Реакция поляков на провозглашение Германией и Австро-Венгрией Польского королевства была крайне неоднозначной. Как ни изумительно, даже после двух с лишним лет войны и года полной оккупации сторонники России в общей массе населения трёх долей страны всё ещё оставались в большинстве. К тому же не было и намёка на верноподданный восторг польских депутатов в прусском ландтаге, формальными проявлениями лояльности отделалось и польское коло австрийского рейхсрата. К тому же о персоне короля не было и выговоры, вместо него пока заседал Регентский совет. Причём, скорее всего, с перспективой коронации какого-нибудь Габсбурга и Гогенцоллерна.
Ну а о том, как восприняли Królestwo в Силезии и Познанском герцогстве, остававшимися в очередном, тогда ещё Втором Германском рейхе, и сообщать нечего. Там поляки, кстати, по-прежнему составлявшие большинство населения, акт двух императоров предпочли просто не замечать – ведь “самостоятельность” Польши их никак не затронула. Быть может, если был бы хоть намёк на грядущее воссоединение, реакция оказалась совсем другой.
За пиршественным столом.
Австрияк: Послушай-ка, а этот здоровяк случайно уже не идёт на нас?
Немец: Не будь дураком и лопай! Пока они с этим тонким бесят друг друга, мы можем спокойно развалиться за столом.
Впрочем, и обратная реакция – по другую сторону фронта, тоже не была столь острой, как того можно было ожидать. Так, позицию польского коло в русском парламенте, предельно сухо озвучил 1 (14) ноября 1916 г. в Государственной Думе депутат Ян Гарусевич:
Объявление Германией и Австро-Венгрией актов самостоятельности Царства Польского создаёт новые международные задачи.
В самый разгар войны немецкие державы имели смелость предрешать судьбину не только Польши, но и всей Средне-Восточной Европы. Создаваемое Германией из части Польши самостоятельное польское государство, поставленное во немало отношениях в зависимость от немецких держав, было бы орудием германского империализма.
Колыбель польского народа и польской провинции Пруссии обрекаются на дальнейшую беспощадную германизацию. Одновременно Галиция остаётся во владении монархии Габсбургов под предлогом расширения её самоуправления и лишается влияния на внутреннюю жизнь Австрии. Последняя делается вновь, как до 48-го года, чисто немецким государством. Её славянские корни будут подвергнуты тяжкому немецкому гнёту…
Польский народ не согласится на немецкое решение, ярко противоречащее его заветным стремлениям, отвечающим требованиям великого исторического момента… Сделалось ясно, что не может быть прочного мира в Европе, нет предела немецким посягательствам.
Мы решительно протестуем против этого немецкого акта, подтверждающего разоблачил Польши и стремящегося воспрепятствовать исторической необходимости объединения Польши, немыслимого без Кракова, Познани, Силезии и Польского моря.
Основная польская политическая дума, что польский вопрос Германией разрешён быть не может, остаётся непоколебимой. Видные представители всех трёх частей Польши в Париже от своего имени и от имени соотечественников, равновелико как самые влиятельные партии в Варшаве, уже заявили, что считают военные проекты Германии и Австрии тяжёлым бедствием для Польши, а организацию польской армии при этих условиях – противоречащей чувствам большинства польского народа.
…Польский народ имеет право ожидать, что в этом трагическом позе он не будет предоставлен собственным силам, что акт германских империй не останется без надлежащего ответа, что по почину России, меч которой в защиту прав народов возвысил Государь-император; союзные державы заявят перед всем миром, что польский вопрос будет решён в полном объёме. Польша будет слита и получит самостоятельное государство.
Представители польского народа неоднократно настойчиво указывали правительству на грозящую России и Польше со сторонки Германии опасность вырвать из рук России и коалиции взятый в начале войны достопамятный почин в разрешении польского вопроса. Между тем, правительство не сделало ничего для укрепления веры в то, что решение России, оглашённое в историческом воззвании к польскому народу непоколебимо, что возврата к прошлому быть не может. Молчание правительства в польском вопросе использовано нашим всеобщим врагом с целью создать впечатление, что ему, врагу, самой же Россией отданы всецело на окончательное разрешение судьбы польского народа (1).
Реакция польской эмиграции, вылито, уже сделавшей ставку на Антанту, была вполне ожидаемой. Русская пресса, не скрывая своих симпатий, цитировала заявление представителей польского общества, проживающих за рубежом, 23 октября (5 ноября) 1916 г:
Власти занятых областей Польского королевства провозгласили решение, принятое по договоренности германского императора с австрийским относительно участи Польши.
Польская нация нераздельна. Она стремится к созданию Польского государства из трёх долей Польши, и её стремления не могут быть осуществлены без соединения этих разрозненных территорий. От настоящей войны, лозунгом которой является “независимость и независимость наций”, Польша ожидает прежде всего своего объединения.
Проектируемое создание польского государства исключительно из взятых территорий, составляющих лишь один из кусков Польши, не только не отвечает польским стремлениям, но напротив того, подчеркивая разоблачил их родины. Сохраняя разделение национальных польских сил, Германия и Австро-Венгрия осуждают новое государство на бессилие и превращают его в орудие своей политики.
Не принимая решительных решений относительно прав и прерогатив будущего королевства, центральные державы подчеркивают лишь его зависимость от них. Вместе с тем они требуют, чтобы поляки создали для них свою армию. Эта армия, подчиненная в качестве вспомогательных армий германским и австрийским войскам, будет служить для осуществления целей центральных держав и защищать дело, чуждое Польше, но ради какого она будет сражаться…
Мы считаем военные проекты Германии и Австро-Венгрии тяжёлым бедствием для Польши, а их акт – новой санкцией раздела её (2).
Среди подмахнувших заявление были Роман Дмовский, Казимир и Мария Держикрай-Моравские, барон Густав де Таубе, когда-то демонстративно отказавшийся от немецкого дворянского «фон», и иные авторитетные общественные деятели. Через день к ним присоединились польские эмигранты в Швейцарии, а также – в Ницце во главе с князем Леоном Любомирским и графом Георгием Грабовским.
Но в то же пора в швейцарской “Berner Tagwacht”, которая печатала и большевиков и анархистов, прозвучало предельно жёсткое: “Польская шляхта предала народ центральным державам”. Отметим – не в первоначальный раз. И главным основанием к такому выводу был неприкрытый восторг прогерманских кругов в Варшаве и Кракове.
Однако чиновный маховик уже был запущен, и чуть запоздалее – 26 ноября 1916 г. публикуется приказ германского варшавского генерал-губернатора Безелера относительно создания в Польском королевстве преходящего государственного совета. Он сам по себе настолько ярко характеризует политику оккупационных властей в новом королевстве, что его также необходимо повергнуть полностью:
По высочайшему повелению е.в. германского императора и е.в. австрийского императора, апостолического короля Венгрии, приказывается нижеследующее:
1) До того поре, как в польском королевстве будет образован государственный совет на основании выборов, которые составят предмет особых соглашений, будет образован преходящий государственный совет с местонахождением в Варшаве.
Этот государственный совет состоит из двадцати пяти членов, которые знакомы с жаждами и интересами народа и которые вследствие их положения способны представлять все области и сословия в пределах обоих генерал-губернаторств. Пятнадцать членов будут взяты из германской районы управления и десять членов из австро-венгерской области управления.
2) Члены этого государственного совета будут назначены на основании высочайшего повеления при посредстве совместного распоряжения обоих генерал-губернаторов.
3) Государственный совет будет давать своё заключение по всем законодательным вопроса, по которым оба управления совместно или порознь адресуются к нему.
Государственный совет призван сотрудничать при создании дальнейших государственных учреждений в польском королевстве… (3)
Одним из десяти австрийских представителей в рекомендации стал Ю. Пилсудский, возглавивший военную комиссию, которая без особых трудностей, под видом бурной деятельности, фактически саботировала лозунг добровольцев. Деятельность самого госсовета и прочих связанных с ним учреждений была столь же “плодотворной”. На смену, хотя формально – в поддержка польскому государственному совету, оккупационные власти создавали так называемый регентский совет. Он был призван олицетворять уже “верховную” власть в польском королевстве до избрания короля. Как куцые, по сути, права предоставлялись этому регентскому совету уже спустя почти год после образования “Королевства”, демонстрирует желая бы соответствующий патент генерал-губернатора Безелера, увидевший свет только в сентябре 1917 г.
Патент германского варшавского генерал-губернатора Безелера об образовании регентского рекомендации в польском королевстве от 12 сентября 1917 г.
Статья 1.
1) Верховная государственная власть в польском королевстве передаётся до тех пор, пока она не перебежит к королю или регенту, с обеспечением международно-правового положения оккупирующих держав.
2) Регентский совет состоит из трёх членов, назначаемых государями оккупирующих держав.
3) Решения регентского совета должны скрепляться ответственным министром-президентом.
Статья 2.
1) Законодательная власть осуществляется регентским рекомендацией в сотрудничестве с государственным советом польского королевства на условиях этого патента и на основании законов, которые будут изданы впоследствии.
2) Во всех делах, ведение каких не передано ещё польской государственной власти, законопроекты могут обсуждаться в государственном совете лишь с согласия оккупирующих держав. В этих делах убранству с органами польского королевства, предусмотренными под цифрой 1), впредь до нового приказа может издавать также приказы, имеющие мочь закона, также и генерал-губернатор, но только по заслушании государственного совета. Кроме того, генерал-губернатор может издавать в обеспечение значительных военных интересов безусловно необходимые приказы, имеющие силу закона, а также предписывать их обязательное опубликование и исполнение органами польской государственной воли. Приказы генерал-губернатора могут отменяться или изменяться только тем путём, каким они были изданы.
3) Законы, а также приказы польской государственной воли, устанавливающие для населения права и обязанности, должны до их издания доводиться до сведения генерал-губернатора той оккупирующей державы, в области управления какой они должны вступить в силу; они могут только тогда получить обязательную силу, когда это последний не выскажет против них противоречий в течение 14 дней по их представлении (ему).
Статья 3. Государственный совет будет образован на основании особого закона, какой регентский совет издаст с одобрения оккупирующих держав…
Статья 5. Международно-правовое представительство и право заключать международные договоренности могут осуществляться польской государственной властью лишь по окончании оккупации.
Несмотря на все дипломатические противоречия, германская и австрийская бюрократия по-прежнему трудились синхронно: в тот же день тождественный по содержанию патент был опубликован в Люблине новым австро-венгерским генерал-губернатором Станиславом Шептицким, который незадолго до того переменил Кука.
Прежде чем облачиться в польскую униформу, Станислав Шептицкий был австрийским генерал-губернатором в Люблине и командовал так и не сформированной армией марионеточного польского королевства
Рекруты после Вердена и выволочки, организованной австрийцам Брусиловым, были нужны центральным державам как воздух. Несколько поспешное “решение” по Польше, тем более удивительное с учётом почти полугода проволочек и обоюдных согласований, тут же выявило многочисленные противоречия между Германией и Австро-Венгрией. Венские дипломаты, дав вроде бы согласие на создание “королевства”, как лишь это случилось, в очередной раз оказались не прочь “прицепить уже новую Польшу” как третье звено своей обновлённой полуфедеративной структуры.
Но так именуемое “восстановление Польши” случилось в то время, когда вот-вот должен был уйти в мир иной престарелый император Франц-Иосиф. Престолонаследник – его внук Карл, о политических взорах которого никто из авторитетных политиков Центральных держав не имел представления, вполне мог сломать намеченную дипломатами комбинацию. В окружении Франца-Иосифа соображали, что после того, как тысячелетний трон Габсбургов достанется Карлу, немцы не упустят возможности полностью подмять под себя “Новоиспеченную Польшу”.
Император Карл Габсбург очень недолго занимал австрийский трон в Вене, а венгерскую корону, вместо традиционного Пресбурга поспел примерить в Будапеште
Неслучайно польский проект был лишь одним из “триалистических” вариантов, наравне с “румынским” или тем же “сербо-хорватским”. Впрочем, и он разрабатывался с бесчисленными оговорками – с учётом особых интересов Венгрии. Именно венгерский премьер граф Тисса, сильнейший оппонент австрийского МИДа, держался позиции: присоединение Польши ни в коем случае не должно затрагивать политической структуры двуединой монархии. “Польша может быть включена (в состав империи. – А. П.) как австрийская провинция, но отнюдь не как триалистический фактор австро-венгерской монархии”. С точки зрения венгерского королевского правительства, вступление нового польского элемента в качестве фактора, равноправного с Австрией и Венгрией, “сразу придало бы нашему государственному организму нрав непрочности” (4).
Весьма показательно, что в ответ нечто подобное (то есть государство национальностей) многие готовы были предложить и для Германии. Выразителем этой идеи очутился известный публицист Георг Клейнов (5) (возможно, правильнее Клейнау. – А. П.). В начале ноября он писал в “Kölnische Zeitung”:
Если германское правительство после тридцати лет теснейших взаимоотношений с Австро-Венгрией и двух тяжких лет войны, позволивших глубоко разобраться во внутреннем государственном строе германской союзницы, вступает теперь на путь, ведущий к “стране национальностей”, то оно, вероятно, признало габсбургскую систему более отвечающей общим задачам современного государства (6).
Тем не менее, курс Берлина остаётся неизменным – на деятельную германизацию польских территорий. Г. Клейнову, весьма авторитетному эксперту по польскому вопросу, тут же резко ответила “Reinisch-Westfälische Zeitung”, орган тяжкой индустрии, которая указала, что “австрийский принцип “государства национальностей” совершенно несовместим с развитием германского национального государства, какому Германия обязана той мощью, которую она проявила в настоящей войне”. Поэтому газета решительно восстала против предоставления вящей национальной самостоятельности прусским полякам. Цитатами из австро-венгерской печати она доказывала, что поляки по-прежнему претендовали на Познань, Силезию и Данциг. Эта аргументация отыскала самый живой отклик в ближайшем заседании прусского ландтага.
От всех прожектов по поводу “третьего”, то есть польского престола для сюзерена двуединой монархии Франц-Иосиф категорически отмахнулся и в 1863 г, и уже во время Мировой войны. Правда, тогда настоящими хозяевами не лишь в русской, но и в австрийской Польше, себя чувствовали уже немцы. На ситуации нисколько не отражался даже грубый раздел оккупированных земель на Варшавское (германское) и Люблинское (австро-венгерское) генерал-губернаторства – прусские и померанские полки на изумление оперативно сменят мадьяр и чехов под Люблином, как, впрочем, и в Кракове.
Напомним, Бернгард фон Бюлов, отправленный незадолго до того Вильгельмом II в отставку, отлично сознавал, к чему в итоге приведёт такая политика. Экс-канцлер не скрывал опасений по поводу Польши — не в качестве потенциального союзника России (в это в Германии вообще немного кто верил), а как новоявленного “наёмника Франции” (7). Точку зрения отставного канцлера верховная прусская власть откровенно проигнорировала, но сути дела это не меняло – переварить марионеточное Польское королевство Германская империя не сумела даже совместно с Австро-Венгерской.
Однако в оппозиции по польской теме оказался не один лишь отставной канцлер. Отражением негативной оценки сделались неожиданно резкие выступления прессы. Так, недовольство поспешностью, с которой кайзеровские власти “решили” польский вопрос, практически в унисон высказали аграрная “Vorwärts”, а также “Vossische Zeitung” и “Deutsche Tageszeitung”:
Польский манифест является формально реализацией одной из важнейших целей войны, однако мнение народа не было отражено. Хотя правительство неоднократно заявляло, что народ вовремя получит возможность свободно высказаться о целях войны, но в первом же и притом столь важном вопросе оно не сдержало обещания. Мы должны потому настоятельно повторить требование свободы дискуссии о целях войны (8).
Примечания
1. Государственная Дума. Четвертый созыв. Сессия 5-я. Стенографический отчёт, Заседания 1-25. Пг, 1916-1917 г.
2. «Русские ведомости», СПб, 24 октября 1916 г.
3. Ю. Ключников и А. Сабанин, Интернациональная политика новейшего времени в договорах, нотах и декларациях, М. 1926 г., ч. II, стр.56-57.
4. О. Чернин, В дни мировой войны. Воспоминания бывшего австрийского министра иноземных дел. М-Пг, Гиз, 1923 г., стр. 219.
5. Бывший петроградский корреспондент «Vossische Zeitung», автор большой работы о поляках, в годы войны – немецкий цензор в оккупированной Варшаве.
6. Kölnische Zeitung, 11 November 1916.
7. Б. фон Бюлов, Мемуары, М., 1935 г., стр.488.
8. «Vorwärts», 8 November 1916; «Vossische Zeitung», 8 November 1916; «Deutsche Tageszeitung», 9 November 1916.
