-то “Сирену” в торпедном аппарате. Ни туда, ни сюда. Четыре часа нянчились, слава Богу, что без людей. Экипаж лодки на нас как на инопланетян смотрел. 

Первые прыжки из вертолёта на воду

В начале 60-х сделались отрабатывать методику выброски на воду из вертолёта. Толчком послужил трагический случай, произошедший в вертолётном полку, который обеспечивал космические объекты. Вертолётчики полка обучены бывальщины садиться на корабли и обеспечивали поиск и подъем всего, что из космоса в океан падало. В полку была своя группа аквалангистов. Они-то и начали отрабатывать высадку водолазов из вертолёта и разом получили негативный опыт. А дело было так. Вертолёт стоял на площадке, а полностью одетый аквалангист долго сидел на жару. И вертолёт и водолаз раскалились. Наконец взлетели. Подошли к объекту, спустили аквалангиста на лебёдке. У воды он отцепился и исчез. Цепляют второго, а про первого позабыли… Через два часа нашли его на грунте. Мёртвого. Сначала перегрев, затем резкое охлаждение, сосуды и не выдержали.

Сквозь некоторое время смотрю в кино, как американцы на свои космические корабли, упавшие в воду, с вертолётов прыгают. Без всяких лебёдок. Размышляю, надо попробовать. Командир был в отпуске. На свой страх и риск беру вертолёт. Начальник штаба по неведению дал добро. Поднимаемся на Ми-4, за штурвалом командир полка Белан. Думаю – кого пустить первым? Если сам первым прыгну, то кто остальных выпустит? Со мной Юра Шитов был и Захаров Геннадий Иванович, тот самый, что после был в охране Ельцина и адмирала получил. Решил первым Шитова пустить, поскольку с вышки он лучше всех прыгал. Подлетели. На воде уже плавсредство дневалит, чтобы все “по уму” было. Тут борттехник жмёт кнопку “ПОШЕЛ!” Я ему: “Погоди, здесь я командую. Зависли. Спрашиваю командира: “Сколько вышины?” Отвечает: “Десять метров” Сам смотрю, но мне кажется, что больше. Говорю Шитову: “Давай!” Юра прыгнул, долго уменьшался в размерах, наконец взошёл в воду. Всплывает и показывает, что все нормально, но высоко. Спрашиваю командира: “А ниже можно? Он качает головой. А я ему: “Ты не виси, а иди с малой скоростью.” Он разворачивается и шагает по приборам со скоростью километров тридцать-сорок. Другое дело! Стал выбрасывать по кругу. Все прошло хорошо. Потом нашли ещё наилучший вариант. Берём фал длиной семь метров, выбрасываем за борт. Он наклонно идёт за вертолётом. Если воды касается, значит, вышина пять метров. Прыгать можно с комфортом. Но в этом деле была одна тонкость. На борт брали восемь человек, но кидать всех сразу нельзя. После отделения каждого вертолёт становится легче и поднимается. Если всех бросить в одинешенек заход, то последний с семнадцати метров прыгать будет. Поэтому бросали в два захода по четыре человека, как можно плотнее товарищ за другом. Отработали. Все нормально. Теперь надо попробовать с дыхательным аппаратом. Аппарат тогда был ИДА-59. С ним прыгал сам. Все прошло нормально, только часы потерял. Забыл, что при входе в воду воздух через манжеты вырывается. 

С неба под воду

После стали поступать парашюты для выброски на воду. Сначала С-4-В. Начали его испытывать на разных высотах и скоростях. Помню испытания в Феодосии в 1968 году. Надо было этот парашют изведать на скорости выброски 300 километров в час. Самолёт Ли-2 с огромным трудом эту скорость развивает. Других же в нашем распоряжении тогда не было. Скакали с 1100 метров с задержкой раскрытия десять секунд. Набрали полторы тысячи метров и пошли со снижением, иначе необходимой скорости не наберёшь. Самолёт аж весь трясётся, поскольку на такие полёты не рассчитан. Начинаю выпускать. Смотрю, у кого покрышка от аппарата полетела, у кого ласты сорвало, у кого что. Но это ничего. Главное парашюты сработали, и все удачно приводнились. Потом сидели и списывали унесённое вихрем имущество. Под это дело списали и то, что раньше пришло в негодность.

– Гидрокостюм?

– Пиши: “Во время испытательных прыжков сорвало динамическим ударом”. 

У парашютов С-4-В был положительный недостаток – соты для укладки строп были изготовлены из тесьмы. После намокания они здорово садились и из-за этого нередко случались перехлёсты. Как-то в Ленинграде скакали на залив в водолазном снаряжении. У Кондакова стропа перехлестнула купол точно через центр – глубокий перехлёст. Купол у С-4-В и так махонький и весь в конструктивных отверстиях, на нем на сушу и прыгать-то нельзя, а тут ещё перехлёст! Смотрю с самолёта. Господи помилуй! Все летят почти рядышком, а этот уже у воды, но запаску не открывает. Почему не пойму. Когда подобрали его с катера, у него все, на чем сидят, синее было.

– Отчего запаску не открыл?

– А я посмотрел, меня не крутит, иду ровно. Думаю, что её открывать? Вода все-таки. Уже когда приложился, понял, что и она твёрдая случается. 

Другой недостаток, который был у С-4-В – это очень чуткая расчековка. Сидишь в самолёте, чуть поёрзал, а он ПЫХ! и раскрылся. Потом уже сделали ПВ-2. Совершенно другое дело. 

Поиск допустимых скоростей

В Киржаче испытывали какую высоту и скорость выброски может вынести аппарат ИДА. Нужно было проверить, что в аппарате может сломаться при скорости выброски 500 километров в час. Съездил в Орехово-Зуево, получил ХПИ, в Мытищах взял контрольно-проверочную установку. Приступили к труду. Согласно задания скорость надо было набирать постепенно: 200, 300 и так далее. Я рассудил так. Если что на скорости 300 не сломается, а сломается на четырёх сотнях – резерва прочности все равно нет. Поэтому буду прыгать сразу на скорости пятьсот.

АН-12 идёт с нагрузкой оставляя в воздухе четыре нечистых шлейфа. Высота 1100 метров. Сначала выбросили манекен. Смотрим – что с аппаратом? Во-первых, слабо закреплены регенеративные коробки, во-вторых, шток клапана пробивает при ударе дыхательный мешок. А редуктор? Что ему сделается – детали концентрированные. Прыгнул сам. Нормально. 

…И высот.

Теперь возник вопрос выяснения максимальной высоты. Заложили сразу 12000 метров. Командировали меня в Томилино, на завод “Звезда”. Вначале проводили тренировку в барокамере. На тело прикрепили датчики. Одел водолазное белье, гидрокостюм, парашют, аппарат, ласты. Одним словом все что надеется. Камеру заморозили до минус шестидесяти, подсоединили кислород, а сами выскочили. Сижу, начинаю околевать. В первую очередь мёрзнут локти и колени. Полчаса дышу незапятнанным кислородом. Начинается десатурация – азот из крови выходит. Начали подъем. Перед глазами высотомер, самописцы. Гидрокостюм раздуваться начал, перчатки раздуваются, вокруг вакуум создаётся. Врачи в иллюминатор смотрят – потеряю сознание или нет. Дошли до 12000 метров. Начинаем спуск. Включили вентилятор и останки воздуха начали гонять по камере – имитация свободного падения. Постепенно давление нарастает, костюм обжиматься начал. Вначале скорость снижения 170 метров в секунду, а чем ближе к “земле” тем медленнее. Дошло до пятидесяти метров в секунду. Уже после барокамеры сделалось ясно, что матроса срочной службы с двенадцати тысяч бросать нельзя. Не дай Бог запаска откроется. Пока самолёт снизится, ему от парашютного прибора дышать кислородом. Даже мастера-испытатели, когда с подобный высоты прыгают, еле шевелятся и не полностью себя контролируют. Написали рекомендацию: “Бросать не выше восьми, восьми с половиной тысяч метров.” Так до сих пор и кидают…

Маскировка

Много внимания уделяли маскировке. Подходили к занятиям творчески. Такой пример. Задание группы – перехватить одну из РГСпН нашей же доли. Друг против друга “воевали”. На дороге роща. Если перед рощей засаду сделать – они же очень идут насторожено. Разрешил сделать захват с обратной стороны рощи. Группа условного противника обходит эту рощу. И, когда они уже успокоились, мы их прихватили. 

Как это вышло. Сначала разведали, где они организуют базу. У меня полгруппы имело маскировочные комбезы летние, полгруппы зимние. Стали решать, как подобраться. Перед нами отворённое поле с некоторым понижением. Принимаем решение. Ту группу, которая должна их отловить, одеваем в летние комбезы. Дело в том, что дело к весне и на белоснежном снегу просматриваются оттаявшие кучи удобрений. И мы, изображая кучу навоза, плотной группой стали двигаться по белому снежному полю. Издали не отличить, перемещаемся мы или нет (огромное бесформенное пятно в темноте от остальных не отличается). И мы вышли на то место, где ожидался проход противника. Возлежим на снегу, замерзаем. Лежим час или больше, терпим.

Дождались. Противник проходит группой мимо нас буквально в 3-5 шагах. И когда с нами поравнялся заключительный, даю резко команду: “Ложись!” они все падают. Мои вскочили. Вырвали у них автоматы. Отобрали магазины и отпустили. Мы свою задачу выполнили. Назад в часть возвращались круговым путём. Часа через два появилась замёрзшая и злая РГСпН “условного противника”. Оказывается, они нас ожидали на пути в часть, чтоб сквитаться, засаду устроили. 

Вывод: никогда не возвращайся на базу по самому удобному маршруту. Лучше крюк сделай, цельнее будешь.

Главное – не бояться ответственности

Любой спецназ держится на энтузиазме одиночек. Когда собирается коллектив энтузиастов, получается самый наилучший результат. В конце пятидесятых, начале шестидесятых годов все вопросы подготовки личного состава и освоения снаряжения решались на степени командования бригады. Минимум директив и указаний из штаба ВМФ. Что можно и что нельзя решали сами. Правила тоже сами основывали. Если что-нибудь делать нельзя, запрещали, но предварительно убедившись на личном опыте – действительно нельзя. Новые образцы амуниции, которые изобретала “наука”, испытывали сами и решали, подходит или нет. Если с изделием с трудом работал опытный водолаз, то удобопонятно, что матрос им пользоваться не сможет. Но самое главное в том, что в то время во главе спецназа стояли люди, прошедшие войну в разведке. Они не страшились принять решение и взять ответственность за него на себя. Побольше бы таких сейчас.

Мечта

Служба была интересная и частично позволила реализовать мечтание о небе. Если не летал, то хоть попрыгал с парашютом достаточно. Однако к 1974 году встал вопрос об увольнении в резерв. Дело своё, к которому всей душой прикипел, бросать было жаль. Ещё в пятидесятых, когда первые “Протеи” чувствовал, познакомился с руководителем ОКБ подводной техники Ленинградского Кораблестроительного института Трошиным. Потом много вместе приходилось работать. После увольнения в резерв перешёл под его начало. Двадцать шесть лет здесь отработал. Попутно преподавал в водолазной школе. Работа любимая, правда душе авиации не хватает. Кушать мечта на параплане полетать…

Вот такая у человека судьба. Море и небо, спуски на огромные глубины и прыжки из стратосферы. Он стоял у истоков создания спецназа ВМФ и весьма много сделал для повышения его боеготовности и технического оснащения. Время идет. И фамилию Авинкин, который был и остается живой преданием спецназа, уже знают не все. Но помнить ее и ряд других, таких как Бекренев, Прохватилов, Савичев современные спецназовцы должны, как должны и знать историю создания своих долей. Кто не помнит прошлого, у того нет будущего.

В. Афонченко